Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

В конце июня британский разведывательный самолет, пролетая над Пенемюнде, поселком, расположенным на острове Узедом в Балтийском море, сфотографировал ракету, которую немцы не успели замаскировать. Получив снимки, Дункан Сэндис с Черчиллем наконец поняли, что за летательный аппарат строит Гитлер на балтийском побережье, хотя они не обладали информацией о массе, скорости, топливе и мощности боевого заряда. Ночью 17 августа более пятисот британских тяжелых бомбардировщиков нанесли удар по Пенемюнде. Перед экипажами была поставлена задача уничтожить не только лаборатории, сборочные цеха и испытательные стенды, но и дома, где жили инженеры, техники и тысячи военнопленных. Альберт Шпеер, гитлеровский рейхсминистр вооружений, разрешил отправить военнопленных, в основном поляков и русских, для работы на этом объекте, после того как руководитель ракетной программы Вернер фон Браун, тридцатиоднолетний авиационный инженер и энтузиаст ракетостроения, заявил, что если не будут поставлять рабочую силу, то не будет и ракетной программы (кодовое название А-4). В результате налета погиб один ученый и несколько сотен военнопленных. Вскоре Шпеер и фон Браун разбросали исследовательские и производственные объекты, связанные с программой А-4, по всей Германии, в том числе подземный завод в горах Гарца. В Пенемюнде продолжались конструкторские испытания А-4, а также более простой «летающей бомбы», по сути небольшого беспилотного самолета. Из соображений секретности по документам проходила как зенитная ракета FZG 76 (Flakzielgerat 76). После проведения испытаний основное производство ракет было развернуто на заводе «Фольксваген» в Фаллерслебене. Гитлер был в восторге от нового оружия и приказал Шпееру присвоить молодому фон Брауну звание профессора. В Пенемюнде немцы не стали расчищать завалы после налета Королевских военно-воздушных сил, посчитав, что, совершая разведывательные полеты, британцы решат, что немцы покинули Пенемюнде. Именно так британцы и подумали и не возвращались в течение девяти месяцев. К тому моменту ракеты Брауна были уже почти готовы[1742].

Когда «Квадрант» подходил к концу, Брук с удовольствием описал в дневнике самый позорный момент Маунтбеттена, после того как Дики наконец убедил начальника Генерального штаба позволить ему провести демонстрацию «Аввакума», авианосца изо льда, для Объединенного комитета начальников штабов. Маунтбеттен взял два больших куска льда, которые принесли в комнату, где только что закончилась оживленная дискуссия между американским и британским командованием. Маунтбеттен объяснил, что один блок – кусок обычного льда, а второй – из материала под названием пикрит (замороженная вода с древесными опилками). Дики достал револьвер и выстрелил в ледяной блок, который, как и следовало ожидать, разлетелся на мелкие кусочки. Маунтбеттен объявил: «Теперь я выстрелю во второй [блок], чтобы продемонстрировать вам разницу». Разница состояла в том, что второй блок был пуленепробиваемым. Пуля отскочила от блока, чудом не задев Портала и Эрнеста Кинга. Снаружи группа младших офицеров услышала выстрелы. «Боже! – воскликнул один из них. – Теперь они начали стрелять». Ледяной флот никогда не выходил в море[1743].

