Костер и Саламандра. Книга первая (СИ) - Далин Макс Андреевич

Ленору положили на паркет. Слава Творцу, здесь он был гладкий, гладкий и блестящий, как зеркало, удобный. И я так поняла, что в сложившейся ситуации я могу только одно: прикрыть Ленору от Тех на некоторое время. Больше ничего не сделаешь: это уже её дела — и с Теми, и с Творцом. А мне наука: не лезь в чернокнижие, не лезь!

Надо было разрезать ладонь — и я разрезала клешню, а потом ею, кровью по этому сияющему паркету, нарисовала контур гроба вокруг Леноры. Видимо, кровь сработала сразу, потому что она перестала кричать, только стонала.

Я резанула ещё раз, для Тех — и принялась выцарапывать окровавленным ножом те самые священные трилистнички, которые рисовала на спинке кресла Гелхарда: раз сработало тогда — сработает и сейчас.

Сработало лучше, чем я могла себе представить: я видела, как у Леноры расслаблялись, разжимались скрученные судорогой мышцы. Она даже посмотрела на меня с благодарностью — не понимала, что происходит.

Прошептала:

— Дайте воды…

Оливия тут же протянула, но я забрала у неё и передала сама.

— Леди Ленора, — сказала я, — пейте, но лежите спокойно. У вас есть немного времени — если не будете пересекать линии, нарисованные кровью.

Благодарность из её взгляда испарилась, взгляд стал подозрительным:

— Немного?

— Броук, — сказала я, — всех надо убрать из комнаты. Тут, как я понимаю, речь сейчас пойдёт о довольно-таки тайных вещах.

Люди Броука немедленно всех выставили. Минаринда пыталась что-то возразить, но её просто вывели под руки. В будуаре задержались только Броук, Сейл — всё-таки он был член Малого Совета, ясно — и я. И то, что осталось от Леноры.

— Жёстко лежать, — пожаловалась она.

— Меньшая из ваших бед, леди, — сказала я. — Сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Исключительно правдиво. Потому что, если вы скажете правду, у вас может появиться призрачный шанс на… ну, на лёгкую смерть хотя бы. И на сравнительно светлое посмертие. Но ложь этого шанса лишит с гарантией.

Ленора прищурилась — и я снова поразилась, каким грубым может выглядеть её лицо.

— Это ты устроила, ведьма? — прошипела она.

— Нет, — сказала я. — Это ты устроила. Гелхард умирал несколько месяцев, а ты, видимо, всю его боль ощутишь в лучшем случае за несколько часов. В худшем — за несколько дней. Те, кто учил тебя чернокнижию, рассказывали, что адским силам нужно платить? А рассказывали, что проклятие может откатиться к проклинавшему?

— Я ничего не понимаю в этом, — злобно сказала Ленора. — Я ничего не знаю.

— Я даже не буду стирать защитные знаки, — сказала я. — Это ничего не изменит. Либо кровь свернётся, либо ты сама сотрёшь: человек же не может лежать неподвижно. И всё вернётся.

— Собираешься меня пытать, гадина? — сказала Ленора, как сплюнула.

— Пытаюсь тебе помочь. Но ты, кажется, не хочешь.

Ленора усмехнулась и вытянула руку за линию — и тут же вдёрнула её обратно, задохнувшись и всхлипывая.

— Ленора, — сказала я снова, — кто учил тебя чернокнижию?

— Какая разница, — прошептала она, пытаясь лечь удобнее: ей было не расслабиться. — Это неважно… Его уже нет…

— Ты учила наизусть или есть записи?

Ленора молчала, глядя в потолок.

— Я поняла. Где записи?

— Не помню. Не знаю.

— Пойду я, пожалуй… Потом поищет моя собака.

— В трюмо! — взвизгнула Ленора с болью и злобой. — Под часами с фазаном есть ящичек. Часы… поставить на полдень…

Броук моментально оказался рядом с трюмо, перевёл часы, прелестные часы перелесской работы с бронзовой фигуркой фазана среди цветов. Ящик выскочил, и Броук протянул руку…

— Нет! — приказала я. — Не трогайте, опасно.

Он отшатнулся. К чести Броука, у него была отличная реакция — и он даже не думал спорить. А я испортила этот гримуар ко всем псам адским! Смочила нож в своей крови — и глубокими разрезами начертила на кожаном чёрном переплёте знак развоплощения.

Убила защиту.

Аж зелёный дым повалил — но только на пару минут. И когда он рассеялся, мне стало гораздо легче дышать в этом адовом будуаре.

Я взяла опустевшую книжку, где остались только буквы и прочее, что можно увидеть глазом. Придвинула стул ногой — и стала листать.

