Дура LEX - Борис Палант

Я посмотрел на сидящую рядом с мамой Джессику. Она действительно была похожа на утку — большой утиный нос, который, правда, ее совсем не портил. Она играла с куклой, что-то бормоча по-русски с типичным харьковским акцентом.

Выходило, что дело есть. Я почувствовал, что выиграю это дело, потому что по коже пошел легкий зуд — предвестник выигрыша. Зудит — значит, не терпится, хочется побыстрее выиграть. Я попросил Таню собрать все медицинские справки по поводу выбитого глаза мужа, а также все документы, относящиеся к угрозам райОНО лишить Таню и Уильяма (так звали мужа) родительских прав. Все это она принесла через пару недель. Среди документов были две фотографии ее мужа Уильяма — на одной его лицо анфас с двумя глазами, на другой — с одним. Глазной протез лежал рядом на столе зрачком к зрителю. Жутковатые фото, но зато отвечают принципу Васыля Стефаныка — все три «С» на месте: «сыльно, стысло, страшно».

На интервью, если не знаешь английского, нужно являться со своим переводчиком. Таня сказала, чтобы я не беспокоился, — у нее есть отличный кандидат на эту роль. Зная, сколько загубленных дел лежит на совести плохих переводчиков, я потребовал встречи с ее кандидатом.

Кандидатом оказался высокий негр по имени Кабина. У Кабины были красивые бакенбарды, и он прилично говорил по-русски и по-английски. Родом он был, как и муж Тани, из Ганы. Так же, как и одноглазый Уильям, Кабина учился в Харькове, женился на украинке, и у него был сын-мулат. Несколько лет назад Кабина выехал с женой и ребенком в США, где вся семья получила политическое убежище. Поговорив с Кабиной, я убедился, что лучшего переводчика нам не достать — описание преследований будет исходить из уст не просто переводчика, но и жертвы аналогичных преследований. Вопрос только в том, откуда иммиграционному работнику было знать, что Кабина тоже жертва? Теоретически функция Кабины заключалась в переводе, а не в рассказе о самом себе.

— Кабина, мне нужно, чтобы ты каким-то образом совместил функции переводчика с функцией свидетеля, причем сделал это мягко, почти незаметно, — сказал я ему в конце разговора.

— Не волнуйся, все будет в порядке, — ответил Кабина. — Уверяю тебя, что мы хорошо бухнём после этого, отмечая победу.

— Кабина, а сколько ты можешь выпить? — поинтересовался я, почувствовав в его голосе повышенный интерес к спиртному.

— Литр водки запросто! — гордо ответил Кабина.

— Это ты в Харькове так научился пить?

— В Харькове и в Киеве.

— Жена за это не ругает?

— Первая ругала, мы развелись. Сейчас я опять женат.

— А откуда вторая жена?

— Из Луганска.

— Кабина, ты только на украинках женишься? Где ты ее нашел?

— Мы здесь познакомились, на вечеринке. Ты прав, я люблю только украинских девушек.

Кабина становился мне симпатичнее с каждой новой подробностью своей жизни и личности. Я подумал о множестве знакомых и клиентов, не могущих найти себе мужа или жену, жалующихся, что в иммиграции достойных людей не найти днем с огнем. А вот Кабина любит украинских девушек и находит их повсюду. Просто надо знать, кого любишь. И не комплексовать. Ведь это в Харькове негр посланец цивилизации, а в Америке… сами понимаете.

— Кабина, если тебе удастся вставить на интервью двадцать копеек про то, как тебя преследовали на Украине за черный цвет кожи, с меня бутылка сразу же, в тот же день, независимо от исхода дела. Если же мы выиграем дело, то с меня поход в русский ресторан.

— Идет, — протянул мне большую морщинистую ладонь Кабина.

* * *

И вот я снова в иммиграционном центре, где интервьюируют подавших прошение о политическом убежище. Джессика забралась Кабине на колени и крутила его бакенбарды. Кабина счастливо смеялся и щекотал ее. Резвились они, разумеется, на русском языке, потому что Джессика только пошла в школу и еще не успела как следует выучить английский. Таня была настолько умиротворена этой картиной, что о предстоящем испытании даже не вспоминала. По моей просьбе Таня также привела на интервью подругу Свету, о роли которой я расскажу ниже.

Наконец нас вызвали. Нашим интервьюером оказался молодой белый человек с интеллигентным лицом. «Не лучший вариант», — подумал я.

— Офицер Мюррей, — представился белый и жестом пригласил нас в свой кабинет.

Его кабинет мало чем отличался от десятков других, уже виденных мною. Прикнопленный к стене звездно-полосатый, рядом текст присяги на верность Соединенным Штатам, несколько несмешных карикатур, вставленных в рамку, двухдолларовая кружка с какой-то идиотской надписью, фото Мюррея на Филиппинах.

