Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

говорю я. – Все мы снова и снова присутствовали в жизнях друг друга.

– Мне тоже. – Он смотрит на темное небо, затем делает длинную затяжку. Жаль, что Харт не может выпустить из себя боль, вот так же, как выпускает дым. – Вероятно, в следующей жизни я сумею ее спасти.

Мы сидим в молчании, пока я допиваю вторую бутылку пива. Харт хочет предложить мне третью, но выясняется, что больше не осталось. Что, наверное, к лучшему, потому что голова у меня уже кружится, а слова Харта звучат невнятно. Но я не могу определить, его ли язык плохо работает или мои уши.

Харт идет в заднюю часть лодки, что-то ищет там под одним из сидений, а потом торжествующе улыбается, держа в руке полупустую бутылку виски.

– Для особых случаев! – провозглашает он. Я догадываюсь, что мой худший день рождения как раз такой случай, потому что Харт отвинчивает крышку и победно вскидывает бутылку, затем делает большой глоток, даже не поморщившись.

– Харт!

Он не отвечает. Просто неподвижно стоит, уставившись на воду. В таком состоянии он напомнил мне Уилли Нельсона.

Вскоре Харт поворачивается и смотрит на меня:

– Не возвращайся сюда, Грейси, следующим летом. Элора не хотела, чтобы ты находилась здесь. Вот почему вы ссорились прошлым летом. Вся эта дрянь происходила между вами, потому что она не желала, чтобы ты сюда возвращалась. Никогда. Элора хотела, чтобы у тебя не было повода сюда приезжать.

Я ощущаю себя уязвленной, словно он с размаху ударил меня по лицу.

– Она хотела избавиться от меня.

Харт качает головой:

– Проклятие, Грейси. Ты не слушаешь. Она хотела спасти тебя.

– Спасти меня от…

– От этого Богом забытого места!

– Почему?

– Господи! – Он издает раздраженный вздох, и от этого я чувствую себя глупой. – Элора переживала за тебя и очень любила. – Харт делает глоток виски.

Слова, сказанные прошлой ночью Зейлом, пробиваются сквозь алкогольный дурман и замешательство в моей голове.

Этот город ядовитый. Элора это знала.

В ту ночь на причале, в конце прошлого лета, ситуация вышла из-под контроля. Это была моя последняя ночь в городе, и я хотела, чтобы мы провели ее вместе, только вдвоем. Это была наша традиция. Уже несколько месяцев Элора вела себя странно, но я подумала… если мы проведем вместе один хороший вечер… тогда все наладится. Вечером Элора куда-то пропала, а когда вернулась, то была отчужденной и не расположенной к общению. Поэтому я обвинила ее в эгоизме, а она упрекнула меня в том, что я ее «удушаю».

Вырасти же наконец, Грей! Мы разные люди, отдельные личности! Мы должны проживать каждая свою жизнь! Я скоро уеду отсюда, не жди, что я когда-нибудь вернусь в эту дыру. Даже ради тебя!

Слова Элоры ранили в самое сердце. И эта боль разожгла во мне ярость. Я назвала ее стервой, а затем произнесла то, что ранило ее еще сильнее. Я заявила, что ей никогда не вырваться из этого места, ведь у нее кишка тонка встретиться лицом к лицу с реальным миром, во всяком случае, самостоятельно, без меня. Я смотрела своей лучшей подруге в лицо и говорила, что она умрет здесь, в Ла-Кашетте, и ей не изменить это.

Тогда Элора обозвала меня жалкой лгуньей и ударила кулаком в челюсть. Из-за ее кулака я получила синяк, но именно слова Элоры заставили меня буквально истекать кровью.

В тебе нет ничего особенного, Грей. И нет ничего необычного в нашей дружбе, пройдет несколько лет, и я вообще не вспомню о твоем существовании.

Почти целый год эти слова первое, о чем я думаю, когда открываю глаза утром, и последнее, о чем думаю, засыпая ночью. Они звучат в моей голове каждую секунду каждого дня.

И вот сейчас Харт заявляет мне, что на самом деле Элора сказала их не всерьез.

И я не понимаю, куда меня это приведет. Я опять блуждаю в тумане.

Харт подходит ко мне, садится на корточки и для равновесия опирается теплой рукой о мое голое колено.

– Тебе не надо было приезжать домой в этом году. Я не должен был тебе позволять. – Он откидывает голову назад и вливает в себя последние капли виски. – Но ты была мне ужасно нужна, Грейси. – Его голос надламывается, и мое сердце сжимается. – Господи, как же я в тебе нуждался! – От печали в его глазах мне становится больно. – Мне необходимо было быть с кем-то, кто любил Элору так же сильно, как я. Понимаешь? – Харт утирает рот тыльной стороной ладони. – Но тебе нечего тут делать. Здесь больше нет ничего хорошего.

Лицо Харта плавает перед моими глазами. Я стараюсь на нем сфокусироваться сквозь алкоголь и слезы, застилающие мне глаза. Он – единственный якорь, оставшийся у меня. И я позволяю себе протянуть руку и потрогать его красивые кудри.

– Тут есть ты, – говорю я, и, видимо, я не настолько пьяна, чтобы не смутиться, потому что добавляю: – И Лапочка, Ева, все остальные.

– Да, только не возвращайся ради меня. – Пошатываясь, Харт поднимается и изо всех сил швыряет пустую бутылку, она врезается в сваю дощатого настила позади меня и разлетается на множество осколков. – Потому что я закончу как неудачник и кусок дерьма, наркоман и грязный пьяница. Никчемный, гадкий и одинокий. – В его словах ощущается змеиная злоба. Тихое предостерегающее шипение змеи, которая позволила загнать себя в угол. – Пока кто-нибудь не пристрелит меня, как старую бешеную собаку.

– Харт, не надо!

– Точь-в-точь, как моей матери пришлось покончить с моим стариком.

Лодка качается, и я чувствую приступ тошноты. Нет, я не желаю ему подобной участи.

– Ты можешь уехать, – произношу я. – Выбраться отсюда и отправиться в какое-то другое место. – Харт качает головой.

– Это место – омут. И все мы в нем пленники. Никто никогда отсюда не выбирается. – Он смотрит на меня. – Ну, никто, кроме тебя. А мы, остальные, мы все тут застряли. Навсегда. – Один уголок его рта поднимается вверх. – Может, кроме Серы. Я могу вообразить ее в каком-нибудь колледже, изучающей французскую литературу и пьющей восьмидолларовый кофе в забегаловке, полной чванливых, напыщенных придурков.

Он пытается обратить это в шутку, но мне невыносимо слушать.

– Харт…

– Нет, – он опять меня обрывает. – Я никогда отсюда не выберусь. И мы оба это знаем. Мне некуда идти, в большом мире слишком многолюдно.

Слишком много в мире чувств. Вот что Харт хочет сказать. Ему сложно пережить боль. Он даже не мог ходить в школу в Кинтере, поэтому Бекки забрала его, чтобы обучать дома. Маленькое здание из бетонных блоков,