Костер и Саламандра. Книга первая (СИ) - Далин Макс Андреевич

Виллемина рассеянно кивнула.

— Да, наверное, — сказала она, — но, знаете, мессир Раш, мне было… — и покосилась на меня. — Как-то очень неуютно было, я хочу сказать. Будто кто-то злобно смотрел мне в спину. Как будто я не понравилась Залу, — и рассмеялась коротким нервным смешком. — Я глупая, Карла, дорогая?

— Ты чуткая, — сказала я. — Раш, мне нужно поговорить с Броуком. Срочно. Государыня в опасности — и ещё я, кажется, нашла убийцу короля.

Вильма ахнула, Раш отшатнулся:

— Но, леди Карла… ведь государь умер от болезни…

— Теперь я уверена: от проклятия. Броука. Срочно.

Раш пропал давать распоряжения. Я взглянула на Вильму.

— Ты командуешь, как полководец, — сказала Вильма. — Ужасно… неужели это правда? Ты… учуяла?

— Мы с Тяпкой, — сказала я. — Мы — королевские сторожевые псы. Я тебе присягала — и я не дам причинить тебе вред. И мы выловим всех здешних гадов.

* * *

Надо отдать должное Броуку: он пренебрёг всеми мыслимыми приличиями и прибежал. Буквально. А с ним прибежали несколько юношей, чьи лакейские ливреи меня уже не обманывали: дворцовая стража.

— На вас лица нет, Карла, — сказал Броук. — Что случилось?

— Пойдёмте в Зал, — сказала я.

Я боялась, что не найду нужное кресло, но призрачная кровь так и стояла под ним, а от лужи вела размазанная дорожка почти до самого трона.

— Раш, — спросила я. — Вот тут — кто сидел?

— Барон Штарх, — сказал Раш удивлённо. — Смотритель Дворца и дворцовых служб. А что?

— Дворца и служб — значит, под его началом всякие ремонтники, строители… те, кто чинит поломанное и делает всякие разные штуки… чистит камины, латает крышу, вставляет стёкла… Так?

— Да, — Раш ещё больше удивился.

— Превосходно, — сказала я. — Мне нужно поговорить с камергером Гелхарда. Быстро.

Один из парней Броука сорвался бегом и пропал.

— Вильма, — сказала я, — можно, ты останешься здесь? Здесь безопасно, я знаю. Посиди на троне, ладно? Почему-то трон тут — самое безопасное место. Мессир Раш останется с тобой и будет тебя охранять, а я должна разнюхать, где спрятали отраву.

— Ты меня восхищаешь, — сказала Вильма, садясь. — Но как ты узнала?

— Потом расскажу тебе, потом. Пока — просто посиди тут, пожалуйста.

Я бы оставила с ней и Тяпку, но мне казалось, что Тяпка с её сверхъестественным нюхом будет полезнее мне. И мы с ней вышли из Зала — как раз чуть не столкнулись с камергером.

Вид у него был совершенно измученный. Он, наверное, пытался уснуть: на него-то свалилось не меньше, чем на нас, подумала я. Мессир Дюшар ведь и короля хоронит, — к которому относился с неслужебной симпатией, чисто дружеской, и готов был для больного наизнанку вывернуться, чтоб тому было полегче, — и оставляет придворную должность. Ему на похоронах придётся камергерский жезл ломать — тоже совершенно не радостно…

— Вы хотели меня видеть, леди Карла? — спросил он удивлённо и устало.

— Мессир Дюшар, вы хорошо помните, когда государь заболел? — спросила я.

Камергер задумался.

— Вот прямо заболел, начал жаловаться на боли — под Новогодье, — сказал он. — Но я вот что скажу… уже с конца лета государь мой стал быстрее уставать, перестал за работой сидеть допоздна… Осенью тоже недомогал, я думал, простужается…

— Спасибо, — сказала я. — Понятно. А теперь вспомните, не случилось ли в конце лета что-то такое чинить, перебирать… Для чего нужно бы было разбирать стены, пол, камин? Не во Дворце вообще, а в личных покоях государя? В его кабинете, в библиотеке, в спальне?

— В спальне, — кивнул камергер. — Государыня Ленора попросила государя ковёр снять с пола в спальне… там ковёр раньше был саранджибадский, палевого цвета, с голубыми цветами…

— Мессир! — да что ж он тянет! — Только ковёр?

— Так ведь, когда сняли ковёр, её величество огорчилась, что паркет исцарапанный.

— Сильно исцарапанный?

