Мадонна будущего. Повести - Генри Джеймс

— Он вам не угодил?

— Не знаю. Надо бы поглядеть еще раз.

— Вам этого хочется?

Моя собеседница призадумалась, а потом выпалила:

— Да! Очень хочется.

Мы остановились: думаю, мисс Энвой заметила, что Грейвнер смотрит прямо на нас. Мы двинулись в обратном направлении к сбившейся в кружок компании, и я сказал:

— Изо всех сил постарайтесь его невзлюбить, а то я вижу, эта встреча задела вас за живое.

— Задела за живое? — переспросила мисс Энвой.

Мне показалось, она слегка покраснела.

— Ничего страшного! — засмеялся я. — От этого еще никто не умирал.

— Во всяком случае, надеюсь дожить до новой встречи с миссис Малвилл, — парировала мисс Энвой.

Я охотно присоединился к ее восхищенным отзывам об Аделаиде — отнюдь не красавице, которую она назвала самой неотразимой женщиной в Англии. Прежде чем мы расстались, я заметил, что долг человеколюбия побуждает меня ее предостеречь: ее связям с Аделаидой Малвилл наверняка предстоит упрочиваться; она будет посещать их дом и видеться там с Фрэнком Солтрамом — и вот тут-то, возможно, расплющит себе нос о непроницаемо-прозрачное стекло, созерцая неразрешимый от века вопрос — вопрос об относительности нравственного облика. По мнению мисс Энвой, в данной области не остается ничего другого, как только принимать все за данность, и мне пришлось признать, что я, наверное, не совсем точно выразил свою мысль. Говоря об относительности нравственного облика, я подразумевал вечер, проведенный нами вместе в бесплодном ожидании на Верхней Бейкер-стрит, и желал указать на то, что многим природным дарам вовсе не обязательно сопутствует добродетель. Мисс Энвой поинтересовалась, уж не считаю ли я, будто добродетель вручают нам в подарок, как перевязанный ленточкой сверток ко дню рождения? Я заявил, что, судя по ее высказыванию, она уже увязла одним коготком в этой проблеме, но без помощи не останется — помощи вроде той, какой одарили меня однажды, несмотря на распаленный во мне дух противоречия.

— О какой помощи идет речь?

— О помощи, оказанной мне представителем от Клокборо.

Мисс Энвой воззрилась на меня в изумлении, потом со смехом воскликнула:

— А я-то думала — я ему помогаю!

Она ему и вправду помогла: Грейвнер сам признался мне в том, что победу на выборах ему обеспечили чары мисс Энвой, околдовавшие избирателей. Нет спора, ее обаяние продолжало бы действовать безотказно и в будущем, если бы не временные затруднения, слухи о которых дошли до меня уже через месяц. Первой о катастрофе возвестила мне миссис Солтрам, затем неприятную новость подтвердили в Уимблдоне: мисс Энвой попала в беду; серьезные неурядицы там, в Америке, заставили ее спешно возвратиться домой. Ее отец, живший в Нью-Йорке, понес крупные финансовые потери — и еще не известно, чем все это могло кончиться. Аделаида сообщила мне, что мисс Энвой уехала одна, собравшись менее чем за неделю.

— Как, совсем одна? И Грейвнер ее отпустил?

— А что поделаешь? Не распускать же палату общин!

Боюсь, не удержавшись в рамках приличия, я чертыхнулся в адрес этой самой палаты общин: новость слишком меня взволновала. Конечно же, Джордж последует за мисс Энвой, как только освободится, и она станет его женой — правда, теперь он вряд ли может рассчитывать на солидное приданое, в приятном предвкушении которого пребывал. Миссис Малвилл поделилась также со мной откровением, мне уже известным: мисс Энвой, конечно, просто прелесть, и все же… Ох уж эти американские девушки! Как тут прикажете поступить мужчине? Мистер Солтрам, по словам Аделаиды, придерживался того мнения, что финансовые материи отнюдь не следует тащить в духовную плоскость: гораздо продуктивнее относиться к ним чисто механически.

— Moi pas comprendre![32] — вырвалось у меня.

Аделаида, со свойственной ей трогательной снисходительностью, пояснила, что цитированный афоризм, скорее всего, надо понимать так: деньги существуют для того, чтобы их тратить — разве нет? — а забивать себе голову заботой о них решительно незачем.

— То есть брать можно, а благодарить необязательно? — вопросил я еще более кощунственно. В наказание Аделаида на целую четверть часа перестала меня замечать. Тем не менее я все же рискнул у нее осведомиться, каков результат ее посещения мисс Энвой, совместно с нашим общим другом.

