Личное дело - Александр Михайлов

Я не безгрешен, и всякое бывало. Но я никогда не изменял себе. И ещё важно, как ты преодолеваешь беды. Да, бывает сразу видно - у этого человека душа болит. Но важно не то, что болит, а важно, за что она болит. Если за самого только себя, цена такого страданья - одна. А вот когда не за себя за ближнего своего, когда за побирающихся наших людей, за обворованную и униженную Россию человеку больно - здесь высота страдания совсем иная. ...И каким же художником ты можешь быть, если ты отгородился от всего этого? Если ты успешно изолировал свою душу от общих людских переживаний?

Нет, не этих "художников" я уважаю и люблю. Зато какая радость видеть рядом такого замечательного человека, трепетного художника Толю Заболоцкого, любимого оператора Василия Макаровича Шукшина. Один из самых близких друзей моих - Михаил Евдокимов, он - мощная, талантливая натура. Сильный духом, красивый человек. Но я видел его и в другие минуты. Когда ему больно и тяжело от бед, сквозь которые бредёт наш измученный до последнего предела народ. Я сразу прошу прощения у всех состоятельных людей, которых я сейчас могу обидеть, но кто из тех денежных шакалов, которых мы видим без конца на эстраде, будет асфальтировать дороги в алтайской деревне, как это делает совсем не богатый Миша Евдокимов? Кто из них, утопающих в роскоши и бесстыдно свою роскошь выказывающих ещё и по телевидению, будет покупать землякам трактора, чтобы было чем вспахать заброшенное поле?

В сорока километрах от шукшинских Сростков его деревня Верх-обское. Каждый июль мы туда стараемся приезжать вместе. Он-то бывает там по нескольку раз в год - не может надолго отрываться от своих корней. Каждый раз, уезжая со своего родного Алтая, он, как у Шукшина в "Калине красной", обхватывает берёзу - "Я не могу больше, не могу! Нет сил..." Стоит, плачет - устал, и нервы на пределе. Его с трудом отрывают и сажают в самолёт.

Столько, сколько он добра людям делает... Я другого такого человека не знаю. Безумно талантливый художник. Юмор у него - не этот, ходульный, который человека и всё, что вокруг, только пачкает, унижает, оскорбляет, а светлый, потрясающий народный юмор. Ясного дара художник, работающий на износ. Много общего у нас, многое сблизило.

Бывает так, что позвонит он мне в два часа ночи: "Старик, что-то я устал..." Приедет, и до утра сидим и молчим. Выпьем немножко и просто сидим.

Молчим. Молчим!.. Миша может много часов не проронить ни слова, это отдохновение от жуткого перенапряжения. Я-то знаю, что он часа четыре только что отговорил. Отработал, ему помолчать хочется... Мы с ним друг друга понимаем.

И в моём Забайкалье сейчас очень трудная жизнь... Всегда это был забытый Богом и будто проклятый край! И по прежним-то временам самое голодное место было - это Сибирь, а Забайкалье - особенно. Но то, что творится там сейчас... Всюду уже полно китайских лиц, их видимо-невидимо. Каждый третий - китаец...

Бывая в Забайкалье, стараюсь заехать в Урульгу. Там у меня большая родня: двоюродные братья, сёстры, племяшки. В стареньком клубе нет даже микрофона. Публика здесь - не в красивых вечерних нарядах. Тут видишь совсем иное - загорелые суровые лица, мозолистые руки, усталые глаза. Все следы бед российских найдёшь ты в глубинке. И... сердце болит от того, что почти вся деревня пьёт.

Страшно, что многие, слишком многие, спиваются. Если пенсия мизерная, продуктов по нормальной цене не сыщешь, прилавки полупустые, а водка дешевле чем еда, то что остаётся делать нашему русскому мужику? У людей нет ни работы, ни государственной поддержки - ничего. Полное отчаяние там...

Двоюродный брат полчаса не мог узнать меня. Я прихожу - "Коля! Коля, Коля...", а он не понимает. Три китайца в его доме, тут же, спят. А на столе валяется недопитая дешёвая китайская рисовая водка в целофановых пакетах... Когда спьяну наконец брат узнал меня - заплакал. Безысходная нищета - что с этим делать, как помочь? Разве только разово. Но что это решает, если там уже сложился такой образ жизни...

Всё забирают у нас, будто нас и в живых уже нет. А Москва как и не видит. Я уж не говорю о приезжих гордонах, которые давно уже поделили Россию на части в своих телепередачах. Их послушаешь, так уже и Сибирь - не наша, и Дальний Восток - не наш, и все мы, будто, только и смотрим на Запад, и лишь туда устремлены, а то, что за Уральским хребтом у нас остаётся - пусть отпадает: не жалко. Эти их передачи - как избушки бабы Яги: повёрнуты - к Европе передом, к России задом.

