Елена, любовь моя, Елена! - Лючано Де Крешенцо

Греческое слово mainesthai обозначает все, что «вне нас», или что еще только должно произойти – в отличие от того, что хранит наша память и что уже «внутри нас», иными словами, от всего, уже происшедшего. Если память – это осознание прошлого, то mainesthai – предвидение будущего, но уже предрешенного Фатумом, чего-то такого, что даже сам Зевс изменить не в силах, но может предсказать оракул.

Толкователями предсказаний были в основном мужчины, но в исключительных случаях эту роль выполняли и женщины – например, Пифия в Дельфах или Плеяды – жрицы храма в Додоне. Жрецы стояли, можно сказать, «над партиями»: у них не было ни родины, ни семьи, ни пристрастий, они не могли влиять на Фатум и ограничивались тем, что с некоторым опережением сообщали о его намерениях. Калхант, сам троянец, служил ахейцам, но не считался предателем. От него требовалось лишь, истолковывая намерения Фатума, «попасть в точку», и больше ничего. Предания гласят, будто он умер в тот день, когда встретил более сведущего прорицателя – Мопса. Обоих попросили предсказать, сколько поросят принесет свинья и сколько плодов даст фиговое дерево. Ответ Мопса из Колофона оказался абсолютно точным, тогда как у Калханта получилось на одного поросенка больше и на один плод меньше. В результате Калхант от стыда наложил на себя руки.

Самым лучшим считался оракул в Фимбрском храме Аполлона – на вершине холма, в деревушке, расположенной немного южнее Трои. Чтобы добраться туда, нужно было пройти берегом вверх по течению Скамандра больше десяти километров.

– Я уже был там однажды, – сказал Терсит, – и вообще хорошо знаю Калханта. Если хотите, могу проводить вас к нему.

Поскольку путь был неблизким, наша троица решила нанять у ликийца Телония ослов и повозку.

– Ослы лучше, чем лошади! – сказал Терсит. – Ослы передвигаются медленнее, зато не так быстро устают, так что к назначенному месту всегда приходят первыми. Главное – с самого начала хорошенько бить их кнутом, чтобы они сразу поняли, с кем имеют дело.

Надо заметить, что микенские лошади ничего особенного собой не представляли: они были чуть покрупнее пони, и в повозку, как и в самую легкую боевую колесницу, их приходилось запрягать парами.

Леонтий и его друзья отправились в путь ранним утром, чтобы успеть вернуться засветло, а если не выйдет, то пораньше на следующий день. Они прихватили с собой перворожденного ягненка, приличный запас винных ягод, оливок, меда и по хорошей пшеничной лепешке на брата.

– Это верно, что нам придется пройти очень близко от стен Трои? – спросил Леонтий.

– Нет, – ответил Терсит, – мы свернем к югу – путь будет подлиннее, зато и поспокойнее.

– А правда, что на Фимбрских холмах стоят лагерем свирепые мисийцы?[57] – снова спросил Леонтий, который, между нами говоря, не отличался особой храбростью.

– Да, но мы же идем к оракулу, так что опасаться нам, собственно, нечего.

– Ты полагаешь, что достаточно будет сказать мисийцам: «Мы идем к святилищу Аполлона», – чтобы они отнеслись к нам уважительно? – спросил несколько озадаченный Гемонид. – Не очень-то похоже, чтобы эти люди строго соблюдали правила приличия!

– Естественно, они не всегда последовательны, и лучше бы нам с ними не встречаться, – ответил Терсит. – Но такой противник, как Аполлон, им тоже вряд ли нужен, они же это хорошо понимают.

– Возможно, ты прав, – согласился Гемонид, хотя объяснение это показалось ему недостаточно убедительным. – И все же нам лучше держаться подальше от хоженых троп.

Но Терсит не ошибался: намерение посетить храм служило своего рода охранной грамотой, поскольку Аполлон, безусловно, стяжал себе славу самого мстительного бога. Достаточно вспомнить, как всего четырех дней от роду он потребовал у Гефеста лук и стрелы, чтобы убить змея Тифона, нанесшего обиду его матери.

– А известно тебе, о Гемонид, почему сребролукий бог против ахейцев? – снова заговорил Терсит.

– Должно быть, из-за обиды, нанесенной Агамемноном его любимому жрецу Хрису.

–. Вовсе нет, все началось еще раньше.

– А из-за чего?

– Да из-за этого разбойника Ахилла!

– О Терсит, – взмолился Леонтий, – неужели ты станешь марать своим злым языком еще и Пелида, лучшего из ахейцев?!

– Лучшего? В чем же это? – саркастически усмехнулся Терсит. – В убийстве, грабежах, насилии? Задавая вопросы, мой мальчик, старайся формулировать их точнее, в противном случае я не смогу дать тебе исчерпывающий ответ.

Леонтий надулся. С Терситом невозможно было вести серьезный разговор: он полагал, что знает все лучше всех, и болтал без умолку.

– Ладно, Терсит, – вмешался Гемонид, стараясь предотвратить ссору. – Если тебе очень уж хочется, расскажи, как получилось, что Пелид обидел бога. Путь наш долог, и рассказ твой поможет нам скоротать время. Постарайся только не слишком расцвечивать его выдумками.

– Шли первые годы войны, – начал Терсит. – Однажды Пелид вступил в схватку с необычайно красивым молодым троянцем Троилом, который был самым младшим из оставшихся в живых сыновей Приама. Те, кому посчастливилось видеть его, говорят, что он был красивее самого Адониса. Так вот, Троил вел бой по всем правилам, Ахилл же, вместо того чтобы отвечать ударом на удар, все вилял, ходил кругами, как охваченная любовной страстью трясогузка «Не отказывайся от моих ласк, о мой смуглый красавчик, – говорил он, – если не хочешь, чтобы я сегодня же убил тебя у стен Трои. Подумай, во что превратится твоя нежная мордашка после того, как я поработаю над ней своим мечом». Но юноша не пожелал отвечать на любовные приставания мирмидонца. К тому же на помощь Троилу поспешил тогда Гектор: вместе с братом они отразили выпады врага. Тут Терсит остановил повозку.

– А что было дальше? – спросил Леонтий, недовольный тем, что урод прервал свой рассказ.

– А дальше, мой мальчик, нам надо утолить жажду, – ответил Терсит, спрыгивая на землю. – Если память мне не изменяет, вон за теми тополями должен быть родник с чистой холодной водой. Там мы сможем попить и запастись водой на обратный путь.

– Ладно, только поскорее, – поторопил его Леонтий.

Напившись и наполнив водой мехи, Терсит продолжил свой рассказ:

– Троил был влюблен в девушку по имени Брисеида[58] и каждый раз в полнолуние назначал ей свидание в фимбрской роще, что вблизи храма Аполлона. В общем, на сей раз неотвратимый Фатум поставил на пути юного любовника сына Пелея – Ахилла. Увы, бедный Троил был приперт к стене: мог ли он без помощи Гектора устоять в поединке с таким чемпионом, как Ахилл?

– Ну, ну, дальше! – вновь воскликнул Леонтий, заметивший, что Терсит намерен вторично прервать свой рассказ.