Ранчо одиноких сердец - Лайла Сэйдж

по тропе подошвы кроссовок, я сосредоточился на знакомом ритме бега и постарался в соответствии с ним замедлить ход собственных мыслей. Хотелось разобраться – и с Эмми, и, заодно, с Густом.

Эмми всегда была частью моей жизни, и я о ней заботился. Но прежде, до того, как она вернулась домой несколько недель назад, между нами всегда стоял Густ. Нет, он не запрещал с ней общаться, просто перетягивал внимание на себя. Я же – за исключением нескольких поездок домой из школы – прежде никогда не оставался с ней наедине.

До сих пор.

Общение один на один с Эмми походило на отрыв от реальности. Казалось, что на свете существовали только мы двое, Люк и Эмми. Чувства, что я испытывал, находясь рядом с ней, быстро затмили для меня все прочие.

Последние несколько лет я пытался добиться чего-то в жизни и рядом с Эмми начинал верить, что у меня получится. Когда она не вела себя как всезнайка, то становилась чуткой, доброй и чертовски хорошо умела слушать.

Она впервые открывалась для меня с этой стороны. Возможно, потому, что в детстве я был сущим кошмаром, вечно вел себя импульсивно и искал внимания любого рода. Поэтому становился жертвой острого язычка Эмми.

Признаться, меня по-прежнему привлекала эта ее черта.

Раньше я безжалостно дразнил ее по любому поводу, – мне нравилось, как она реагирует: злится и меня отбривает. Вероятно, окружающие считали Эмми милой, застенчивой девушкой. Только не я. Мне она демонстрировала совсем другие свои стороны. Я скорее описал бы ее как «занозу в заднице» или «упрямую как осел».

Когда мы были моложе, Эмми вечно появлялась там же, где и я, даже за пределами ранчо «Ребел блю». Если я приглашал девушку на ужин, Эмми в той же закусочной учила уроки в компании Тедди. Если кто-то устраивал дома вечеринку, эти две девчонки обязательно находили способ тайком туда проникнуть, пусть даже все присутствующие были старше них как минимум на пять лет.

Меня это чертовски раздражало, и я не стеснялся высказывать Эмми свое недовольство.

Однажды вечером возле костра я увидел, как она общалась с парнем, который был старше меня и жил в другом городе. Эмми тогда исполнилось семнадцать, и этот мерзавец вел себя по-скотски.

Когда он отправился за выпивкой, я подошел к нему и предупредил, чтобы больше не смел даже смотреть в ее сторону, иначе ему несдобровать. Парень поспешил убраться, а я подошел к Эмми и наговорил ей кучу гадостей. Мол, своей манерой одеваться она лишь привлекает ненужное внимание. Назвал ее глупым ребенком и на глазах у всех велел отправляться домой.

Я верил, что смогу остудить ее пыл и заставить спокойно уйти. Эмми явно была смущена. И если бы эту беседу затеял кто-то другой, слова, вероятно, возымели бы желаемый эффект. Но поскольку вмешался я, вышло наоборот. Не стесняясь в выражениях, Эмми назвала меня никчемным болваном, а после убежала.

По сути, она была права.

И всякий раз, слыша колкости из ее уст, я жаждал повторения. Не знаю, отчего я так отчаянно стремился ее разозлить. Возможно, меня привлекала ее честность, или язвительность, или просто мне нравилось, что кто-то видит меня таким, каким я сам себя считал.

Теперь я узнавал иную Эмми, но в женщине с соблазнительными губами по-прежнему видел проблески той девушки с бритвенно-острым язычком.

Я словно всю жизнь собирал ее образ по кусочкам и теперь наконец сложил все части воедино.

Как ни странно, среди них не оказалось ни одной, которая бы мне не нравилась.

Так что я, похоже, окончательно попал. И понятия не имел, что делать дальше.

С одной стороны, мне стоило держаться от Эмми подальше. Если Густ узнает, что я хоть пальцем прикоснулся к его сестре, он просто взбесится. И будет в своем праве, учитывая мой предыдущий опыт общения с женщинами.

Не сказать чтобы я плохо к ним относился. По правде говоря, с каждой я общался так недолго, что о каких-то отношениях не шло и речи. Я видел, как обращался с мамой отчим. Он был из тех, кому постоянно требовалось одерживать во всем верх и демонстрировать свою власть. Я еще в подростковом возрасте решил, что никогда не стану так себя вести.

Я терпеть не мог таких людей. И стремился просто хорошо провести время – без всяких обязательств.

Конечно, кто не мечтает, чтобы его младшая сестра связалась с подобным парнем!

Ну не то чтобы мы с Эмми были вместе. Речь не об этом. Но я считал Густа своим лучшим другом. Кто знает, что случилось бы со мной, если бы он во втором классе во время обеда не угостил меня половиной своего сэндвича с арахисовым маслом.

Я не хотел подвергать испытанию нашу дружбу – и не хотел отказываться от возможных отношений с Эмми. Сейчас я воспринимал ее несколько иначе, и мне это нравилось. Глупо было упускать шанс узнать, во что может вылиться наше общение. Редких случайных встреч, как прежде, мне уже не хватало. Даже если нам в конечном счете суждено остаться всего лишь друзьями.

Сквозь деревья я заметил первые признаки зарождающегося дня и остановился как раз перед «Сапогом дьявола». Здесь тропа заканчивалась, и чтобы вернуться домой, придется бежать в обратном направлении.

В свете раннего утра «Сапог дьявола» выглядел почти как дом с привидениями. Как будто частички ночи цеплялись за него, отказываясь уступать дорогу свету.

Мне все еще с трудом верилось, что это мой бар.

Я уставился на поблекшую краску на стенах. Я вытащил это заведение из ямы, которую вырыл для него Джимми. Да, было время, когда мне хотелось загнать его поглубже и закопать, чтобы не осталось следов, а после исчезнуть. Но теперь я старался удерживать бар на плаву.

Мне хотелось создать для себя жизнь, отличную от жизни отца, и до сих пор я неплохо с этим справлялся. Эмми не знала меня с этой стороны. Нужно исправить упущение.

И подарить ей частичку себя.

Я выходил на пробежку, пытаясь понять, как держаться подальше от Эмми, а к концу пути решил действовать с точностью до наоборот. Я не стану отдаляться от нее. По крайней мере, пока.

И точно не сегодня.

Сегодня я собирался подарить Эмми кусочек себя, за который она сможет уцепиться.

Эмми

На следующее утро меня разбудил стук в дверь хижины. Похоже, визитер явился ни свет ни заря, поскольку я завела будильник на шесть часов, а он еще не