Сказки Освии. Подвиг на троих - Татьяна Бондарь

поспешно забежали в сумрачный коридор, открывавший изнанку дворца, серевшую необработанными камнями. Едва дверь закрылась за нами, как в комнату ввалились стражи.

Под командованием усатого капитана они долго топали и шарили по углам. Стражи перевернули в комнате все, что можно было перевернуть. Стараясь дышать потише, я наблюдала за ними через узкую щель в стене, оставленную здесь явно не случайно. Кто-то предусмотрительный даже поставил под ней стульчик, чтобы не надо было сильно вытягивать шею подсматривая. Капитан дневной стражи, широкий, как бабушкин буфет, прямо-таки посинел от злости, не найдя меня.

– Она же не птица, чтобы улететь! – орал он на своих подчиненных, шевеля густыми усами.

Послушные команде и напуганные гневом, стражи и впрямь старались. Только где им было искать, если в комнате ничего, кроме пары стульев и столика, не было. Особо усердный стражник даже заглянул под ковер.

Мы простояли так с четверть часа, пока наконец поиски меня не переместились в другое место и лязганье железяк не стихло вдали. Я вопросительно посмотрела на Лелеля. Надо было идти спасать Василику. Он приложил палец к губам, давая понять, что дышать уже можно, а вот говорить все еще пока не стоит, и сделал жест рукой, чтобы я следовала за ним.

Мы пошли по узкому коридору с низким потолком. В нем было убрано, будто фея чистоты посещала его регулярно и любовно натирала каждую плитку. Коридор петлял, сужался и расширялся, а в конце упирался в винтовую лестницу. Лелель жестом пригласил меня подняться по ней первой. Я послушно стала отсчитывать ступеньки. В душе назревало плохое предчувствие. Я знала – то, что я увижу, мне не понравится.

Комната, к которой привел меня Лелель, как я и ожидала, принадлежала принцессе. Полчаса назад я мечтала сюда попасть, а теперь хотела закрыть глаза и не смотреть на картину, которая мне открывалась. Если бы Василика хоть раз видела принцессу такой, она не торопились бы ее повидать, и подготовилась бы лучше.

Перед принцессой на коленях стоял Аштасар, выглядевший непривычно маленьким и жалким. Амель била его плетью с острыми железными крючьями на концах, и делала это с удовольствием, вкладывая в каждый удар всю силу и душу.

Аштасар не защищался, он покорно опустил голову, и лишь прикрывал ладонями глаза. Он был в отчаянии. Сейчас в его спектре ярче всего светилась вина, расходясь от коленей цветом плавленого янтаря. Он верил, что принцесса карает его справедливо, и сносил ее побои безропотно, даже желая их. Глаза он прикрывал только для того, чтобы послужить ей опять, исправить чудовищную ошибку, которую совершил. Этого он желал больше всего на свете. Крючья рвали его одежду, пару раз полоснули по лицу, оставив глубокие борозды, из которых немедленно струями потекла кровь. Вид крови удовлетворил Амель, и она опустила руку с плетью.

– Найди мне эту дрянь до завтра. Не найдешь – лучше тебе бежать в свою страну так быстро, как только позволят ноги. Хотя это вряд ли поможет.

Аштасар побледнел, коснулся лбом пола в поклоне и прошептал оттуда с фермесским акцентом:

– Моя госпожа, к обеду девчонка будет мертва. Либо буду мертв я.

Принцесса кивнула. Ее это устраивало. Аштасар поднялся и пошел прочь из комнаты, оставляя за собой на полу дорожку из пятен крови. И только когда за ним закрылась дверь, я увидела в тени дальнего угла то, что стоило заметить сразу.

Мои поиски закончились. Рональд, Альберт и Освальд неподвижно стояли в комнате принцессы. Они пугали серым цветом кожи и отсутствующим выражением на лицах. Даже в моих кошмарах Рональд не казался таким чужим и равнодушным.

В стороне, под разбитым окном, опираясь на одно колено и выбросив правую руку вперед, застыла навсегда Василика. Принцесса поймала ее в тот момент, когда наемница вставала на ноги и готовилась к броску. Теперь Василика пополнила коллекцию принцессы, и из моей надежной напарницы превратилась в новую игрушку Амель.

Если бы мой замысел пробраться вслед за Василикой через окно удался, я бы сейчас стояла рядом с ней (правда, скорее всего, в менее приглядной позе), и медленно покрываясь бы мхом с северной стороны.

Кроме моих друзей, в комнате был еще один человек, обращенный в статую. Он был старше всех остальных и чем-то отдаленно напоминал Альвадо, только в его аскарской версии. Грузный и тучный, даже в виде бесчувственной статуи, он казался очень печальным.

Принцесса раздраженно стянула с плеч шарф и набросила его на одного из братьев. Сейчас они выглядели совсем одинаково, из-за отсутствия на их лицах хоть какого-либо выражения. Даже я не смогла бы их отличить. Краску с волос Альберт так и не успел смыть и остался копией Рональда в изящных и коварных ручках принцессы, которая пока использовала свою коллекцию преимущественно как вешалки для одежды.

Как меня выводил Лелель из замка, какими потайными ходами, по каким улицам вел сквозь город – я не заметила. Я была как во сне, будто это не со мной происходило. Хорошей новостью было то, что Лелель, похоже, разобрался в «пьяных» лабиринтах Вираильма и не заплутал. Этим он подрывал теорию Василики о беспомощности мужчин на его улицах.

В себя я пришла в уже знакомой мне гостиной, с наполовину пустой чашкой чая в руках. Лелель, вопреки своей вредной привычке, исчезать не собирался. Он устроился в кресле напротив.

– Это мальва? – спросила я, распознав на языке знакомый вкус. Голос был каким-то непривычным и прозвучал едва слышно в тишине комнаты.

– Мальва, – подтвердил Лелель.

– Они все у нее…

– Да, они все у нее и в полной ее власти.

Рядом на диване спала Дэми, поджав под живот ноги. Коля лежал рядом с ней, и похоже, тоже спал. Я оглядела гостиную, которую еще вчера Василика просила не трогать. От когда-то царящего в ней безупречного порядка не осталось и следа. Художественный хаос с творческими элементами теперь царил в ней. Сложно было поверить, что такой шедевральный бардак можно было навести в течение одного дня всего в четыре руки.

Бросив косой взгляд на кухню, я увидела придвинутый к оружейной стенке стул и валяющиеся на полу ножи, булавы и прочие трофеи Василики. Дэми все-таки добралась до оружия матери и наигралась с ним всласть, даже не оцарапавшись.

Изящный стеклянный столик напротив меня был обклеен… шерстью? Клей еще не до конца схватился, кое-где свисал потеками, капая на дорогой ворсовый ковер и создавая на нем неравномерный, несмываемый и неприглядный узор.

На когда-то молочно-белых стенах были нарисованы, при помощи рук, ног, а возможно, даже пробегавшей мимо кошки, живописные разводы, не имеющие ни системы, ни логики, ни сюжета. В качестве краски ребенок неопределенного возраста использовал что-то, что, по-видимому,