Голодная бездна - Карина Демина

– Не печалься. – Тельма не знала, что делать с этой своей растерянностью.

И с Сандрой.

С ее светлыми волосами, собранными в хвост, стеганым халатом, родным братом того, который был сейчас на Тельме, с домашними туфельками на каблуке и розовыми помпонами из кроличьего меха… помпоны Сандра гладила, и взгляд ее был туманен.

А свет погас.

Нельзя так!

– Послушай, – Тельма провела языком по зубам, чувствуя их неровность. Слева коренные выросли криво, и, наверное, мама поставила бы скобы, а кому в приюте дело до кривых зубов? Целы? Уже повезло, – я… не стану ничего обещать, но… у меня есть знакомый… был знакомый… не уверена даже, захочет ли он со мной встречаться…

Однако встретиться надо.

Ради мамы.

Тельмы.

Волшебной свирели, которая, наконец, оставила Тельму в покое… и Сандра… она сияет ярко, по-настоящему, и свет ее еще не пропитался ядом местных дождей.

– Я все равно попробую. Быть может, он согласится посмотреть на тебя…

– Здорово, – не очень уверенно произнесла Сандра. И улыбнулась. – Но если не согласится. Я все равно останусь. Не хочу возвращаться вот так…

– Хорошо.

Ночью Тельма шла по улице.

Мокрая мостовая. Серые шкуры домов. Сами дома – Тельма точно знала, что они живые. И ранимые, а потому прячут в раковины железа и бетона хрупкие нервы электрических проводов, газовые трубы и сердца электрогенераторов…

Дома следили за Тельмой.

А она шла. Куда? Туда, куда звала ее волшебная свирель. Она же играла, и не было музыки прекрасней. И в какой-то момент, кажется, на площади, Тельма закружилась в танце. Она летала над мостовой, и чувствовала, как раскрываются за спиной крылья, те самые из органзы, украшенной стеклярусом, которые мама надевала для «Волшебной ночи». Только сейчас крылья были живыми, как и дома, и город.

Тельма взмахнула ими и поднялась высоко.

Теперь весь город лежал перед ней, как на ладони. Кругляш Острова с короной небоскребов. Во сне они искрились силой. И жилы четырех мостов гудели от избытка ее. Сверкали алмазами особняки Первого округа, и тускло светились дома Второго.

Но путь Тельмы лежал на окраину, туда, где жила свирель.

Здесь пахло, как на берегу, йодом и плесенью. Гнилью. Страхом. Здесь под ногами хрустели кости бродячих собак, а мертвые кошки прятались в мотках колючей проволоки. И только крысы плясали. Тельма никогда прежде не видела пляшущих крыс.

Выглядели они отвратно.

И она бы взлетела, но крылья опали, набрались местной гнилой воды, повисли грязными тряпками. А ноги увязли в болоте. Свирель пела, только вот в песне ее что-то изменилось. Нет, музыка была прекрасна, однако появилась в ней фальшь невыполнимых обещаний.

…вечность…

Зачем Тельме вечность?

…счастье…

А разве оно возможно?

…мир, где нет ни забот, ни бед, где Тельма вернется в прошлое. Она ведь мечтает об этом? С того самого дня, как оказалась в приюте. Каждый день, каждую ночь она упрямо возвращалась… и вот ей дают шанс. Кто откажется от такого?

– Я откажусь, – сказала Тельма крысам, которые устроили хоровод вокруг нее. – Прочь…

Крысы не слышали, они-то были очарованы музыкой.

…глупая, глупая девочка… неужели она и вправду надеется… а на что надеется? На месть? Добраться до Гаррета и… убить?

Тогда Тельму казнят.

Объявят безумной, но все одно отправят на виселицу. А Гаррета сделают невинной жертвой. Он не заслужил того, чтобы быть жертвой, он сволочь и лжец, об этом все должны узнать.

…смешная… кому интересно то, что произошло десять лет тому? Над нею посмеются. Или вновь же объявят безумной, самозванкой. У нее нет ни друзей, ни даже знакомых, которые бы поддержали. А Гаррет ныне Сенатор, и в Канцлеры баллотироваться собрался… все об этом говорят.

Разве Тельме позволят опорочить светлый его образ?

Да и кому это нужно?

Мать давно мертва. Гаррет о ней забыл. Тельма помнит, но если она согласится, если пойдет за флейтой, то ей помогут избавиться от ненужной памяти.

Там, внизу, весело.

Там горят костры, а на кострах стоят котлы. И древние твари, имена которых забыты, в этих котлах варят пиво из кореньев, костей и жирной кладбищенской земли. Пиво это сладко, хмельно…

…оно нужно земле.

…оно поит город и Бездну под ним… и Бездна спит, всем во благо…

– Нет, – Тельма закрыла уши ладонями. – Ты лжешь.

И крысы остановились.

Зашипели кошки, а кости под ногами зашевелились. Расползлась земля, из черного зева ее выступила фигура.

Он не был человеком.

И альвом, Тельма видела альвов. Он не был ни цвергом, ни масеуалле, никем из тех, чье существование было признано… слишком высокий, слишком тонкий, прозрачный почти.

Белесые волосы его слабо светились.

А вот лица, сколь Тельма ни старалась, не могла рассмотреть.

– Уходи, – сказала она, отступая, и крысы с визгом выскочили из-под ног. – Я не пойду с вами… я не ваша…

Он ничего не сказал, но лишь протянул руку.

Такую… тонкую… будто стеклянную.

– Нет. – Тельма сделала еще шаг назад. И второй. – Мое место здесь.

А он усмехнулся и поднял свирель, которая казалась слишком тяжелой для этого невесомого тела. И Тельма поняла, что не может позволить ему заиграть, что сейчас и здесь у нее не хватит сил сопротивляться.

– Не надо… пожалуйста…

Она пятилась, и кости хрустели под ногами, земля поднималась, точно желала поставить подножку, а тот, со свирелью, смотрел.

Ждал, когда Тельма упадет.

И она упала бы, позволив земле сожрать себя, смешать, что с прахом, что с грязью, что с мертвой травой, корни которой торчали седыми волосами.

Первый хрустальный звук свирели заставил ее оступиться… она зажмурилась, вскинула тряпичные крылья в тщетной попытке взлететь… и не упала.

Не позволили.

Шею опалило жаром чужого дыхания, а когтистые лапы стиснули плечи. И Тельма с облегчением подумала, что сейчас ее просто-напросто убьют. Какая радость! Обыкновенная смерть, без проклятых подземелей, котлов и свирели, которая играла… только Тельма не слышала ни звука.

То, что стояло за ее спиной – а обернуться мешал страх – не спешило убивать.

Оно слушало.

Внимательно слушало, но, сколько бы ни старался призрачный менестрель, существо – это Тельма чуяла всей своей сутью – не способно было оценить музыки.

И ему надоело просто стоять.

Оно вдохнула запах Тельмы, заворчало, но не грозно, скорее уж успокаивая, а потом вдруг… это не было рыком, это не было криком, это было просто… звуком.

Всеобъемлющим.

Заполнившим собою все пространство, и Тельму тоже. Она в какой-то миг перестала быть человеком, превратившись в сосуд. И этот сосуд грозился треснуть…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});