Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

его нелепому шантажу. Допустим, Перси объявит всему миру о поразительном сходстве Уильяма с шотландским генералом мятежников. Возможно, пойдут кратковременные толки, но Уильям ушел из армии и оставался графом. Его положению ничто не грозит. Если кто и станет расспрашивать, ему достаточно одарить любопытного ледяным взглядом и проигнорировать.

Однако нужно выяснить, что задумал Перси и с какой целью. По спине Грея снова побежал теплый ручеек, словно ему за шиворот вылили горячий кофе.

Он заметил, как на другом конце комнаты Амаранта мягко остановила на груди Уильяма длинный палец, очевидно на что-то указывая.

* * *

Ее палец лишь ненадолго задержался на самом большом жуке на его жилете — ярко-желтом чудище в два с половиной дюйма, с черными кончиками на рогах. И, разумеется, с крошечными красными глазками.

— Dynastes tityus, — одобрительно сказала она. — Восточный жук-геркулес.

— В самом деле? — засмеялся Уильям. — «Dynastes tityus» означает, если не ошибаюсь, мятежный титан? Разве Геркулес был титаном?

— Кажется, титаном. Или нет? — Амаранта наклонила голову, приподняв одну бровь. Брови у нее были мягкими, но выразительными и чуть более темными, чем волосы.

— Да. Возможно, именно это имелось в виду… Но почему мятежник? У него непокорный нрав?

Уильям опустил взгляд на свою грудь и тонкий указательный палец Амаранты. На безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо. Он глубоко вздохнул, отчего ее палец еще глубже вонзился в охряный шелк. Она улыбнулась и медленно убрала руку.

— Насчет жука не знаю. Но у тебя — да, не так ли?

— У меня? О чем ты?

— О том, что ты не станешь тратить свою жизнь, потакая желаниям других людей. Я права?

Подобная прямолинейность застала Уильяма врасплох, но его кузина была на редкость прямолинейна.

— Твоим желаниям? — спросил он.

— О нет. — На щеках Амаранты заиграли ямочки. — Я ничего не жду, Уильям. Ни от тебя, ни от кого другого. — Она помолчала, пристально глядя ему в глаза. На фоне сиреневого атласа платья они казались серыми и прозрачными, как дождевые капли на оконном стекле. — Если только ты не имеешь в виду мое скромное предложение?

Несмотря на происходящую внутри борьбу, Уильям улыбнулся отсылке к Джонатану Свифту[264] — хотя, по правде говоря, предложение Амаранты было не менее шокирующим, чем сатирическое эссе, в котором Свифт предлагает каннибализм в качестве средства от бедности.

— Да, именно его я имел в виду.

— Мне приятно, что ты над этим размышлял, — сказала она, и хотя ямочки на ее щеках исчезли, улыбка явственно играла в голосе.

Уильям открыл было рот с намерением все отрицать, но, вопреки его решительным усилиям не думать о возмутительном предложении кузины, у тела имелось на этот счет собственное мнение.

Он кашлянул и небрежно оглядел комнату. Папа разговаривал с французским дипломатом и, слава богу, не смотрел в их сторону.

— Что ж. — Уильям прочистил горло и заложил руки за спину. — Я бы не назвал это размышлениями… Впрочем, неважно. Я пришел увидеться с тобой.

— В самом деле? — с довольным видом спросила Амаранта.

— Хотел сказать, что утром я уезжаю и не знаю, когда вернусь.

Довольное выражение исчезло с ее лица, и Уильям с сожалением подумал, что ничего тут не поделаешь.

— Пойдем. — Он коснулся ее руки и кивнул на открытые французские двери в сад. — Я расскажу тебе о причине.

Амаранта уловила перемену в его настроении и слегка кивнула.

— Только не вместе. Я пойду первой. Ступай выпей чего-нибудь, а потом выходи через парадную дверь и обойди дом.

* * *

Наконец он нашел кузину в дальнем конце огромного сада миссис Флери, где она созерцала небольшой грот, в котором каменный купидон мочился на сидящую в резной каменной чаше жабу. Ее круглые черные глаза блестели под струей воды.

— Это живая жаба. — Мельком глянув на Уильяма, Амаранта вновь переключила внимание на упомянутую амфибию. — Представитель рода Scaphiopus. Они живут в основном под землей, но любят воду.

— Сам вижу. — Уильям не позволил ей отвлечь себя и без лишних предисловий поведал ей о письме, которое Дензил Хантер отправил дяде Хэлу. Она побледнела и плотнее закуталась в накидку, будто ее внезапно пробрал озноб.

— Ох, нет. Нет. Ох, бедная женщина!

К его удивлению, в глазах у кузины стояли слезы. Потом он вспомнил, что у Амаранты тоже есть ребенок и она наверняка сразу же представила себе смерть Тревора.

— Да, — сказал Уильям, ощущая ком в горле. — Это ужасно. Дядя Хэл, естественно, хочет, чтобы Дотти была здесь, где он сможет обеспечить ей уход и защиту. Так что я поеду за ней.

— Конечно. — Голос прозвучал непривычно хрипло, и она откашлялась с тихим кратким «кхм», затем скинула с плеч накидку и выпрямилась. — Я рада, что твоя кузина вернется к семье, — остаться в одиночестве после такой ужасной потери… Как думаешь, сколько времени займет путешествие?

— Не знаю, — ответил Уильям. — Если все пройдет гладко, может быть, месяц, недель шесть… Если помешают болезнь, ненастье, дорожные неурядицы… передвижения войск… — как обычно, он почувствовал легкий укол при мысли об армии и о связанном с ней предназначении, — тогда, возможно, дольше.

Амаранта кивнула. Жаба вдруг раздула горло и издала громкое звучное «ква!». Крик повторился несколько раз, затем она бросила на изумленных зрителей обвиняющий взгляд и, выбравшись из своей чаши, скрылась под зеленым листом неизвестного растения.

Амаранта хихикнула. Уильям, очарованный этим звуком, улыбнулся. Напряжение спало, и он вполне естественным жестом потянулся, чтобы снова прикрыть ей плечи накидкой. Так же естественно она шагнула в его объятия, и никто не мог бы сказать ни тогда, ни потом, чьей идеей был поцелуй и что за ним последовало.

101

Снова в путь

Навьючив седельные мешки на кобылу, Джон Синнамон внимательно осмотрел животное. Обойдя вокруг, он попробовал поднять ее переднюю ногу, затем предпринял попытку затянуть подпругу, но лишь ослабил ее и в целом только раздражал лошадь. Синнамон испытывал неловкость оттого, что его пришлось спасать от службы на флоте в Сан-Доминго, поэтому теперь особенно старался не доставлять хлопот.

— Даже послушная лошадь тебя лягнет, если не перестанешь ее изводить.

Неуклюжая забота Синнамона одновременно забавляла и трогала Уильяма. Он знал, что тот хочет поехать с ним — вероятно, сомневаясь в его способности отыскать Дотти в одиночку и при этом не угодить в тюрьму, на виселицу или в руки разбойников. Однако еще больше индейцу не терпелось получить свой портрет.

— Все будет в порядке. — Уильям хлопнул Синнамона по плечу и наклонился, чтобы снова затянуть подпругу. —