Берестяная грамота - Юрий Иванович Когинов

велик, кто знает, откуда покажется бригада…

Оставшись один, Серёга снял телогрейку, расстегнул воротник рубашки. Не удалось ему в эти дни как следует повоевать. Журкович ни на шаг не отпускал от себя Серёгу. Конечно, они тоже стреляли в фашистов, когда те шли в атаку. Но это что… Вот когда сами партизаны поднялись на немцев — тут другое дело! Но Журкович в этот момент взял да услал Серёгу в штаб, к Калачёву. С донесением, конечно, послал. Только Серёга-то понимал: не хотел пустить его Никифор Евдокимович в самое пекло.

Ничего! Вот подойдёт особая бригада, примут они Серёгу к себе в разведку. Все бойцы в ней москвичи, а он — местный, знает каждую тропку вокруг. Где найдёшь лучше разведчика?

Повернулся Серёга на другой бок и замер: зашуршало рядом в кустах и два пушистых комочка выкатились на опушку.

— Зайцы! — ахнул Серёга. — Надо же! Война кругом, а в лесу живность водится. Вот пострелята… Видно, молодняк.

Два пушистых пегих зайчонка бросились в поле. Отмахали метров, наверное, сорок, присели, осторожно вытянув уши. И снова пустились по полю. Но сделали всего несколько прыжков, как разнёсся гулкий взрыв и, словно чёрный куст, поднялась над полем густая пыль.

Серёга прижался к земле. Неужели снова объявились немцы и бьют из орудий?

Он беспокойно осмотрелся. Всё оставалось по-прежнему — тихий, свой лес за его спиной и мирная рощица напротив.

«Э, да поле, наверное, заминировано», — подумал Серёга.

Он поднял автомат и пустил длинный росчерк пуль рядом с тем местом, где скакали зайцы, и чуть вперёд, по направлению к рощице. Один за другим ударили два новых взрыва.

«Точно, — решил Серёга. — Противопехотные, лёгкие мины, если взорвались даже под зайчишками. А может быть, и проржавевшие противотанковые. Наверняка ещё с той поры, когда здесь проходил фронт. Эх, знать бы об этом поле дня два назад — загнали бы сюда фрицев!»

Серёга представил, как подрывается на минном поле фашист за фашистом. Но мысли его внезапно оборвались. Показалось, из рощи вышел человек. За ним — второй, третий… Нет, не пригрезилось — люди!

Коля гордился, что шагает рядом с Горловым. И в бою у Старых Рубчей тоже был рядом. И вместе с майором первый раз в жизни стрелял из пистолета, когда увидел бегущих через дорогу фашистов.

Это здорово — быть рядом с командиром!

Лишь иногда смущает Колю, что не часто удаётся с майором поговорить. На привалах тот рассматривает карту, отдаёт приказания. Даже на марше глянет на Колю, тихо улыбнётся и лишь вздохнёт.

«Обузой, наверное, меня считает», — опускает в этих случаях Коля глаза.

Только не думает так Горлов о Николае. Наоборот, очень хорошо ему оттого, что с ним — сын Матрёнина. Свою десятилетнюю дочь Лиду он уже не увидит, не улыбнётся ей. В самый первый день войны фашисты расстреляли и жену и дочь Горлова…

Когда-нибудь об этом узнает Коля. Но не теперь. У него своя незажившая рана.

Коля набирается храбрости:

— Товарищ командир, вы где остановитесь в Дедкове, где будете жить?

Положил Горлов руку на Колино плечо — так стало хорошо!

— Думаю, мéста в городе хватит. А ты как считаешь?

— Живите у нас! Я вас никуда не отпущу… — И краснеет. — Правда, я уже Ряшина и Зайкина пригласил. Так это же удобно: радист и рация всегда при вас.

Смеётся Горлов:

— Вижу, целый штаб решил у себя расквартировать? Что ж, посмотрим. Вот дойдём…

Подбегает связной:

— Товарищ командир, на той стороне поля — человек.

Горлов подносит к глазам бинокль:

— Кажется, свой, партизан… Передайте по цепи: залечь… Разведчиков ко мне.

Через поле к Сергею шли девять человек.

Солнце, слепившее глаза, мешало разглядеть их форму. Но это были не партизаны. Выделялись островерхие пилотки. И в первый момент Серёга даже обрадовался: вот он только подумал о немцах, а они и в самом деле сами прут на минное поле. Идут себе и не подозревают, что впереди — смерть.

Но Серёга думал так до тех пор, пока люди двигались строем, один за другим. Когда же они рассыпались цепью и, подняв автоматы, стали призывно крутить у себя над головами, Серёгу обожгла страшная догадка: «Наши! Это особая бригада!»

Что-то надо было предпринимать. Серёга тоже поднял вверх свой ППШ и стал описывать над головой круги. И крикнул что есть силы:

— Мины! В поле ми-ны!..

Идущие навстречу тоже что-то выкрикнули. Но поскольку Серёга слов не разобрал, он понял, что до красноармейцев не дошло его предостережение.

Тогда он дал вверх короткую, предупреждающую очередь. Но красноармейцы, приняв его выстрелы за приветствие, тоже отсалютовали из автоматов и ускорили шаги.

Серёга, наконец, скрестил над головой руки:

— Нельзя! Впереди ми-ны!

Красноармейцы приближались.

Теперь уже можно было разглядеть каждого. В самом центре — среднего роста, худощавый. Слева от него — совсем щупленький, похожий на мальчишку. С правого края — полный, огромный, как медведь: идёт вперевалочку…

На Серёгином лбу выступила испарина… А может быть, мин нет? Красноармейцы прошли уже половину поля… Прошли — и живы… Может быть, те, что взорвались, единственные? Пусть подойдут поближе, тогда можно громче крикнуть, повернуть назад, вызвать сапёров… Но нет, этого нельзя допустить, нельзя, чтобы они шли и шли вот так на глазах, когда впереди — смерть!

Серёга пробегает по полю метров десять.

«Надо ещё немного пройти. Ещё чуть-чуть, чтобы сблизиться, — успокаивает себя Сергей. — Всего несколько шагов до того места, где были зайцы. До того места…»

Он идёт, стараясь не смотреть под ноги. Стараясь всё время смотреть на тех, кто идёт впереди.

Серёге жарко. Со лба течёт. Горячо стало за воротом, под мышками. Он опускает руку в карман пиджака, чтобы вытащить платок и утереться. Но вместо платка в руке оказывается берёзовая, утыканная цифрами спиралька.

«Эх, вот что я забыл сделать — шифр разгадать! — И тут же, как это бывает с людьми в мгновения самого крайнего душевного напряжения, его осеняет догадка: — Да это же и не шифр вовсе! Наверняка Колян отпечатал берёсту! Точно! Он в типографии газету выпускал? Выпускал. И нашли мы берёсту там, где они с корреспондентом бой вели! Точно, точно, Колянова берёста! И как это я сразу не сообразил… Погоди, погоди! А не сам ли Колян идёт? Вон там, рядом с худощавым? Всё может быть — Колька ведь в Москве, а бригада — московская…»

Сергей проводит сухим, шершавым языком по верхней, тоже сухой и горячей губе.

— Ко-лян! — пробует он проверить свою догадку. — Колян! Ма-трё-нин!..