Америка-мать зовёт? - Оксана Лесли

ней. Может, из-за своего либидо, убитого болезнью, он бесился, что не чувствует себя мужиком?

Роб все время на что-то жаловался: то у него изжога, то мигрень, то тошнота, то понос, то слабость, то боль в шее, то бессонница. Купался раз в три-пять дней. В свои сорок три он поседел, а отпущенная белая борода делала его страшным и грозным. Он был похож на Деда Мороза из малобюджетного фильма ужасов, с мешками под глазами и красными конъюнктивами. Недовольный жизнью и всеми, он грозился то уехать в неизвестном направлении, то застрелиться. Интересно, что его сдерживало? Надежда выздороветь или страх смерти?

Роба, казалось, бесило все. Ее голос. Ее акцент. От стройной фигуры жены не осталось и следа, грудь увеличилась до пятого размера. Он называл ее «свиньей» и «коровой» за полноту, считал, что она должна ходить в тренажерный зал и брать с собой сына в машинном кресле. Когда он затягивал эту оскорбительную песню, Марина представляла себя на сцене в стриптиз-баре, ядреной стокилограммовой танцовщицей на шесте, расстреливающей сладким молоком своих арбузоподобных грудей зрителей-мужиков. И тогда ей становилось смешно и глупые мужнины оскорбления-обзывалки отскакивали от нее, как пули от бронетранспортера. В конце концов, она – здоровая, она сможет сбросить вес, а сможет ли он выздороветь и вернуть себе рассудок, это еще под вопросом.

Новорожденный, по мнению отца, был «похож на обезьяну», и Роб удивлялся, почему все пытаются найти в нем черты родителей. Запах детских срыгиваний он называл «тухлятиной».

Марина считала, что муж ее должен был боготворить: ведь она несколько раз спасла ему жизнь, вовремя вызвав скорую помощь, родила здорового малыша. А он сокрушался, что стал отцом! Откуда в людях берется неблагодарность? Наверное, болезни имеют такую власть над сознанием, засоряя реальность, отнимая рассудок. Роб был не в состоянии сесть за руль, сделать покупки, приготовить ужин, не помнил, какие лекарства когда принимал, и у него поворачивался его обложенный язык так ее обижать. Его слова, как жалящие шмели, влетали Марине в одно ухо, а вылетали из другого. Но не все вылетали, некоторые оставались в голове, со своим жалом.

Сколько раз Марина меняла памперс своему зайчонку, а слезы капали на его личико. А сколько ночей она не спала не из-за ребенка, а из-за мужа, который наговорил гадостей. Лежала в темноте спальни, а желудок странно сжимался и нервозно прыгал. Все-таки при венчании клялись быть вместе в здоровье и болезни… Перед Богом. Очень хотелось все бросить и уйти с ребенком. Куда? Без денег, без профессии, без друзей на новом месте? Американкам проще, они фыркнут и к родителям или бывшему бой-френду уйдут в случае семейных неурядиц. А что делать жене-иммигрантке? Идти в приют для женщин? Что она там скажет, у нее нет синяков на теле, только на душе.

А что скажут люди, родители и братья Роба? Правильно: предала больного мужа, стерва приезжая! Получила гринкарту и все, ребенка забрала, на алименты подала. Ну, этого от нее все и ожидали, его предупреждали, что Марина кинет его, как многие иммигрантки поступают со своими американскими мужьями. Уйти от мужа в трудное для него время, значит расписаться в своем собственном бессилии противостоять злу. Болезнь и лечение ребетроном оказались той злой Колдуньей, которая превратила Роба – Принца в пустоголового Щелкунчика – орехоколку. Но Марина не орешек, который легко расколоть. Она не могла позволить себе проиграть эту битву с Колдуньей и пустоголовым неблагодарным Щелкунчиком, отцом своего сына.

Марина нашла церковь по душе, «церковь объединенных методистов», которая по духу была близка православной и находилась недалеко от их коттеджа. Стала общаться с новыми людьми, волонтерствовать бебиситтером в яслях. В церкви объединенных методистов, так же как и в православной, принято крестить младенцев, тогда как католики, баптисты и прочие верят, что человек сознательно должен принять Иисуса как своего Спасителя и стать крещеным не в младенчестве, а в старшем возрасте.

Марина приходила в церковь, сдавала Криса в ясли при церкви, сидела и слушала голоса пастора, прихожан, хора, которые, как колибри, влетали в одно ее ухо и вылетали в другое. Брошюрки церковные Марина не выбрасывала, а приносила домой, прилежно выписывала новые слова, учила, а потом в церкви просила американцев научить ее правильному произношению этих слов. Она поставила себе цель – знать английский так, чтобы ход службы понимать без напряжения извилин и Библию читать на английском без заглядывания в словарь.

Криса в той же церкви окрестили. Постепенно, спустя несколько месяцев, Марина стала лучше понимать, о чем идет речь во время служб. Женщины-прихожанки приглашали ее на их ежемесячные сходняки у кого-нибудь дома. Как же было интересно ходить в гости, смотреть, как живут другие люди, у кого какие коллекции, склад ума и понятия о жизни. Марина не ленилась удивлять новых подруг своими кулинарными способностями, приносила на эти женские чаепития то татарское блюдо «чак-чак», то пирог с курицей «курник». Тесто для курника она покупала, и это экономило ей уйму времени. Марина встречалась с другими мамашами, которые снабжали ее вещами для ребенка и игрушками. Церковь стала отдушиной. Марина поняла, что туда люди тянутся, чтобы не просто зарисоваться верующими или напрягать Бога земными своими проблемами, а пообщаться, найти друзей, применить себя в какой-нибудь добровольной миссии. Она чувствовала, что церковь стала для нее маяком любви, твердости и силы. Этот маяк поддерживал силу в тлеющих и тухнущих головешках ее усталого, измученного сердца.

После лечения ребетроном к Робу вернулись и здравый смысл, и терпимость, и ласковость, и мягкость, и чувство юмора. Марина была горда собой, что не сбежала от трудностей, как сбежала когда-то из Узбекистана в Америку за красивой жизнью.

Глава двадцать первая

Озарение Антона

Антон стал ощущать себя профессионалом в малярных и плотницких делах. Отработав больше года за пять долларов в час, он попросил хозяина строительной фирмы увеличить зарплату. Получил отказ.

Для того чтобы начать свой бизнес, нужны были деньги. Закупить фургон и оборудование. А он ими разбрасывался так глупо и так часто, как костер бросает искры вокруг себя! Самый лучший распылитель краски стоил три тысячи долларов, пила для плотницких работ стоила двести, нужно было закупить и такие мелочи, как кисточки, валики, молотки, гвоздодер, дрель… Почему он раньше об этом не думал? Жил одним днем!

И тут еще к врачу идти. Вадим отвез земляка к венерологу. Без страховки этот визит в пятьсот долларов влетел. Как же было стыдно