Яд или лекарство? Как растения, порошки и таблетки повлияли на историю медицины - Томас Хэджер

которые они получали, были такими, каких Домагк никогда не видел. Они были такими, каких никто никогда не видел.

Химическое вещество, связанное с сульфой, полностью защищало мышей от стрептококковой инфекции. Оно работало при инъекциях. Оно действовало при приеме через рот. Оно действовало при любой дозировке и, как оказалось, без каких-либо серьезных побочных эффектов (самое худшее, что произошло, – это то, что лекарство красного цвета на короткое время окрасило кожу мышей в розовый цвет). Препарат хорошо действовал не на все виды бактерий, но со стрептококком он срабатывал безоговорочно. Когда команда исследователей увидела клетки со здоровыми мышами, «мы стояли пораженные, – вспоминал Домагк, – как будто нас ударило током».

Начальство Домагка в компании Bayer было в восторге. После пяти лет неудач их авантюра наконец-то окупилась. Боковая цепочка сульфаниламида, которую добавил Кларер, выглядела как ключ, способный высвободить убивающую бактерии силу азокрасителей.

Это стало началом для Кларера. Теперь он сфокусировался на вариациях, содержащих сульфиды, перемещая частички там и сям, прицеливаясь к наиболее сильным версиям. К концу ноября у него был лучший препарат – темно-красный азокраситель, который компания назвала «Стрептозон».

Bayer быстро оформили патент на новый чудодейственный препарат и передали образцы нескольким местным врачам для испытаний на людях. Врачи были поражены способностью лекарства быстро лечить пациентов, казавшихся безнадежными. Некоторые из них выступили с докладами в местных медицинских обществах. Врачи передавали новость коллегам. До Франции и Англии дошли слухи, что, по словам одного исследователя, «в стране Рейна что-то назревает». А затем загадочным образом компания Bayer замолчала о своем новом препарате. Не было никакого грандиозного объявления. Не было научных статей. Никаких новостей. И никаких продаж.

Прошло два года, прежде чем Домагк опубликовал свою первую научную работу об открытии, и только после этого компания Bayer начала продвигать продажи Стрептозона под новым торговым названием Пронтозил.

Почему такое долгое ожидание? Это сложная история, но в центре ее была одна проблема: вскоре после того как они получили первые образцы нового темно-красного препарата, о котором так много говорили, исследователи во Франции обнаружили, что сила препарата Bayer исходит не от красного азокрасителя, как думали немцы, а от маленькой побочной цепочки, которую добавил Кларер. После приема препарата организм пациента расщеплял его на две части. Красящая часть ничего не делала, но придавала коже розовый цвет. Сульфа, белый порошок, который впервые был получен десятилетиями ранее, делал всю работу. Как сказал один научный остроумец того времени, «сложный красный автомобиль немца имел простой белый двигатель».

Проблема заключалась в том, что сульфа, этот простой белый двигатель, не мог быть запатентован – он существовал слишком долго, срок действия его первоначального патента истек; он был дешев, прост в изготовлении и доступен оптом.

Ящики с этим чудодейственным лекарством годами стояли на складах. Учитывая это, кто бы стал платить намного больше за тщательно запатентованный Bayer вариант с красным красителем? Похоже, что компания молчала эти два года, потому что не могла понять, как сделать на этом деньги. В течение этих долгих месяцев сульфиды могли спасти тысячи жизней. Но похоже, что компании по производству лекарств, как и сами лекарства, не являются добром или злом. Они и то, и другое.

Именно тогда – после того как Домагк опубликовал первый научный отчет о силе Пронтозила, но до того как тот стал широко доступен, – судьба дала толчок развитию красного красителя немцев. И судьба, как это часто бывает, пришла в замаскированном виде – в данном случае в виде богатой пары, переодетой в немецких крестьян.

Они были сладкой парочкой Америки. Он – Франклин Делано Рузвельт-младший, высокий, подтянутый студент Гарварда и старший сын президента США. Она – Этель дю Пон, одна из самых богатых и привлекательных молодых светских львиц своего времени, наследница части огромного состояния семьи дю Пон, нажитого на производстве пороха и химикатов. Газеты Америки не могли оставить пару в покое; их преследовали вспышки камер, куда бы они ни пошли, за ними тянулся шлейф заметок на светских страницах о каждом спортивном мероприятии или спектакле, которые они посещали, о каждой элегантной вечеринке, на которой они танцевали.

Вот, например, праздник в ноябре 1936 года в лыжном клубе «Хок Попо» при охотничьем клубе «Агавама». В тот вечер в клубе Род-Айленда создавалось такое ощущение, что Великой депрессии не существовало. Зал был заполнен плутократами и политиками, знаменитостями и членами местных властных структур, одетыми в самые нелепые наряды. Это была костюмированная вечеринка. Франклин-младший предстал в образе германского крестьянина в ледерхозе, куртке-болеро и тирольской шляпе с пером. Этель оделась ему под стать в юбку дирндль, соломенную шляпу и блузку, расшитую эдельвейсами. Это был странный выбор, учитывая растущее беспокойство администрации Рузвельта по поводу Гитлера и его нацистской партии. Но, как выяснилось, это было не так важно. Важным оказалось то, что у Франклина-младшего болело горло и был небольшой кашель, не слишком сильный, чтобы рано уходить с вечеринки – выпивали до предрассветного часа, – но достаточный, чтобы пожалеть об этом на следующий день. Горло болело все сильнее. Спустя несколько дней жар свалил молодого человека в постель. Накануне Дня благодарения он поступил в Массачусетскую больницу общего профиля в Бостоне с острой инфекцией носовых пазух.

Не слишком большая проблема, как думали врачи. Постельный режим и что-то, сбивающее температуру – и все будет хорошо.

В 1936 году искусство медицины было на пути к тому, чтобы стать наукой.

За два столетия успехи в анатомии, физиологии, фармакологии и десятках других областей позволили понять, как устроено человеческое тело и что в нем может пойти не так. Теперь возникала новая область под названием «молекулярная биология», более детальное понимание жизни на уровне белков и генов.

На смену врачам в халатах, которые делали операции голыми руками, пришли лаборанты, которые выполняли свою работу в сверкающих современных больницах. Это был век науки, гигиены и медицины, которая действительно работала.

Вот только Рузвельту-младшему почти ничто не могло помочь.

Вместо того чтобы, как ожидалось, пройти, инфекция Рузвельта-младшего усугубилась, и он остался в больнице. Его мать, Элеонора Рузвельт, была настолько встревожена, что настояла на новом враче, который занялся бы его лечением. Она выбрала лучшего отоларинголога, который сразу же забеспокоился, что сын президента находится в гораздо более опасном состоянии, чем все думали. Под правой щекой молодого человека образовалось неяркое пятно, похожее на зачатки абсцесса – очага инфекции. Взяв пробу бактерий, вызвавших воспаление, он обнаружил один из самых