— О, самый замечательный! — просияла Аделаида. — Мистер Солтрам заявил, что девушка обладает исключительно цельной натурой, на которую он готов полностью положиться.

— Понятно-понятно, но мне любопытно, какое впечатление произвел он на нее.

Миссис Малвилл помолчала, раздумывая.

— Лучшего и желать нельзя.

Что-то в ее тоне заставило меня рассмеяться:

— Иными словами, мисс Энвой расщедрилась ощутимо?

— Если хочешь знать, да!

— Как, прямо на месте?

Бедняжка Аделаида вновь засмущалась.

— Да, но деньги, разумеется, она вручила мне.

Я вытаращил глаза, не в силах представить себе эту сцену.

— Деньги? Наличными?

— Причем сумму довольно значительную. — Взгляд Аделаиды наконец-то встретился с моим, хотя и чувствовалось, что это стоило ей труда. — Целых тридцать фунтов.

— Мисс Энвой вынула их из кармана?

— Нет, из ящика письменного стола. Взяла и сунула сложенные банкноты мне в руку. Солтрам ничего не видел: он как раз спускался в это время к карете. Ты не беспокойся, — заверила меня Аделаида, — я выдаю их ему по частям.

Моя дорогая практичная подруга вообразила, будто я взволнован тем — а взволнован я был, признаться, не на шутку, — чтобы деньги нашли верное употребление. Сообщение Аделаиды вызвало у меня в голове целый вихрь мыслей, одна из которых сводилась к открытию, что на грубейшую бестактность чаще всего способно подвигнуть полное отсутствие эгоизма. Я издал, по всей вероятности, невнятный стон, поскольку Аделаида, словно разгадав мое внутреннее смятение перед тем фактом, что подобные инциденты вообще могут иметь место, продолжала частить:

— Уверяю тебя, милый мой, мистер Солтрам был в тот день явно в ударе.

Меня же беспокоило совсем другое.

— Вот уж действительно, эти американские девушки! И это после того, как папаша так подвел ее жениха!

Миссис Малвилл изумленно вскинула брови:

— Но ведь наверняка мистер Энвой поступил так не нарочно! Случилась непредвиденная осечка: этого, скорей всего, уже не поправить, однако обещал-то он всерьез — и намерения у него были самые что ни на есть благородные!

— Ты говоришь, Солтрам отличился как никогда?

— Превзошел самого себя. Даже я была поражена.

— Что ж, представляю, как он разливался. — Поколебавшись, я спросил: — А он, случайно, не мог краем глаза углядеть, что в ящике стола лежат деньги?

Моя приятельница искренне вознегодовала:

— Как это безжалостно с твоей стороны! Неужели тебе неизвестно, насколько он чужд всяким расчетам?

— Еще как известно — уж прости, пожалуйста… Но твои новости взбудоражили меня не на шутку. Несомненно, взор его был прикован к какой-нибудь ослепительной идее.

Миссис Малвилл с энтузиазмом закивала головой:

— Он даже как будто не обращал внимания на ее чудное личико: мисс Энвой глаз с него не спускала, пока он развивал свою теорию.

— Допустим, и не обращал! И каков же был предмет его рацеи?

— О чем он рассуждал? A propos состоявшейся помолвки мисс Энвой с мистером Грейвнером, о которой я ему сообщила. О сущности брака, о сокровенном философском смысле супружества, о значении семейных уз — о том, какой поэзией овеян домашний очаг…

Почти немыслимо было подавить приступ нахлынувшего на меня безудержного веселья: несмотря на все усилия, я поперхнулся и зашелся в притворном кашле, однако Ацелаида держалась настороже.

— Тема, конечно, избитая, но ты ведь знаешь о свежести его подхода.

— О свежести конкретных иллюстраций? Еще бы!

— Относительно этого важнейшего вопроса мистер Солтрам оказался прав стопроцентно.

— А относительно какого вопроса он, дорогая моя, оказывался не прав?

— О каких еще великих умах можно утверждать подобное? Я хочу сказать, что мистер Солтрам никогда, не единожды в жизни не уклонялся от истины! — возбужденно заявила Аделаида.

Я напряг память в попытке провести аналогию с какими-либо другими великими умами, но — увы — тщетно. Оставалось только спросить:

— Помимо дивного подношения, выразила ли мисс Энвой свои чувства более непосредственным образом?

— О да! Она излила мне переполнявший ее восторг, пока мы спускались по лестнице, а мистер Солтрам садился в карету.

При этих словах мне живо представилась широкая, укутанная шалью спина Солтрама, втискивающегося в зеленое ландо.