Крапивник - Екатерина Концова

— я тут ни при чём.

— Если я утону, — парень указал на меня. — Это была её идея.

— Кажется, ты хочешь ещё поплавать, Эдмунд.

Остановилась запись.

Летом между вторым и третьим курсом мне пришлось уехать к родственникам, а Эд гостил у своего друга. Мы обменивались письмами, но ни разу не виделись. Когда встретились в начале третьего курса, он заметно вырос.

Я открыла следующий накопитель. Эдмунд — красивый шестнадцатилетний юноша — стоял в новеньком полосатом свитере. Я подарила его в октябре, когда стало холодать, а Эдмунд продолжал ходить в тонкой рубашке. Это не сильно помогло ситуации, но с наступлением морозов он всё-таки стал надевать его.

На глаза попался продолговатый артефакт — вторая попытка кого-то из наших ровесников-менталистов собрать прибор, записывающий не только модели предметов, но и их движение. На нём записан вальс. Я просмотрела его сотни раз поле расставания, каждый раз заливаясь слезами, но сейчас он не включался — разрядился.

В следующем носителе оказалась проекция прохладного утра. Восторженный Эдмунд сидел на корточках в парке, обнимая утку. Обнял утку — радости полные штаны. Шестнадцать лет парню.

Что дальше? Штук пять моих портретов и зеркало.

Оливия. Совсем ещё девчонка. Она светилась весельем и бодро шептала:

— Здравствуйте те, кто однажды заглянет в это зеркало. Я Оливия Гроул и со мной мой коллега, Аслан Нерт.

Девушка навела отражение на паренька, создающего плетениями одинаковых птичек.

— Всем привет, — тихо поздоровался он.

— Сегодня мы с Вами изучим поведение стаи крапивников в естественной среде. Но нужно вести себя тихо, чтобы не спугнуть их. Как известно, крапивники не живут стаями, но мы с Асланом обнаружили новый вид, копирующий модель поведения пчёл. Есть рабочие птицы и один лидер стаи. Полюбуйтесь.

На широком бортике фонтана спал Эдмунд. Вокруг него прыгали контролируемые Асланом птички, засовывая листья и веточки ему в кудри.

— Посмотрите, рядовые птицы приносят лидеру дары, сам же он в это время отдыхает. Какова его роль в стае? Защита семейства и увеличения популяции. Кстати, об этом, мы видим, как к стае приближается самка.

В зеркале появилась я. Я только освободилась из лап преподавателей и совершенно не понимала, чем занята эта троица.

— Что здесь происходит?

— Обратите внимание, она приближается к чужой стае неуверенно, но не останавливается — её заинтересовал лидер крапивников.

Я села на бортик фонтана и в окружении птиц стала выбирать из волос спящего юноши мусор.

— И чего вы пытались добиться?

— Самка выражает интерес, помогая лидеру стаи чистить перья. Пока он не отвечает взаимностью.

— И не ответит, — буркнула я, откидывая последнюю соринку. — Дайте ему поспать.

— Аслан, — Оливия передала зеркало приятелю и он, наведя на друга начал диктовать:

— Этот вид крапивников высоко развит и почитает лидера как царя. Посмотрите, они ему поклоняются.

Птички выстроились перед Эдмундом и стали громко синхронно чирикать, качая головками в поклонах.

Юноша поморщился от громки звуков и, открыв глаза, резко сел, сопровождая это руганью. А как ещё реагировать, когда тебя будят поклоняющиеся птицы?

— Мы стали свидетелями пробуждения лидера стаи крапивников, — Оливия забрала зеркало и практически тыкала им в лицо Эду. — Посмотрим, как он отреагирует на нового члена общества. Примет ли в свою стаю постороннюю?

Эд обвёл взглядом всех присутствующих, осмысливая сказанное, и повернулся ко мне. До него удивительно быстро дошло, что происходит.

— Чирик.

— Ты будешь им подыгрывать? — я вскинула бровь, всем видом показывая, что Эдмунд ведёт себя глупо.

— Чирик-чирик, — пожал плечами он.

Закатив глаза, я тяжело вздохнула:

— Ну, допустим, чирик-чирик.

— Кажется, лидер принял её в стаю. Рабочие радуются, теперь у них есть королева и скоро появятся новые птенцы.

Птички облепили нас, громко чирикая. Эд приобнял меня одной рукой, подняв вторую, создал на ней крохотную птичку, и тут же усадил этот очаровательный пернатый шарик на мне на плечо.

Эд мог чувствовать то же, что и птица. Зная это, девочка из воспоминания почесала птичке короткую шею.

— Итак, сегодня мы стали свидетелями одного дня из жизни стаи. Дикая природа удивительна.

Изображение сменилось моим отражением. Я отложила зеркало.

Взгляд упал на коробку со значком ателье. И вторую, с названием именитой ювелирной мастерской.

В коробочке от ювелира лежал тонкий и лёгкий золотой венок с прозрачными камешками. В том же стиле гребень, серёжки, два браслета, колье и обручальные кольца.

У Эдмунда были такие же запонки. Из всех предметов комплекта у меня не было лишь их. Он даже своё кольцо не забрал. Наверное, думал, что оно мне пригодятся.

Я надевала эти украшения на свою свадьбу и давала для венчания сестрам. Но надеть кольца, предназначенные нам с Эдмундом, на церемонии с Роландом или подарить младшим рука не поднялась.

Заколов волосы гребнем, я придвинула ближе большую коробку. Где-то тут должны быть туфли.

А вот и они.

На свет появилась коробка, из которой возникли белые туфельки на небольшом каблучке. Они были порядком стоптаны. Их я надевала не раз и не два. На чердаке они оказались, придя в негодность, но куплены были для свадьбы.

Надев их, я открыла коробку из ателье. Платье. Желтоватое, ни разу не использованное платье.

Я приложила его к себе, заглядывая в зеркало.

Даже сейчас, потерявшее вид от сырости и холода платье было прекрасно: не слишком пышное, с золотистыми лентами по швам и узорами из плюща, в тему украшений.

Жаль, теперь оно мне не по размеру. В талии и рукавах узко, а на груди и вовсе не сойдётся.

Я прицепила к венку фату и надела.

Красота.

Взгляд упал на конверт в коробке. Письма и бытовые записки. Написанные с правой стороны слова всегда были несколько смазаны. Эдмунд был левшой — когда он писал рука тёрлась о бумагу — тетради всегда были неряшливыми, а ребро ладони и мизинец — грязными.

Среди листков, исписанных стройными рядами неразборчивых букв, нашлись такие послания как: «В доме нет еды», «Я не нашёл рубашку», «Я зол. Ты знаешь, что сделала», «Хочу курочку», «Я разбил зеркало», «Почему я через записки слышу, как ты на меня орёшь?» и «Сделаешь на ужин картошечку?» с изображением очень голодной птички. Эдмунд ужасно рисовал. Несчастный крапивник в его исполнении будто разом страдал плоскостопием, косоглазием, рахитом и умственной отсталостью. Бедное создание. И всё же милое — «художник» явно очень старался.

— Моя ж ты лапочка, — я погладила бумагу, обращаясь не то к Эдмунду, нее то к крапивнику.

В руках оказался затёртый от постоянного чтения и покорёженный слезами листок.

Против воли из памяти возник