Превратности судьбы - Мэйдлин Брент

Я могла наблюдать за девушками по их отражению в окне. Теперь я видела, что одной — около восемнадцати, а другая — на несколько лет младше. Старшая девушка была маленькая и пухлая, как мать. Младшая, почти одного роста с сестрой, была больше похожа на мистера Грешема. Они шептались, хихикали и время от времени поглядывали на меня. Я уже была почти согласна снова оказаться в Ченгфу.

Миссис Грешем, наконец, пришла в себя и резко сказала:

— Немедленно прекратите шептаться, вы обе! Эмили, не следует подавать дурной пример Аманде, она и так не умеет себя вести. Сядьте прямо и поговорите с Люси, будьте хорошими девочками.

Они беспомощно переглянулись, и старшая, Эмили, сказала:

— Папа водил нас в оперу на комедию. Там было все про Китай. Опера мистера Гилберта и мистера Салливана. Называется «Микадо», это что-то вроде их короля. Ты когда-нибудь видела его? Я имею в виду настоящего микадо?

Я отрицательно покачала головой. Я даже не слышала о таком.

Аманда сказала сестре:

— Это не Китай, а Япония, дура. Микадо — король Японии.

— Не надо так грубо разговаривать с сестрой, дорогая, — сказала миссис Гершем, помахивая веером — В конце концов, Китай и Япония — почти одно и то же, я уверена.

— Извини, мама, я очень сожалею, — ответила Аманда таким тоном, что стало ясно, что она ни о чем не сожалеет. Она обратилась ко мне: — А кого ты сама видела в Китае, Люси?

Мне удалось снова обрести дар речи, и я прошептала:

— Просто людей. Китайцев. Однажды я видела мандарина Хуанг Кунга. Он очень важный человек.

— Вот! Видишь? — с надеждой сказала миссис Грешем. — Люси видела мандарина. Разве не интересно?

— В «Микадо» был верховный палач, — сказала Эмили. — А ты когда-нибудь видела палача?

Я кивнула. Миссис Грешем довольно сказала:

— Видишь, Аманда? Я же тебе говорила, что это почти одно и то же.

— У него был большой меч, и он рубил людям головы? — хихикнув, спросила Аманда.

— Не всегда, — ответила я. Сейчас мой голос зазвучал громче. — Если ты — вор, то палач выжжет раскаленным железом клеймо на твоей руке. Но Хуанг Кунг — очень строгий, поэтому палач Ченгфу отрубит тебе руку.

Обе девушки уставились на меня округлившимися глазами. Эмили посмотрела на свою мягкую белую ручку и что-то мяукнула от ужаса. Миссис Грешем издала какой-то полузадушенный крик и, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья, очень быстро обмахиваясь веером.

— Довольно, Люси! — возбужденно сказала она. — Нам ни к чему эти глупые сказки, спасибо!

Я снова сжалась в комок, не понимая, что я сказала неправильного. В этот момент дверь открылась и в купе поднялся мистер Грешем.

— Отправляемся, — сказал он сердечно и швырнул шляпу с тростью в сетку. Усаживаясь, он энергично потер руки и, часто моргая, оглядел нас. — Ну-с, о чем поболтаем?

— Мне кажется, что Люси очень устала, Чарльз, — многозначительно сказала его жена. — Мы не хотим утомлять ее бесконечной болтовней, и мне всегда казалось, что очень трудно поддерживать приятный разговор в этих шумных поездах. Почему бы тебе не почитать газету, дорогой? У нас еще будет уйма времени, чтобы поговорить с Люси.

Какое-то мгновение мистер Грешем выглядел так, словно его вышибли из седла, затем он откинулся на спинку сиденья и несколько раз кивнул.

— Ты, наверное, права, Бекки. Мы должны дать ей возможность прийти в себя. — Он улыбнулся мне одной из своих неожиданных стеклянных улыбок. — К тому же мне кажется, что ты захочешь посмотреть в окно, пока мы едем. Это твои первые впечатления от Англии, и мы не хотим тебе их испортить.

Я думаю, мне удалось улыбнуться в ответ. Естественно, я вздохнула с облегчением, и бьюсь об заклад, что другие — тоже. Я пробормотала:

— Благодарю вас, мистер Грешем, — и с радостью отвернулась к окну. Я ничего перед собой не видела. Меня мучила лишь одна мысль: «Господи! Смогу ли я когда-нибудь оправиться от ужаса, с которого началось мое знакомство с семьей Грешем?» Я была неуклюжей, говорила невпопад. Когда же я ничего не делала и молчала, как баран, получалось еще хуже.

Постепенно я стала обращать внимание на места, которые мы проезжали. Сначала не было ничего интересного: одни закоптелые дома, кое-как разбросанные вдоль дороги. На некоторых — длинные трубы, должно быть, это фабрики. Затем появились города и деревни.

Местность между ними была такой красивой, что я не сразу поверила своим глазам. Здесь не было плоских равнин, к которым я привыкла. Земля то поднималась, то опускалась плавно. Не было и гор. Поля похожи на огромное лоскутное одеяло, которое, казалось, струится по земле. Я вспомнила о волшебном ковре-самолете. В полях работали огромные лошади с лохматыми ногами. Такие же лошади были впряжены в повозки. Большие коровы и овцы паслись на изумрудно-зеленых склонах. И везде деревья: рощицами посреди поля, целыми массивами и даже вдоль дорог. В Китае дорога — просто путь от одного места к другому, и никаких препятствий на этом пути. А здесь дороги, как лабиринт. Интересно, как удается не заблудиться. В городах вдоль дороги стояли дома и магазины. Зеленые пространства между ними разделяли изгороди, но не везде земля была огорожена. Вдоль изгородей росли полевые цветы, а стены маленьких коттеджей увивали розы. Но больше всего меня поразило то, что ни вокруг деревень, ни вокруг городов не было стен. В Китае самую маленькую деревеньку охраняла глинобитная стена. Каждый город был обнесен стеной, часто каменной, и в городе богатые люди возводили стены вокруг своих домов, а внутри этих стен — еще стена, образующая внутренний двор.

Здесь же все было открыто, а я тем не менее чувствовала, что кругом царит мир и спокойствие, словно невидимый защитный полог раскинут над землей от горизонта до горизонта. Может быть, память блуждает в крови, как привидение, потому что, хоть я никогда и не видела Англии, я вдруг почувствовала себя ее частичкой, какой бы странной она сначала мне не показалась. Когда-нибудь я узнаю ее получше.

Слезы появились неожиданно. Я отвернулась от окна и с глупым удивлением обнаружила, что не одна в купе. Я была так глубоко погружена в собственные мысли, что совершенно забыла о своих спутниках. Эмили смотрела на меня. Она сморщила нос и громко зашептала Аманде:

— Смотри, она — плакса.

Мистер Грешем резко оторвался от газеты и свирепо посмотрел на нее.

— Как ты смеешь, Эмили? — рявкнул он, моргая. — Твое замечание очень злое! Так не пойдет, так не пойдет, сударыня! И новую шляпу, о которой ты матери все уши прожужжала, не получишь!

Эмили надула губы, как будто сама вот-вот расплачется. Аманда едва сдержалась, чтобы не захихикать. Миссис Грешем открыла глаза и возмущенно сказала: