Сказки Освии. Подвиг на троих - Татьяна Бондарь

зеркала была жизнь ее отца! Поэтому, местным красавицам пришлось перенять у Амель моду на широкие рукава.

Надменно улыбаясь, Амель подошла мимо ряда статуй, украшавших ее комнату. Всего их было четыре. Ни один мастер не сумел бы так точно передать черты человека, настолько они казались живыми, но та неподвижность, с которой они смотрели в пустоту, была доступна только камню. Будь это люди, их бы выдало легкое движение, биение пульса или дыхание, но статуям это было недоступно.

Принцесса остановилась у одной из них, посмотрела на нее долгим взглядом, лишенным дружелюбия, которое она с таким отвращением вынуждена была каждый раз изображать в тронном зале.

В стене открылась потайная дверь. Хоть вошедший появился в комнате совершенно бесшумно, Амель знала, что она уже не одна.

– Наконец-то! – сердито выдохнула принцесса. Не оборачиваясь, она протянула руку для поцелуя мужчине в платье фермесца. Аштасар упал перед ней на колени и благодарно приник к протянутой руке, завороженно, не отрываясь глядя принцессе в лицо.

Амель это было неприятно, но она скрыла отвращение, пробежавшее мурашками по спине и готовое исказить лицо. Такова была ее плата за полный контроль над этим человеком. Нужно было подпитывать его любовь, давая иногда надежду, чтобы не обернуть это нестабильное оружие против себя. Принцесса потрепала фермесца, как ребенка за волосы, потянула пряди так, чтобы его лицо смотрело вверх, и тихим голосом приказала, глядя прямо в его черные глаза:

– Они в тюрьме. Не разочаровывай меня больше. Не дай осечки на этот раз.

Послушно и безропотно слуга принцессы исчез, не проронив ни звука за весь свой визит. Принцесса улыбнулась, все так же глядя на окаменевшего мужчину.

– Вот и пришел конец твоей подружке. Рад ли ты, дорогой?

– Рад, моя госпожа, – неживым голосом ответил ей Рональд.

***

На свободу мы выбрались далеко за полночь. Стражник хотел нас придушить с упорством, доступным только очень молодым и пылким юношам. Возможно, его рвение усугубила последняя песня, которую мы тянули с Василикой. Она относилась к категории очень обидных и порочила честь и достоинство мужчин как вида. В ней переплетались такие слова, как дураки, слабаки, тюфяки, сопляки и слизняки, которые многократно повторялись в разных сочетаниях. Я взгляды Василики на счет мужчин не разделяла, но песню, которую знали все девочки с детства, честно подпевала, в отместку за огромный синяк на ноге, приведший днем к моей полной капитуляции.

Василика терла ребро корсета о стену, чтобы разорвать ткань и достать вожделенную спицу. Наемница была в одной рубашке, когда наш страж не выдержал и заглянул через маленькое окошечко в камеру в очередной раз. Вид полуголой Василики в сумраке камеры его так порадовал, что он отвлекся от своих прямых обязанностей, потерял бдительность и забыл о моем существовании. Это напрасно. Окошко в двери камеры было узким, но моя рука туда вполне пролазила.

– Ой! – завопил охранник, хватаясь за наказанный глаз. Ему не понравилось. Он решил отомстить обидчику, то есть мне, и сам стал открывать тяжелую дверь темницы. Конечно, спица из корсета Василики тоже открыла бы замок, но пришлось бы долго возиться, а тут такая удача!

– Ой, дурак! – протянула Василика. Пока страж с длинным копьем пытался развернуться в нашей тесной камере. Она оббежала его и легким быстрым пинком выбила оружие из рук.

– Кто вообще вам копья додумался выдать? – возмущенно спросила она.

Охранник обиженно хлюпнул носом. Похоже, его не предупредили, что Василика опаснее, чем кажется. Уже через минуту и второй глаз незадачливого охранника был наказан, а Василика без смущения переодевалась в его одежду. Напоследок она натянула на стражника свой корсет, плотно прижав его руки к туловищу.

– В другой раз не подглядывай, – посоветовала она, потрепала его по щеке и закрыла в камере его же ключом. – И вообще он должен быть благодарен. Корсетное платье стоит куда дороже, чем его обноски, – сказала она уже мне.

Осмотр всего подземелья было провести не сложно. Заключенные с удовольствием подходили к своим окошечкам, чтобы покричать на нас проклятья за то, что мы им испортили послеобеденный сон.

– Какая завидная твердость характера! Лучше сдохнуть в тюрьме, чем признать, что были не правы! – заметила Василика. – У нас ключи от всех камер, а они так сквернословят.

Мы прошли к массивной входной двери, утыканной ромбиками железных шипов. Эта дверь должна была сдерживать таких, как мы, заключенных в случае прорыва из камер. Однако, сейчас она была распахнута настежь и подперта камнем, чтобы тяжелый доводчик не заставил ее вновь затвориться.

– Твою же бабушку через колено! – выругалась наемница. – Они тут с ума посходили, что ли?

Ее возмущение было так велико, что стало пробиваться наружу, опасно пульсируя зеленым.

– Ему только спиц для вязания не хватало! Кого они набрали, чтобы охранять преступников и политически вредных лиц? Безмозглых сопляков, которые ни на что не способны? И вооружили их копьями, чтобы до колющей части было как можно дальше, а то с этих идиотов станется нанизать самих себя на что-то более острое или короткое!

Будто в подтверждение ее слов на скамеечке стража у самого выхода лежала потертая книжонка с похабным рисунком на обложке. «Как добиться внимания женщин. Пятнадцать секретов настоящего мужчины», – гласило ее название.

– Хорошо, хоть не схемы для вязания! – прокомментировала Василика, накидывая мне веревку на запястья.

– Это что, такое новое проявление доверия? – поинтересовалась я.

Василика презрительно посмотрела на меня.

– Попробуй наняться в аскарскую стражу, туда таких как ты и отбирают. Добьешься успеха! – съязвила она. – Нет, это такой очень старый способ не привлекать к себе слишком уж много внимания, выходя из тюрьмы. – Она натянула на глаза форменный берет ночного стража, украшенный большим синим помпоном, и, цокнув языком, взяла запасное копье, стоявшее у входа, брезгливо сбросив с него сушившуюся тряпку.

Василика грубо вытолкала меня из тюрьмы, уперев копье в спину. Эта предосторожность оказалась напрасной – кругом было безлюдно и тихо, будто другой стражи не было. Только пройдя немного в сторону дворца, мы услышали тихий разговор и смех. Собравшись в кучку, королевская ночная стража, призванная охранять покой горожан и самой принцессы, сидела под навесом из ветвей раскидистого краснолиста и играла в карты в «забулдыгу» на желание.

– Нет, ты погляди на них! – Василике стоило огромных усилий сдерживаться и притворяться, что так и должно быть. Она такую расхлябанность ночной стражи сносила как личное оскорбление, как плевок в душу. Если дневная стража еще как-то старалась держать форму, потому что была на виду, ночная распустилась окончательно. Это привело к тому, что мы, двое беглецов, сейчас шли прямо ко дворцу совершенно беспрепятственно и не вызывали никакого интереса.

Василика ушла из стражи три года назад, так и не дослужившись до звания капитана. И сейчас,