Пока начальники штабов спорили по каждому пункту повестки конференции – главным образом по «Оверлорду» и операции в Бирме, – Черчилль и Рузвельт следили за ходом решения вопроса о капитуляции Италии. Это была первая конференция, на которой присутствовали высокопоставленные дипломаты – Иден, Кадоган и Халл прибыли 18 августа, – и первая, на которой была признана двойственность цели, военная и политическая. Рузвельт настаивал, чтобы Эйзенхауэр вел все переговоры с итальянцами, а Черчилль настаивал на том, что политикой должны заниматься политики. Дело осложнялось тем, что Рузвельт недолюбливал короля Виктора-Эммануила и маршала Бадольо за то, что они длительное время оказывали поддержку Муссолини. Однако Черчилль две недели назад сказал Рузвельту, что он будет иметь дело «с любым, кто готов выполнить взятые на себя обязательства». Рузвельту не нравились европейские конституционные монархии, и он хотел, как и Вудро Вильсон, чтобы в Европе установилась республиканская форма правления. Черчилль верил, что, если бы победители в Первой мировой войны извлекли из забвения наследника Гогенцоллернов или Габсбургов, вернули его на авст рийский или немецкий трон, чтобы править конституционной монархи ей, не было бы Гитлера. Черчилль верил в королей, а Виктор-Эммануил был королем. Кроме того, он был единственным участником итальянской стороны: во власти просто не было ни одного республиканца, с которым Рузвельт мог иметь дело. Помимо того, что Рузвельт чувствовал антипатию по отношению к монархии, он обоснованно не доверял Бадольо. Черчилль тоже не доверял итальянскому генералу и ожидал обмана, но со стороны Гитлера, сказал он Рузвельту, а не союзников[1744].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пока Черчилль и Рузвельт обдумывали условия капитуляции Италии, им не пришло в голову, что следует пригласить для участия в обсуждении Сталина и «свободных французов». Они держали Сталина в курсе событий, но полагали, что он не стремится принимать в них участие. Французов попросту игнорировали, что было неудивительно, учитывая пренебрежительное отношение Рузвельта и Хала к де Голлю. По иронии судьбы, самым популярным выступлением Рузвельта по радио в 1940 году было то, в котором он обвинил Италию, что она воткнула нож в спину Франции, когда вторглась на ее территорию. У Франции были очень серьезные территориальные противоречия с Италией. И тем не менее Халл – Алек Кадоган называл его «старушкой» – отказался признать Французский комитет национального освобождения (ФКНО). На той неделе британцы решили признать ФКНО в качестве легитимной организации в Северной Африке, но не как предполагаемое временное правительство после освобождения Франции. Начало было положено. Американцы предпочли только «заметить» голлистов[1745].

Телеграмма от 22 августа, в которой Сталин выразил негодование (со свойственной ему резкостью) по поводу того, что Советы исключили из обсуждения вопроса о капитуляции Италии, опровергла предложение, что Сталина вполне устраивает просто получать информацию о ходе событий, но не принимать в них участие. «До сих пор дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно». Черчилль нашел телеграмму «грубой» и отправил Сталину телеграмму, в которой, к ужасу Идена, была такая фраза: «Ваше заявление не произвело на меня никакого впечатления». Старик и Рузвельт, обеспокоенный сталинским тоном, пригласили Кадогана, который, прочитав телеграмму, сказал, что Сталин совершенно прав и он всегда выражает недовольство в резкой форме. Энтони Иден высказал мнение, что привлечение Сталина к решению проблем может принести выгоду в будущем, когда Сталин будет иметь в Восточной Европе такое же влияние, как британцы и американцы имели сейчас в Италии. По словам Идена, если пригласить Сталина участвовать в итальянских переговорах, можно создать прецедент, который окажется полезным, когда Красная армия выйдет за пределы своей страны и продолжит наступление по территории стран Балтии, Польши и Румынии. Черчилль согласился с Иденом, но выразил сомнение, что можно ждать понимания от Сталина. Он предсказал «кровавые последствия в будущем… Сталин страшный человек. Нас ждут серьезные проблемы»[1746].

По мнению Гарримана, Черчилль имел в виду «кровавые» в буквальном, а не в переносном смысле слова. Спустя несколько недель Черчилль, думая о проблемах, связанных с Советским Союзом, попросил британский Комитет начальников штабов разработать план по противодействию коммунистическому перевороту в Греции при поддержке Москвы в случае отвода немецких войск, который Черчилль хотел ускорить за счет вторжения на Родос и Додеканесские острова (которые Италия захватила в 1912 году) сразу после капитуляции Италии. В Греции назревал кризис, и Черчилль хотел решить проблему до того, как на сцене появится Москва. В Греции воевали между собой две партизанские группы – большая Народно-освободительная армия коммунистов (ЕЛАС) и небольшие отряды греческой Национальной демократической лиги (ЕДЕС). Оружием и ту и другую сторону обеспечивало управление специальных операций. Обе стороны презирали короля Греции Георга II, которого Черчилль хотел восстановить на троне. Мы должны быть в состоянии, сказал Черчилль своим начальникам штабов, «направить в Афины 5 тысяч солдат с бронемашинами и пулеметами Bren для оказания «поддержки восстановленному у власти законному правительству Греции». Он более чем на год ошибся в сроках, но точно угадал намерения Сталина. Аппетиты советского лидера росли с каждой захваченной Красной армией пядью земли[1747].