— Ну… — камергер смутился. — Государыня сказала, что исцарапанный, велела заменить. Государь тогда уезжал в Голубые Гавани, на верфи…

— И пол заменили?

— Конечно, — снова кивнул камергер. — Златолесской мозаикой, очень красивой.

— А больше ничего такого? — спросила я на всякий случай, хотя уже всё поняла, поняла даже, почему ничего не почувствовала: я ведь ни разу не была в спальне короля.

И он в последние дни старался остаться в кабинете или любимой маленькой гостиной, дремал в кресле… которое я изрисовала своей кровью… ох…

— Нет, больше ничего серьёзного, — сказал камергер. — Только по мелочам: бельё, посуда…

Я повернулась к Броуку, который слушал очень внимательно:

— Пойдёмте в спальню… а вам я благодарна, мессир Дюшар, идите отдыхать.

Мне хотелось бежать, я всё время ускоряла шаги. Броук подстроился к моему темпу:

— А что Штарх?

— Пока только подозреваю. Мне нужны улики, — сказала я. Мне было очень страшно. — В спальню за мной не входите, но и дверь не закрывайте: мне может понадобиться помощь.

Он ещё не понимал, но Тяпка с ходу поняла: она сделала стойку уже на пороге.

А когда я открыла дверь в спальню — отшатнулась: зло висело над постелью короля, как клубы чёрного дыма. Здесь нельзя было жить, нельзя было спать, сюда было опасно даже просто заходить. Меня снова начало трясти, как от холода.

— Ищи, — приказала я Тяпке.

Она сунулась под кровать — и тут же выскочила, заюлила вокруг меня, показывала «вот туда, вниз».

— Надо отодвинуть, — сказала я. — Но опасно. Кто храбрый?

Парни Броука отодвинули тяжеленную королевскую кровать под балдахином с пышными складками. Паркет из дерева цвета тёмного янтаря, со светлыми вставками в виде фантастических цветов, был впрямь красивый, но это уже не имело значения. Тяпка танцевала и скребла тёмную паркетную плашку.

— Дайте мне нож, кто-нибудь, — сказала я, ужасно досадуя на себя: элементарного при себе нет с этой придворной жизнью.

Они тут же протянули мне аж несколько штук — и я выбрала один… сама не знаю почему. Дар потянул.

— Всё, — сказала я. — Спасибо. Теперь уходите, здесь будет опасно.

Но они не ушли, только отодвинулись к стенам, а Броук остановился в дверном проёме — я была рада. Мне казалось, что они смогут помочь, если что-то пойдёт не так.

А ещё мне снова пригодилась Церлова метода!

Я порезала левую руку, чуть-чуть, капнула кровью на пол — и кровь вскипела, будто попала на раскалённое железо. Дар взметнулся во мне так, что, казалось, оставшаяся в жилах кровь тоже вот-вот вскипит. Я запела Слово Защиты и принялась выцарапывать вокруг нужного куска паркета двойную звезду, чтобы зло не хлынуло наружу потоком, — и в царапинах вспыхивало остро-зелёное пламя, будто я поджигала яд.

Паркет был подогнан очень старательно и плотно, плашка к плашке — у меня не вышло подцепить лезвием щель. Я стала бить ножом наискосок, отрывая щепки. Раз, два — и нестерпимая вонь тухлого мяса. Дым, чёрный и кровавый, потёк в трещины и повис тяжёлыми клубами, не поднимаясь вверх.

Я выломала плашку.

Мёртвая рука была завёрнута в штандарт дома Путеводной Звезды. Я содрогнулась от ледяного ужаса и полоснула запястье и ладонь — кровь брызнула струёй, выжигая мерзкие чары.

Я пела, резала себя и почти не чувствовала боли. Уничтожала. Заклинала чёрное зло развернуть остриё на чёрное сердце, в котором зародилась ненависть. Найди, найди это чёрное сердце, вернись туда и останься там именем… и про себя перечислила пяток имён… Оттуда. Тех.

На секундочку мне стало легче дышать. Я подняла глаза — и увидела знакомого висельника. Бедолага смотрел на меня с надеждой, несчастный безумец, из которого сделали орудие ада, — и я вернула ему руку, а для верности попросила за него Господа.

Он ушёл туда, где ему быть надлежит, а я ещё пела, выжигая остатки проклятия кровью и Даром, пока не поняла, что — всё.

Что я просто сижу на полу, а рядом полусгнившая рука мертвеца и несчастный штандарт, запылённый и пропитанный гнилой кровью. Меня тошнит и качает. Я вся в крови, клешня болит нестерпимо — но порезы уже начали закрываться.