Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

такую купальню, вы сразу оказываетесь в довольно просторном зале. Оставив здесь свою одежду, вы спускаетесь по ступенькам, а потом по наклонной площадке. Отсюда длинный коридор ведет в круглый зал, где происходит само омовение. Там обычно бывает несколько ниш, в которых удобно мыться, и три узких прохода: один ведёт в очень жаркое помещение с паром, другой – в более прохладное помещение, третий – в зал для отдыха.

Именно в этой последовательности и происходит омовение. Вначале вы попадаете в адскую жаровню, в которой кипит огромный котёл с водой, встроенный в стену. Пар, образованный от кипения воды, постоянно выходит через отверстие, находящееся на высоте трех локтей от пола, а сам пол тоже нагревается, потому что под ним проложены специальные каналы для кипятка. Долго продержаться в этом пекле невозможно: начинает темнеть в глазах, сердце готово остановиться, а волосы на голове наверняка возгорелись бы, если бы воздух не был настолько пропитан влагой. Я думаю, что в преисподней эта жаровня могла бы использоваться для наказания грешников, а на Востоке люди по доброй воле обрекают себя на подобные мучения.

Выскочив из этого помещения, вы медленно остываете во второй комнате, а после идёте в зал для отдыха. Удивительно, но у восточных людей хватает сил для беседы после такого омовения: они могут полдня просидеть в купальне за столом с фруктами и сладостями, однако вина не пьют совсем, поскольку Магомет запретил им это. Впрочем, некоторые из них обходят запрет, выпивая тайком в своих домах, в одиночестве или в компании друзей, но горе им, если они попадутся: их ожидает жестокая порка!

Помимо пристрастия к чистоте, я бы отметил аккуратность сарацин в еде. Они берут мясо из общих блюд не руками, как мы, но маленькими вилками, которые у каждого свои, изящно изготовленные из серебра или золота и украшенные узорами. Не употребляя в пищу свинину, – что похвально, так как в ней часто встречаются солитеры, – сарацины предпочитают баранину, которую умеют приготовлять различными способами и весьма вкусно.

* * *

– А что вы скажете об их вере? – спросил Фредегариус.

– Я не очень разбираюсь в ней, – ответил Робер. – Всё что я могу вам сообщить, основано на моих личных наблюдениях и мнениях других людей. Но извольте… Магомет велел своим последователям почитать Христа и наше Священное Писание, многие части из которого, как утверждают, вошли в Коран, однако их вера сильно разнится с нашей. Троицу они не признают: по их мнению, есть только один единый Бог, безо всяких ипостасей, непостижимый для человека и не имеющий сущности. Этот Бог, называемый ими «Аллахом», обладает абсолютной волей и могуществом. Ничто не происходит без его ведома; он всё видит и слышит, и невозможно скрыть что-либо от его взора.

Поскольку сущности Аллах не имеет, его нельзя изобразить, и в их церквах вы не обнаружите ни икон, ни статуй, ни фресок с его образом. В сарацинских церквах – «мечетях» – вообще нет никаких изображений, так как считается, что любое из них может вызвать идолопоклонничество. Нет там и образов Магомета, ибо, хоть они и верят, что он величайший из пророков, последняя и высшая инстанция между Богом и людьми, но и его изображениям не хотят поклоняться, боясь умалить своего Аллаха.

Я назвал «мечети» церквами, но сомневаюсь, что они имеют для сарацин тот же смысл и то же значение, какое имеют церкви для нас. По-моему, мечети у них не освящаются и скорее напоминают дом для молитв, чем святое место, осененное Божьей благодатью. Сарацин может молиться и вне мечети, уверенный, что его молитвы всё равно будут услышаны всеведущим Аллахом. Добавлю, что в мечетях ими часто устраиваются всевозможные собрания, в том числе по мирским вопросам, далеким от веры.

Своих священников сарацины уважают, некоторых чтят, как святых, но стать священнослужителем может любой человек, хорошо знающий Коран и обычаи их религии. По убеждению сарацин, все люди равны перед Богом, и священник, поэтому, не наделен какой-то особой благостью. По этой же причине нет и монастырей, в которых нет необходимости, ибо в них не больше святости, чем в любом другом месте.

– Боже, какая ересь! – с негодованием произнес Фредегариус. – Отвергать церковь – тело Божье, отвергать святые обители, – означает множить грех на земле. Да простит их Господь! Сколь ближе мы к Нему!

– Воистину так! – перекрестился Робер. – Но должен признать, что они горячо верят в своего Аллаха, готовы умереть во имя его и считают это величайшим благом. Мучеников за веру у сарацин не меньше, чем у нас. По их представлениям, ангелы забирают души этих мучеников и переносят в рай. Каждый из отдавших жизнь за Аллаха может поместить в райские кущи десять душ своих родственников, отчего родные погибшего радуются, узнав о его смерти. Преклонение перед смертью за веру так сильно у сарацинов, что, кажется, они рождены для мученичества, а если при этом они заберут с собой жизни своих врагов – о большем счастье нечего и мечтать! Мне думается, что если бы сарацинские священники не сдерживали свой народ, он бы полёг до единого человека, дабы сразу же заслужить райское блаженство.

Впрочем, эти священники сами иногда подталкивают сарацин к гибели, разжигая огонь ненависти и вражды. Вы удивитесь, святой отец, но сарацины воевали не только с нами, но и меж собой. Непонятно, кого больше они ненавидели – нас, верующих во Христа, или своих же собратьев, верующих в Аллаха, но не так, как надо: причём, каждый считал, что именно он знает, как правильно верить…

Да, смерть – коварный союзник, она всегда предает тех, кто действует заодно с ней; как тут не вспомнить слова древних мудрецов: «Для того чтобы жить, нужно больше мужества, чем для того чтобы умереть».

* * *

– Не могли бы вы, мессир, рассказать о святынях Иерусалима? – спросил Фредегариус, вполуха слушавший эту тираду Робера и не записывающий за ним. – Я мечтаю совершить паломничество в Святой город и молю Бога, чтобы моя мечта осуществилась.

– Охотно, святой отец, эти воспоминания станут усладой и для меня, – отвечал Робер, откинувшись в кресле и будто вглядываясь вдаль. – Начну с того, что через несколько дней после взятия Иерусалима мы чудесным образом обрели Крест Господень…

– Да, я читал об этом в хрониках, – с волнением произнес монах, – тем более интересен рассказ очевидца.

– О, это было великое событие! – воскликнул Робер. – Мы шли в Святую землю под сенью креста, на нашей одежде были нашиты кресты, и вот мы обрели Крест Спасителя