О всей России мы судим по одной Москве. И забываем, что это ещё не показатель общего благосостояния. Москва - это государство в государстве. А вот когда поездишь по регионам, посмотришь, что там творится - становится страшно. Я в последнее время много езжу по стране. Я тоже несу свой крест ответственности за всё, что происходит. И хочу дать людям хотя бы то, что могу - своё тепло.

Но есть случаи, когда чувствуешь своё бессилие. Как-то я спросил бомжа: "Почему ты роешься в этих помойках? Ты же - человек! Не животное. Не стыдно тебе?" "Да нет, - отвечает, - за это - не стыдно. Мне стыдно, когда меня вынуждают расталкивать других людей локтями - вот тут я не могу переступить через себя, через свою совесть. А так соберу я бутылок десять-двенадцать, залью свои шары и мне спокойно".

Сплошь и рядом только два пути нашим людям оставлено - или воруй, или побирайся... У этого падшего человека раненая совесть, но - есть. А когда её вообще нет, это кончается насилием разного масштаба - насилием над другим человеком, над природой, над страной. Унижать всё вокруг - это и есть насилие. И на грабёж - страны, природы, человека - идут люди без чести. Способные изуродовать, изнасиловать, унизить всё на своём пути.

Но временами, правда, мне отказывает выдержка: сколько же можно нашему мужику в обманутых ходить?! И я вдруг понимаю, что не терпю тех, кто жалуется: работы, мол, нет, нигде и ничего не получается. А ты делай сам, делай хоть что-то! Мучайся, бейся головой об стенку, в кровь разбивай нос, но делай что-нибудь...

Есть у всех у нас опаска, что в безуспешных попытках выкарабкаться мы изнашиваем себя. Безусловно, силы - уходят, и что-то теряется. Но обязательно накапливается в тебе при этом что-то новое, что-то необходимое для дальнейшего твоего движения. Это "что-то" можно, наверно, назвать навыком преодоления. Преодоления обстоятельств.

Я как-то присутствовал на вручении премии "Филантроп" среди инвалидов. Удивительное это действо. Люди, которым Господь не дал здоровья, духом в сотни тысяч раз сильнее нас! Обезноженная девочка в коляске читала стихи, да так, что я не смог сдержать слёз. Слепой юноша, виртуозно играющий на музыкальном инструменте... Какую же силу духа при этом надо иметь.

Развал Союза стал развалом жизни простых людей на огромной территории. Из самых разных мест я получаю письма похожего содержания.

"Уважаемый Александр Михайлов! Какое издевательство над славянами! Каждый здравомыслящий понимает, что Русь - это русские, украинцы, белорусы, которые никогда не делились между собой на "нации". Если бешенство политическое у наших псевдоукраинцев западных районов атрофировало у них чувство родства и неделимости Руси, то основная часть Украины плачет по сёстрам и братьям, оказавшимся "за границей"! А наше радио захвачено продажной сволочью. Учат по Киевскому радио, как отличать русского от украинца. Шевченко и Франко в гробу, видно, переворачиваются от событий, происходяших сегодня на Руси. Нива В."

"Уважаемому Александру Михайлову от Ш. В. Ф., г. Липецк. Я тоже люблю русские народные песни, романсы и классическую музыку. Не могу только слушать поп, рок и откровенно похабные и уголовные песни. Родился я на Волге, когда это была чистая, красивая, широкая река. Где же петь, как не на Волге? Именно там родились многие народные песни. Разбудить бы сейчас Некрасова и "великого" критика Белинского, окунуть бы их в современную загаженную Волгу с отравленной водой, показать плотины, уверен: из социалистов они моментально стали бы монархистами и возликовали бы, что не дожили до столь "светлого" будущего. Кричать надо об этом на каждом углу. И хоть что-то делать, делать!..".

"Здравствуйте, Александр Яковлевич и вся Ваша семья! Недавно я узнала, что вы заняты в "Чайке" А. П. Чехова. Я вспомнила, что в небольшой моей библиотеке есть книга о Чехове и подумала: "Теперь я могу помочь артисту". У меня небольшая библиотека, но я собирала её по своим интересам. И когда теперь я узнаю, что кому-то мои книги могут помочь, я их дарю. Маленькая книга о музейном доме написана с такой душой и так просто, что надолго запоминаешь всю духовную обстановку в семье Антона Павловича Чехова. Ялтинский музей - теперь "заграница", но может быть Вы когда-нибудь заедите туда, а "заграницы" в Ялте не будет.

Я ужасно тяжело переживаю, что распалась "связь времён и народов". Воспринимаю это как личную трагедию. Много моих друзей теперь за границей. Ведь раньше артисты, художники, музыканты часто приезжали к нам из республик. А теперь?!! Моя мечта, чтобы мы воссоединились. И не дрались, не убивали друг друга... Нина Ивановна Л."