Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

В ноябре американские транспортные суда заходили в порты Великобритании после десятидневного пути, во время которого новобранцы, заполнявшие трюмы, играли в покер, писали письма и жевали хот-доги. Некоторые капитаны позволяли настраивать судовую радиостанцию на музыкальную волну, но одна песня находилась под запретом – хит Бинга Кросби I’ll Be Home for Christmas («Я буду дома к Рождеству»)[1780].

«Ринаун» без происшествий доставил Черчилля 19 сентября на военно-морскую базу Клайд. Путешествие прошло гладко, за исключением того, что Мэри едва не упала за борт, когда, приняв приглашение молодого офицера прогуляться по палубе, едва удержалась на ногах, когда корабль сделал резкий поворот. Если бы она не ухватилась за пиллерс, то могла оказаться за бортом. Исмей, стоявший на мостике, был невольным свидетелем этой едва не разыгравшейся драмы. Позже Исмей написал: «Мы скорее предпочли бы прыгнуть за борт, чем объясняться с премьер-министром».

В течение пятидневного путешествия Черчилль ежедневно получал донесения о высадке в Салерно, и они были весьма тревожные. Ситуация оставалась неизменной: войска по-прежнему не могли продвинуться дальше прибрежной линии. Вот уже несколько месяцев Гопкинс и Стимсон энергично возражали против черчиллевских страхов относительно французских пляжей, залитых кровью, однако события в Салерно развивались именно по такому сценарию. Сильное беспокойство вызывал тот факт, что многие солдаты, высаженные на побережье Салерно в первые три дня, были отозваны для участия в операции «Оверлорд». Черчилль заявил, что ситуация в Салерно все больше начинает напоминать высадку в заливе Сувла во время Дарданелльской операции.

С каждым днем задержки в Салерно увеличивалась концентрация немцев на побережье и увеличивались шансы союзников отступить в море, свернув операцию. Черчилль предложил, что полетит в Салерно и примет командование операцией, но Александер, предвидевший подобного рода предложение со стороны премьер-министра, уже отправился к месту сражения. Черчилль, не успевший еще ступить на родную землю, получил долгожданные известия. Александер написал: «Я могу с полной уверенностью сказать, что ситуация изменилась в нашу пользу и инициатива перешла к нам». Тем не менее Александеру потребовалось три недели, чтобы его армии закрепились на носке «итальянского сапога». До Рима оставалось еще 150 миль[1781].

Вскоре после прибытия Черчилля домой адмирал Дадли Паунд подал прошение об отставке. Он умер спустя месяц, 21 октября, в день Трафальгарского сражения. Паунд был «самым умным моряком Королевского военно-морского флота», сказал Черчилль Ковиллу, но «осторожным». Однако благодаря паундовскому традиционному развертыванию Королевских флотов Англия в течение четырех лет отражала атаки и преследовала противника. При жизни Паунда была одержана победа в Атлантике, и это была его победа. Ветераны морских сражений скажут, что британский флот метрополии в Скапа-Флоу сыграл решающую роль, как и мальчики в своих «Харрикейнах» и «Спитфайрах», не позволившие Гитлеру захватить небо над Англией. Гитлер устроил проверку истребительному командованию, но не смог проделать это с флотом метрополии. Не многие становятся легендами, но моряки исполнили свой долг, и в первую очередь Паунд. Эндрю Браун Каннингем, герой Средиземноморья, сменил Паунда на посту первого лорда адмиралтейства.

Как только Черчилль отправился в Лондон, Гарри Гопкинс, страдавший от переутомления, лег в госпиталь на обследование. Эйзенхауэр тоже испытывал огромную усталость и находился под наблюдением врача. Не лучшим образом чувствовал себя Дилл, раненный во время охоты в Индии в прошлом году; ему не суждено было дожить до следующего года. И наконец, канцлер казначейства сэр Кингсли Вуд, под разумным руководством которого в стране удалось поддерживать финансовую стабильность, скоропостижно скончался через два дня после возвращения Черчилля в Лондон. Никто не мог предположить, что произойдут такие значительные перестановки в правительстве.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

То же самое можно было сказать об изменениях, ожидавших британцев дома и на работе. 23 сентября в Альберт-холле Черчилль выступил перед женской аудиторией: в зале собралось 6 тысяч женщин из всех слоев общества. Он, как всегда, сам написал свою речь. Он сказал женщинам: «Мы боремся за жизнь… Эта война не может быть выиграна, если миллионы женщин не сделают шаг вперед и не примутся за работу, которая в прежние годы, за исключением каменного века, считалась неженской… И женщины не жалуются ни на что, а ведь их обязанности и сфера деятельности существенно, значительно и постоянно расширяется… Может показаться странным, что роль женщин в промышленности и управлении на всех уровнях возрастает не в мирное, а в военное время. Кто-то считает, что в мирное время роль женщин в управлении и трудовой деятельности должна возрастать еще более значительно, а с началом военных действий – сокращаться. Однако все совсем наоборот! Война – это учитель, строгий, требовательный учитель. Война научила нас, как быстро добиться равенства мужчин и женщин во всех сферах общественной жизни»[1782].