Писал некромант, ясно. С мозгами, сдвинутыми набекрень настолько жестоко, что меня замутило.

Это был учебник чернокнижия для простецов. Совершенно кромешные обряды: узнать тайну, вызвать или уничтожить влечение, убить. Обряды подобрали простые, безотказные и вызывающие неотвратимый распад души у того, кто ими пользуется, даже если речь не шла о порче на смерть.

Такой учебник точно составляли не для королевы.

— Откуда? — спросила я, поднося гримуар к лицу Леноры.

— Это моей няни, — сказала Ленора устало. — Она давно умерла. Я нашла его случайно… в её вещах.

Меня передёрнуло.

— А ты знала, что твоя няня — чернокнижница?

— Я всегда знала, что она может, — сказала Ленора. — И мать сказала мне: Тайса может, она защитит тебя и поможет в сложной ситуации. Она помогала.

— Только прожила недолго, — кивнула я. Нашла текст про руку славы, открыла на нём, показала Леноре. — Ты убила Гелхарда этим?

Лицо Леноры исказилось так, будто у неё снова начались судороги. И я вдруг поняла, что происходит с её лицом в такие моменты: с душой уже было совсем худо. Сколько же раз она использовала эту дрянь…

— Этим, — сказала Ленора и ухмыльнулась, как упырь.

— Проклят и уничтожен род, — кивнула я. — Я всё поняла. Эгмонду тоже не жить.

Ленора рванулась ко мне так, что села. Сморщилась от боли, но, видимо, пока терпимой:

— Чушь! Я сделала это для него! Для принца Перелесского! Если бы не междугорская девка…

— Ленора, — сказала я, — ты проговорила слова «проклят и уничтожен род», а Эгмонд — тоже из дома Путеводной Звезды. Он же законнорождённый? Сын Гелхарда?

Вот тут до неё и дошло. Она снова завыла, раздирая ногтями лицо — зрелище было кошмарное, но я поняла, что мне тут уже ничего не поправить.

— Штарх знал, зачем делает то, что делает? — спросила я. — Ты ему заплатила?

Ленора взглянула на меня, как мертвец из могилы, — глазом, в который натекла кровь:

— Знал! Обещала ему замок в Малиновых Садах, Дом-на-Озере — и восемьдесят тысяч сверху. Половину заплатила.

— Откуда деньги?

— Прислал брат… У, будь всё проклято! Чрево адово!

Я посмотрела на Броука:

— Я забираю книжку, мессир. Попытаюсь в ней разобраться. А здесь я ведь не нужна больше?

— Я понял, Карла, дорогая, — сказал Броук. — Истинно вам цены нет.

Я устало кивнула. Ленора подвывала и скулила, но, думаю, от тоски и злобы: пока ещё моя кровь на чертеже была достаточно свежа, чтобы держать защиту. В окна уже глядела глубокая пасмурная ночь — поспать бы…

— А что посоветуете мне? — спросил Сейл. — Что делать с Ленорой? Вы говорили правду, леди Карла? Она безнадёжна?

— Можно помочь ей умереть, — сказала я. — Но я не умею. Может оказаться, что до отведённого срока, пока Те не возьмут с неё всё, что она задолжала при жизни, её нельзя будет убить ни ядом, ни петлёй, ни железом. Сжечь только, а это… ну… не легче.

— Она вправду прокляла Эгмонда заодно с государем? — спросил Броук.

— Думаю, он из-за этого слетел с нарезки в последние месяцы, — сказала я. — Вы же видели, мессир: она завернула руку славы в королевский штандарт. Скорее всего, Эгмонд умер бы после коронации, медленно и больно, как Гелхард. Ему, можно сказать, повезло: теперь он умрёт быстрее. Думаю, одним ударом — после похорон государя. Вы ведь положили в гроб штандарт?

Броук кивнул.

— Ну вот, — сказала я. — Умрёт, когда гроб покроет земля. Надеюсь, не очень страшной смертью. Спасти от такого проклятия нельзя — иначе я бы всё сделала, но спасла бы Гелхарда.

Сейл понимающе и печально покачал головой.

Броук внезапно жутко усмехнулся.

— Нет в нашем государстве некромантии, — сказал он саркастически. — А уж перелесцы и вовсе перестали верить в этот средневековый вздор: внушают нам, отсталым, что и некромантия, и чернокнижие — салонные игрушки экзальтированных дамочек, со скуки. Ну и дураки верят, глупые мужики строчат доносы про чёрных котов и прогулки по кладбищам… Ах, Карла, Карла… в какую бездну я смотрю! Руки вам целовать — ничего больше не остаётся.