Запретный дневник - Юрий Барков

Если веришь в Бога, неправильно думать, что мир предметов вокруг бездушен. Ведь во всем есть частичка Творца, частичка Его созидательных усилий, Его спермы. И материальный мир вокруг нас не может быть бездушен, нет. Он не подчиняется слепой формальной логике точно так же, как и мир живой природы. И доказательство этому, обоснование — вот: моя Мария. И наша любовь.

Июль, 30

Вернулись из Парижа мои, дочка и жена. Довольные сверх меры и загорелые: в Париже было жарко — люди купались в фонтанах, бляди ходили топлесс — вообще без верхнего (я пожалел, что этого не видел). Пообедали. Дочка умелась к подружке хвастаться, а мы с женой расположились поебаться. И то — соскучились. Я же еще дополнительно был рад, что дожил до их возвращения. Потому что, честно говоря, я каждую минуту сейчас готов к смерти. И вся эта доморощенная настроенческая эсхатология придает особую остроту необходимости секса — как подтверждения собственного наличного существования.

Дочка ушла, и жена направилась в ванну мыться. Я быстро разделся и присоединился к ней.

Какое удовольствие мыть свою женщину! Ощущать ладонями приятные неровности ее тела: груди, животик, ягодицы. Ласкать пальцами все ее закоулки и потайные места — под сиськами и в трещинке между ног. Когда она откровенно все позволяет и тает от удовольствия, шутливо отстраняясь и как бы негодуя на мужскую наглость, в то же время больше всего на свете желая, чтобы я не останавливался. Кое-как мы вместе с нею домываем ее, я помогаю ей выбраться из ванны, обтираю ее полотенцем, давая полную волю рукам, и она, раскрасневшаяся, возбужденная и уже влажная в промежности, говорит:

— Давай теперь — я тебя.

Распаленный и нетерпеливый, я все-таки соглашаюсь продлить еще эту прелюдию и забираюсь в ванну. Не меньшее удовольствие, чем мыть самому, отдаваться рукам моющей тебя женщины. Ощущение — как в детстве от рук матери, когда ты чувствуешь не только приятную ласку прикосновений, но и свою защищенность и уют как бы создаваемый тебе этими ладонями. При взаимной любви жена заменяет мать в наших тактильных ощущениях. Но вот жена добирается до паха.

Какие ощущения она испытывает, намыливая мне яички и торчащий член? Видимо, сильные, ибо никак не может оторвать от них свои руки. Тут я внутренне совершенно «отпускаю» свою страсть, не думаю больше о пенисе: он становится для меня как бы совершенно посторонним предметом. Но я абсолютно уверен в нем, а, как известно любому мужчине, в такой ситуации хуй стоит уже как бы сам по себе совершенно несгибаемо. А я, имея такую свободу, полностью растворяюсь в руках ласкающей меня жены и буквально впитываю нежные прикосновения ее пальцев. А она в игре с моим телом уже дошла до полной интимности: массируя член то и дело обнажает залупу, берет меня за яички и, подсовывая пальцы поглубже, щекочет задний проход. Ее безостановочные действия еще упрочивают и без того драконовски стоящий хуй. Мытье остальных мест она уже давно бросила. Эти действия распаляют и ее, но она хочет, видимо, довести себя до высокой точки полового кипения, и потому не собирается тормозить. Женщины так же возбуждаются, лаская мужчин, как и мужчины, тиская женщин. Для проверки я сую руку ей между ног. Она охотно разъединяет бедра, давая свободный доступ моим пальцам. Ее промежность мокрая и скользкая, и мой большой палец легко проныривает между ее губок и проскакивает во влагалище. Не в силах выдерживать долее, я выбираюсь из ванны. Жена вытирает меня полотенцем, я едва не кончаю в ее ладонях. Мы идем к постели, я продолжаю держать палец в ложбинке между ее ягодиц — у нее уже везде мокро; мы забираемся в кровать. Я специально ложусь рядом с ней, и начинаю оглаживать обеими руками мою вожделенную. Она же берет мой хуй и держит его в кулачке, ведет меня со своей страстью все ближе к извержению, но на самом краю замирает, и я сдерживаюсь, чувствуя, как набухаю невыплеснутой спермой. Тогда она пододвигается под меня, я втыкаю свой бердыш и говорю:

— Поздравляю с приездом.

Она улыбается в ответ:

— Сегодня в меня — можно.

А это значит, что сегодня она обязательно дойдет до оргазма, как и я — до высшей точки, независимо друг от друга. И она уже начинает двигать мне навстречу своей жадной пиздой, доводя меня до последней степени возбуждения, перейдя которую я отключаюсь от мира и плыву в инобытии, где единственная реальность — ее пизда и где я путаю тела: свое и жены. И я по ходу дела спускаю, изливаю в нее свою сперму, но даже и это теперь не главное, потому что мои окончательные судороги длятся и длятся, перейдя из финала в процесс. Жена тоже кончает долго, уже самостоятельно, пока я зависаю над ней недвижно, опираясь на локти и колени, и мы расходимся, как два полюса, соединенных силовыми линиями любви, и то, что происходит между нами, есть основание жизни и бытия. Обессилев, я отдыхаю на ней, и она подбадривающе и дружески пожимает вагиной мой обмякший член, не торопясь увернуться от него. После чего она едва ли не подо мной засыпает.

Я выпрастываюсь из объятий и ложусь рядом с Марией. Пытаюсь виновато заглянуть ей в глаза. Она упорно отводит взгляд книзу. Но наконец мне удается! Глаза ее блестят издевкой. Она насмехается надо мной! Все мое восторженное порхание в жениной пизде для нее — тьфу! И я понимаю: как еще может относиться к этим восторгам женщина, испытавшая внутри себя само Божественное парение!

Июль, 31

В последний день перед отъездом решил сходить в церковь. Не знаю сам зачем: испросить благословения на отпуск, что ли? Взял с собой Марию: она тихо прикорнула в нагрудном карманчике. В храме было много народу: не то праздник, не то так собрались. Последнее время меня тянет в церковь все больше. Душа конец свой чует? Я ощущаю себя так, будто за последний год прожил большую часть оставленной мне Господом жизни и исчерпал ее. Я чувствую, что постарел лет на двадцать. А моя возлюбленная — ничего: Мария не изменилась. Впрочем, неудивительно: какой надо быть, чтобы выглядеть двухтысячелетнней старухой! Здесь количество лет уже не играет роли. Она осталась какой была, когда с рождением сына вошла в бессмертие. Такой любил ее Бог, такой же точно люблю ее я.

Суровый Соперник взирал на нас с купольной высоты. Я достал показать Ему мою Марию. У Него Марий тут целый гарем, вернее — она же одна! — целая галерея. Но такой, как у меня, нет. Моя иконка лучше любой евойной. Как и моя любовь.

Август, 1

В поезде. Катимся себе с Марией на юг на нижней полке, отдыхаем. Большего уюта, покоя и одиночества, как на нижней боковой полке плацкартного вагона, даже трудно себе представить. Своего рода одиночество в толпе. Когда всех вокруг столько, что как бы никого и нет: все равно со всеми не перездороваешься. Рай — входим с нею в совокупление когда угодно, утром, днем, вечером — под одеялом: никому нет дела.