Сказки Освии. Подвиг на троих - Татьяна Бондарь

принцессы ко мне. Я проглотила оскорбление, глядя, как хорошо вооруженные и закованные в латы стражи, без приказа подтягиваются к нам ближе и смыкаются в плотное кольцо. Принцесса будто этого не замечала и насмешливо продолжала:

– Расскажи, наемница Василика, что заставило тебя просить срочной аудиенции?

Василика лучше меня понимала, что происходит.

– Вам известно о моем несчастье, ваше высочество, – начала она несколько удивленно, но бесстрашно. – Последние четыре месяца я трачу все усилия, чтобы отыскать своего пропавшего мужа и вашего верховного мага, но все тщетно. Я пришла просить ваше высочество о помощи, без которой нет смысла продолжать мои поиски, потому что единственное место, где я еще не искала, это задница ежа и ваш проклятый дворец!

Мне не хотелось осуждать Василику, смысла сдерживаться все равно уже не было.

– Не отбиваемся, – шепнула я. – Нам надо увидеть королевскую тюрьму изнутри до смерти.

– Еще чего! Они не знают, на кого напали! – возмутилась она и сорвала так долго копившуюся в ней злость на том из стражей, что оказался ближе. Потом на следующем, стоявшем на расстоянии ее вытянутой ноги, а потом еще на паре подошедших вояк, которых чужой опыт ничему не научил и которые стремились непременно получить свой.

– А собственно, почему нет? – риторически спросила я и пнула между ног одного из солдат. Звук получился, как от удара в колокол, и я упала поверженной, обнимая ушибленную ногу. Проклятые вояки догадались запаять в железо и это место.

***

– Василика, у тебя кровь! – испугалась я за наемницу, когда моя собственная боль отступила и появилось возможность отвлечься на что-то еще. В темнице времени у нас было предостаточно.

– Так и надо, – спокойно и зло ответила она. – Главное, что не моя. Правда, жаль, что и не принцессина, – немного мечтательно добавила она. – Я бы эту Амель с удовольствием за волосы потягала и поучила, как себя надо вести с женами верховных магов.

По тому количеству воды, которое оказалось в нашей камере, стало ясно, что Василика сильно разозлила стражу. Она знала слабые места в их броне и моих ошибок не допустила. По итогам поединка получалось четыре два в нашу пользу, троих повалила Василика до того, как ее связали, и одного – я, повергнув его в нездоровый истерический смех своей атакой. Он согнулся пополам и повредил себе спину тяжелой броней.

Воды с недавних пор мы не боялись и коротали остаток дня, завывая песни. Судя по жалобным воплям из соседних камер, у нас получалось плохо, что было хорошо. Мы бы пропели до вечера, но жалобные вопли сменились глухими ударами о стену, мольбами о пощаде и просьбами о смертной казни для нас или хотя бы для самих просителей, лишь бы только не терпеть это испытание искусством. Я замолчала, сжалившись над бедолагами, Василика еще повыла какое-то время в одиночестве, но это было не так душевно, и скоро ей надоело.

В крошечное окошко было видно, как на площади ставят виселицу. Я потерла шею и решила уточнить:

– Для нас стараются?

– Вряд ли. Скорее всего, нас захотят прирезать по-тихому, ночью. Не принцесса, так кто-нибудь из тех, для кого мы провели сегодня воспитательные работы.

Василика не учла еще один вариант опасности – со стороны других заключенных. Прямо сейчас они с энтузиазмом скидывались припрятанной мелочью, чтобы подкупить охранника, который уже и без вознаграждения готов был отправить нас на тот свет, на чистом энтузиазме.

Пару раз стражник подходил к нашей двери, прислушивался, и поняв, что мы все еще не спим, разочарованно уходил на свою скамеечку у входа. Между нами и им началось состязание, кто первым уснет. Только мы рисковали в случае проигрыша потерять свои жизни, а для стражника поражение обернулось бы простым выговором.

***

Легкое зеленоватое свечение, исходившее от зеркала, позволяло принцессе видеть все, что происходит в просторной круглой комнате центральной башни. Такие башни, только маленькие, пристраивали обычно для укрепления углов замков, но эта возвышаясь над скатной крышей дворца добавочным куполом и служила только для красоты. Из ее окон были видны все улицы города, горы и краешек Бирюзового моря, проступающий между склонами. Принцесса любила эту башню и давно выбрала ее для себя. Именно здесь была ее спальня, и здесь же она хранила свой главный секрет, надежно спрятанный от посторонних глаз.

В башню вела узкая винтовая лестница, сделанная так, чтобы в ширину на ее ступеньках не умещалось больше одного человека. Этой лестницей не дозволялось пользоваться никому из обитателей замка. Лишь ножки принцессы топтали ее узкие известняковые плиты. Никто другой не осмеливался проделать этот короткий, всего в пятьдесят шагов путь.

Правда был один человек, которому Амель позволяла входить в башню. Он приходил к ней другим, потайным ходом, секрет которого они оба хранили от всех. Это был единственный человек, которому разрешалось нарушать строжайший запрет принцессы. Он все равно никогда не выдал бы ее секрет, потому что был связан куда более крепкими узами, чем простая преданность. Сейчас Амель ждала его прихода и злилась, что его до сих пор нет. Он должен был помочь ей с платьем, прибрать комнату и подготовить постель, но его все не было.

Ожидание наскучило принцессе. Амель раздраженно дернула тесемки, сама стянула платье из стрекозиных крыльев и небрежно бросила его на пол. Теперь ее молодое упругое тело обтягивала лишь тонкая рубашка из полупрозрачного шелка, блестящего перламутром. Раньше такой шелк видели только на болотницах, но принцесса раздобыла себе и его секрет. Для этого она велела поймать трех болотниц, хотя хватило бы и одной. Каждая сломалась, не продержавшись и двадцати минут, и ползала по полу, моля о пощаде. А обманщики-маги пытались убедить Амель, что с болотницами трудно иметь дело. Принцесса усмехнулась, вспомнив, как самая молоденькая из них молила отпустить ее. Тогда Амель приказала вывезти измученную пытками и перепачканную кровью болотницу в пустыню на границе с Фермесом и бросить там, не оставив ей даже призрачного шанса на спасение.

Принцесса подняла зеркало и любовно провела по нему тонким нежным пальчиком. Она внимательно рассмотрела крохотные сколы в оправе, проверила звенья цепи, соединяющей зеркало и ее запястье. Цепь была безупречна, ее не повредили бы никакой инструмент, даже из прочнейшей стали, даже закаленный лучшими мастерами Фермеса. Цепочка стала одним целым с принцессой. В ней не было застежки или ненадежного звена, ее нельзя было отстегнуть, и Амель пришлось привыкать переодеваться и умываться с ним. По ее приказу портные шили платья с широкими рукавами. Амель уже привыкла к такому укладу. Оставлять зеркало она не хотела ни на секунду. Еще бы! Оно обошлось принцессе слишком дорого, чтобы рисковать им даже на мгновение. Ценой