Мюррей быстро пробежал глазами документы, затем уставился на Кабину:

— А вы кто?

— Я переводчик, — четко ответил Кабина.

— Не понял. Вы что, русский язык знаете? — недоверчиво спросил Мюррей.

— Конечно знаю, — с улыбкой ответил Кабина. — Я ведь тоже приехал сюда из Украины и тоже в свое время просил политическое убежище.

— Об этом потом, — сказал Мюррей.

— Об этом уже, — перебил его Кабина, окончательно цементируя фундамент для получения бутылки водки. — Мне дали убежище.

Мюррей привел Кабину к присяге, в ходе которой Кабина поклялся правдиво и полно переводить показания Тани и Джессики. Но насчет Джессики у меня были другие планы. Я сказал Мюррею, что не хотел бы травмировать ребенка пересказом тех ужасов, которые с ней происходили на Украине.

— К сожалению, ребенок не может один сидеть в зале ожидания, — ответил Мюррей.

— Мы привели с собой женщину, которая за ней присмотрит.

Мы с Мюрреем отвели Джессику к Свете.

Мюррей проводил интервью сухо. Посмотрев на фотографию Уильяма с двумя глазами, потом на фотографию с одним, поморщился. Таня очень хорошо отвечала на вопросы — чего там играть, когда ее на самом деле хотели лишить родительских прав. Кабина, уловив сухость и педантичность Мюррея (ведь советская выучка!), переводил в той же сухой, педантичной манере. Было видно, что Мюррея впечатлило знание Кабиной русского языка — он несколько помягчел. Таня рассказала, как соседки и коллеги называли ее негритянской подстилкой. Рассказывая о присланной к ним домой комиссии из райОНО, Таня расплакалась. Мюррей предложил бумажные носовые платки, и Кабина вытер Тане глаза. У него были громадные руки и длинные пальцы, которыми он действовал с такой ловкостью и изящностью, что я доверил бы ему вытащить соринку из собственного глаза. В конце интервью Мюррей обратился к Кабине:

— Неужели в России на самом деле так плохо относятся к черным?

— В России не знаю, а на Украине ужасно, — ответил Кабина и вздохнул. — То, что приключилось с Таней, Уильямом и Джессикой, типично для смешанных браков между украинками и африканцами. Я знаю много таких семей, которые еле ноги унесли с Украины и получили убежище кто в Канаде, кто в Америке, кто в Англии.

— А почему они не едут в Африку? — полюбопытствовал Мюррей.

— Вы будете удивлены, но в Африке эти семьи ожидают примерно те же мытарства, что и на Украине. Это в Америке брак между белой женщиной и черным мужчиной больше не сенсация, а в большинстве стран это все еще повод для преследования. Мою жену тоже называли негритянской подстилкой и заставили уйти с работы. Когда мы шли по двору, из окон в нас кидали пустыми консервными банками. В песочнице моему сыну проломили голову. Там на самом деле плохо, — заключил Кабина.

Мы вышли на улицу. Кабина сиял — он честно заработал бутылку водки. Таня тоже улыбалась, хотя за результатом интервью надо было прийти аж через две недели. Но никто из нас не сомневался в победе.

— Ох, как мы бухнем! — все время повторял Кабина.

Все сели ко мне в машину, и мы поехали из Роуздейла, где располагается центр по предоставлению политического убежища, в Манхэттен.

— Что вы собираетесь делать в Америке? — спросил я Таню.

— То, что я и сейчас делаю — стричь, — ответила Таня. — Выучу английский, открою когда-нибудь салон.

— А как относятся к Джессике в школе?

— Она счастлива. Ее там просто носят на руках. Не зная английского, она тем не менее стала лучшей в классе по математике. Учителя не могут ею нахвалиться. Знаете, несмотря ни на что, в Харькове все-таки было хорошо поставлено образование.

— Стоп! Стоп! — вдруг заорал Кабина. — Не видишь разве — мы ликерный проезжаем!

Я остановил машину и направился в магазин выполнять свое обещание.

— «Финляндию», пожалуйста! — крикнул мне Кабина, приоткрыв окно машины.

Таня и Джессика получили убежище. Мы с Кабиной иногда переговариваемся по телефону, но в ресторан до сих пор не ходили — то он занят, то я. Но мы еще бухнём за победу, ой как бухнём!

Беслик и Леван

Я не знаю, почему Айлин решила заговорить об этом после почти двенадцатилетней супружеской жизни. Ну молчу я во время секса, наверное, большинство мужиков молчат. И дело тут совсем не в том, что Айлин американка по рождению, а я стал американцем только после того, как принял присягу на верность США. Как будто если бы я занимался любовью с русской, то тарахтел бы во время этого дела на своем родном языке не переставая.