Черчилль, начальники штабов и кабинет нуждались в отдыхе, но они не могли себе этого позволить. Джон Андерсон возглавил казначейство, Эттли стал лордом-председателем совета. Макс Бивербрук из-за проблем со здоровьем ушел с должности министра запасов и снабжения и стал лордом – хранителем малой печати. Это была почетная, но не сопряженная с многочисленными обязанностями должность, которая допускала гибкий подход и идеально подходила Бивербруку. Ему была отведена новая роль в структуре командования: служить Черчиллю в качестве друга, помощника и партнера. Ян Смэтс, герой сражений в Южной Африке, теперь присутствовал на заседаниях военного кабинета (неофициально, по приглашению Черчилля). Он был отрицательно настроен в отношении «Оверлорда» и заразил своим негативом не только Черчилля, которого и без того мучили сомнения, но и короля Георга. Перестановки в министерстве показались Черчиллю одновременно и тревожными и смешными. Когда с реорганизацией было покончено, он обрушился с критикой на коллег-лейбористов, когда сказал Идену: «Если не брать в расчет нас с тобой, то это самое ужасное правительство в истории Англии»[1783].

Британские войска вошли в Неаполь 1 октября. Оказалось, что перед отступлением немцы разрушили практически всю портовую инфраструктуру. После высадки у Салерно 5-я армия в среднем проходила в день порядка мили. Несмотря на это, Черчилль телеграфировал Александеру, что надеется увидеть его в Риме примерно через месяц. Однако при нынешней скорости наступление его армии могли дойти до Рима (120 миль к северу) не раньше февраля 1944 года. Надежды Черчилля на быстрое взятие Рима и наступление на север Италии рухнули, когда силы союзников были еще на подходе к Неаполю. Позднее Альберт Кессельринг сказал о слабости, присущей стратегии союзников: «Если бы союзники высадили десант с воздуха на Рим и с моря неподалеку от итальянской столицы, то мы были бы вынуждены эвакуировать войска со всей южной половины Италии». Теперь союзникам приходилось оплачивать кровью каждую милю земли между Неаполем и Римом, земли, которую они могли получить малой ценой. В начале октября 8-я армия продвинулась на побережье Адриатики, заняла город-порт Бари, аэродромы в Фодже, а затем соединилась с 5-й армией, создав фронт длиной 120 миль, протянувшийся через весь полуостров от Неаполя на Тирренском моря до Термоли на Адриатическом море. Армия Монтгомери сформировала правый фланг Итальянской кампании, но Черчилль считал, что она одновременно является левым флангом Балканского фронта. Миллионная армия союзников под командованием Эйзенхауэра на западном побережье Средиземного моря бездействовала; у Эйзенхауэра не было недостатка в десантных судах (он собирался отправить 85 процентов судов в Британию). Черчилль хотел перебросить небольшое количество судов и войск в Эгейское море, где в случае захвата Родоса будет заканчиваться балканский правый фланг, и Балканы, «мягкое подбрюшье Европы», окажутся незащищенными. Тито и его 200 тысяч отлично вооруженных партизан ждали приказа о наступлении; еще 150 тысяч четников. Турки, получившие от британцев и американцев помощь в размере миллиона долларов, выставили сорок пять дивизий, но это были неопытные, плохо вооруженные солдаты, без танковой поддержки. Тито удерживал узкие участки вдоль побережья Далмации, обеспечив возможность осуществления поставок для союзнических войск. Турецкие аэродромы позволяли Королевским военно-воздушным силам оказывать поддержку с воздуха. Войска союзников, считал Черчилль, необходимы только для того, чтобы придать импульс операции на начальном этапе. Спустя несколько лет Брук написал, что можно было добиться успеха, не отправляя «ни одного солдата на Балканы». Тито, Михайлович и турки (если они вступили в войну) могли сделать всю остальную работу. Так началось новое черчиллевское предприятие на побережье Эгейского моря[1784].