Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

тела павших воинов, неуверенный, что и сам, через несколько ударов сердца к ним не присоединишься. Ещё бы ему это не помнить! Именно тогда он понял, что такое власть, и понял, что в такое время ей не может завладеть только ленивый! Главное – взять в руки золотой меч, и одеть на голову обруч, украшенный алмазами. Остальное уже не важно! Главное – пообещать тем воинам, на чьи мечи опираешься, перемены к лучшему, а потом, со временем благополучно забыть свои обещания! Он многое помнил и понял тогда!

– «Тёмные» отдали тогда тела, хотя среди вигов ходили разговоры, что они сразу же съедают поверженных врагов.

– Что ты хочешь этим сказать? – Теперь Фельмор понял, куда ведёт разговор Райде. Просто он хотел это услышать, и понять, что с заулом согласны все.

– Дхоры не людоеды, как говорит об этом людская молва. Они такие же, как и мы, только чуть изменённые Невидимой Смертью, что и случилось сотни лет назад с их предками. Об этом можно было легко догадаться, но мы всегда видели в них только врагов, и спешили уничтожить то, что совсем не походит на обычных людей.

– И отсюда можно объяснить то, что они стали нашими союзниками? – Лорд иронично усмехнулся, понимая, что только так можно объяснить новость, сводящую с ума, казалось бы, своей невозможностью. – Так и что же нам теперь делать?

– Держаться. – Коротко ответил Райде. – Через несколько дней вождь Вальхар будет здесь, и снимет с замка Салдо осаду.

– Да. Ты прав. Нам нужно продержаться всего несколько дней. – Задумчиво проговорил повелитель Тайной Стражи, оглядывая своих советников, что совсем недавно приблизил к себе. Он думал совсем не о том, что скоро здесь совсем не останется врагов, а о том, что как только войска вождя клана Снежных Барсов войдут в ворота замка, то его сразу же закуют в цепи, а потом будут судить, и приговор может быть только один – смертная казнь. Он не тешил себя никакими иллюзиями, и не надеялся получить прощение за нынешние заслуги. Кто о них вспомнит, когда перманы будут изгнаны из пределов страны Лазоревых Гор? Он никогда не считал себя патриотом, а теперь вдруг подумал, что совершает подвиг, делая всё, чтобы уничтожить врага, не смотря на то, что потом будет предан лютой смерти. Иргер! Внезапно проснувшаяся любовь к племяннику изменила всю его жизнь, и другого он уже не хотел. Золото, власть, жажда всего этого казалась ему теперь смешными, не стоящими и слезинки в наивных, голубых глазах ребёнка. Семья! Вот за что стоило биться и жить. Разве будет у него спокойствие в душе, если он будет знать, что где-то далеко, пусть в другом царстве, на невольничьем рынке стоят люди, в чьих жилах течёт его родная кровь? Свобода для рода. Вот то, что он хотел оставить после себя, а собственная жизнь уже не имела значения. Пусть его ждёт смерть. Пусть он отправится к Очагу Бессмертного Тэнгри, зато Иргер будет свободным, и на его маленьких ручонках никогда не будут звенеть кандалы.

* * *

Глава 25.

За два дня, проведённые на поляне близ реки, что можно было без труда перейти в брод, не замочив полы тегиляя, Рутгер так и не смог придумать, как восстановить испорченные отношения с царём россов. Внешне, казалось, ничего и не изменилось, но холодок в разговоре, и нежелание оставаться в обществе друга ни одного лишнего мгновения, выматывали душу, и воевода не раз думал, что уж лучше лишиться в бою руки или ноги, лишь бы всё осталось как прежде.

После того дня, как они обнаружили груду камней, где много веков назад происходила битва людей и мутантов, после того как Аласейа поговорил с Эррилайей оставшись с ней наедине, он стал каким-то странным. Он не вступал ни с кем в разговоры, а весёлой, шумной ватаге предпочитал уединение, и тишину. Конечно, это не прошло незамеченным, и многие пытались узнать причину его грусти, но тот упорно отмалчивался, грустно улыбаясь, глядя сквозь вопрошающего, невидящим взглядом, будто видит что-то совсем другое, то, что может видеть только он один.

Эрли на все вопросы Стального Барса отвечала нечто невразумительное, и всячески избегала настойчивых расспросов, сразу же находя дела среди раненых в последнем бою, воинов.

Сотни мыслей, сотни идей, роились в голове, но чуть подумав, Рутгер тут же отвергал их за несостоятельность. Он не мог найти выхода из тупика, в какой сам себя загнал, и это бесило его больше всего. О, боги! Ну почему жизнь так сложна, и бывают моменты, когда невозможно ответить ни да, ни нет, а нужно придумать нечто третье, что может удовлетворить всех! Воевода чувствовал, что в отряде намечается какой-то раскол, ещё невидимый глазу, но уже ощутимый, и цепь, связывающая всех бойцов воедино, медленно, неудержимо истончается. Время нашло слабое звено, и этим звеном был как раз он сам.

Стальной Барс отрешённо смотрел в пламя костра, на то, как хлопочет Йеге возле жарящейся на огне косули, посыпая её какими-то травками, на то, как деятельно ему помогает Сардейл, и вдруг, боясь, что больше уже не сможет выносить нарастающей напряжённости, решил всё рассказать воинам. Что они решат, что посоветуют, для него было неважно. Он сделает так, как они предложат. Как они отнесутся к тому, что один из них, с кем они делили кус хлеба и глоток вина, ассан – убийца всеми любимого военного вождя Балвера? Может быть, их слова будут другими, совсем не такими, какие он хочет услышать, но так будет правильно. Ведь не может полусотня воинов, все как один, ошибаться!

Воевода решительно поднялся, и, ощущая внутри себя звенящую пустоту, словно презрев смерть, бросается на мечи грозного врага, подбирая на ходу слова, способные выразить то, что у него на сердце, внезапно охрипшим голосом, проговорил:

– Братья! Мне нужно многое вам рассказать, и посоветоваться с вами. Слишком долго я носил этот камень в душе, но более у меня нет сил, выносить эти муки.

– Подожди! – Эррилайя схватила Рутгера за полу потёртого тегиляя, и, закрыв глаза, с чуть скрываемой улыбкой произнесла: – Мы не одни. Я чувствую, что за нами кто-то следит. Кажется, двое. Я не ощущаю опасности. Только любопытство.

– Хортер!

– Я понял, мой воевода! – «Тёмный» оскалился, потрепал за уши придремавшего Кали, и тот довольно заурчал. – Я схвачу их так быстро, что они даже и не