Сага о бескрылых (СИ) - Юрий Павлович Валин

ее в камнях. Брат был заведомо грешащий, посему Укса клятва лишь слегка прихватила. Паленый нэк тоже не тратили — оборотень подобралась сзади и ударила обжору ножом под лопатку. Десятник только головой покачал: бил Лоуд так, будто уже давненько землю от вороватых рыбоедов очищал. Нужно на будущее учесть — к такому грузу спиной не поворачиваются. С другой стороны — рука легкая, разве не истинное облегчение такой клинок несет страдальцу?

Трофейную рыбу доели в камнях, оборотень вытребовал глоток нэка. Десятник и сам глотнул, и принялся сочинять послание. Вернее, послание в голове уже имелось, но изложить его на спинах покойников оказалось трудно. Пришлось сокращать. Выл ветер в скалах, вздрагивали прибрежные камни под ударами штормовых волн, брызгала кровь из-под острия ножа. Укс вытирал кровь скомканной рубашкой покойника, дожидался пока луна из облаков выйдет, продолжал резать буквы. Хлопотное дело. Оборотень распластался сверху на камне, следил — не идет ли кто лишний? На работу кровавого писаря тоже поглядывал, словно читать пытался.

Укс закончил со вторым, узкоспинным мертвецом — тут залезать на бока пришлось, правда, крови уже поменьше текло. Оттащили тела, камнями утяжелили, и скинули послания в бурные волны.

— Не найдут, — задумчиво сказал оборотень. — Штормит сильно, да и утопленников с «Омикра» на дне полным полно.

— Найдут, — десятник вытирал мокрые руки. — У тритонов железа нет, с оружием беда. С утопленников все снимают, из затонувших кораблей гвозди выламывают. Послания они найдут. Вот если ли у них здесь кто-то грамотный, да захотят ли с нами встречаться — вот вопрос. И еще вопрос — не всплывут ли письмеца, не попадутся ли на глаза братьев наших добрых?

Вернулись к «Фосу» — никто не хватился. Команда дрыхла, у костерка один Фухл сидел, в зубах чаячьим пером ковырял, вкус мяса вспомнить пытался. Десятник с товарищем словом перемолвился, наполнил миску остывшим морским супом. Под скалой выхлебали пополам с оборотнем. Ночью ветер усилился — у кораблей и скал словно вымерло — все попрятались. Лишь мелькали в море огоньки сигнальных фонарей униров и «словес», противостоящих шторму. Будет добр Логос-созидатель, так до утра еще кто-то потопнет. На радость тритонам и для очищения мира.

— Дай глоток, — потребовал груз. — Спокойно все, да и не собираюсь я глупо бесчинствовать. Дай, повод у нас есть.

Десятник пожал плечами. Повод есть, это точно. Логос-создатель позволит, так и в будущем поводы найдутся.

Глотнули. И еще раз глотнули. Тепло стало, заныло наполовину сытое тело. Укс отвернулся, накинул плащ. Свистел ветер в утесах, шелестел воинственно и свободно, как будто…

Плеча легко коснулись, щеку защекотало — локон длинный, густой — змея шелковистая…

— Не лезь, — зарычал десятник.

— Лежи, дарк, не думай ни о чем. Дурного не сделаю, — шепот едва слышный, певучий.

Хотелось после нэка до боли, плоть чуть ли штаны не прорывала. А она, тварь эта многоликая, почти и не прижималась сзади, только тяжелые упругие груди спины чуть касались. Но рука была такой нежной, что выть в пору. Баба, спаси нас Логос, ну баба же…

Укс глаз так и не открыл. Зубами заскрипел, задергался как в падучей, это да. Странно как: когда ножом под лопатку — всего раз вздрогнешь. А здесь такая сладость животная, что словно сто раз издыхаешь…

…Лежал, задыхаясь, десятник. Облечение накатило — словно на солнце тающей медузой расползся. Но стоило открыть глаза, темный камень увидеть, — представил, какой она, оборотниха, там за спиной, лежала. Черная, липкая как смола, с улыбкой похотливой. Едва успел на колени вскочить — вывернуло морским супом…

— Ох, ющец меня поимей. Не хотела я, — глухо сказала за спиной оборотень.

— Забудь, — Укс сплюнул горько-соленое. — Просто не лезь больше. Убью. Ты как-то про память болтала. Вон она память, струится, — он кашлянул и утер рот.

Глава 8

ГРУЗ ИГРАЕТ В КУКЛЫ

Идет флот на север вдоль бесконечного мыса Конца Мира, тают силы Храмового воинства, текут и разваливаются корабли, мрут от болезней и отчаяния люди и лошади, но крепче досок обшивки и железа оружия вера в Святое Слово. Нет и мысли о бесславном отступлении у несгибаемых духом братьев: твердо знают они, что не хватит сил и припасов, если повернуть назад в родной Сюмболо. Далеко ушли, один путь остался — вразумить погрязший в скверне и роскоши Хиссис, к Слову заблудших дикарей обратить. Пусть, тупые припёрки, жратвой и серебром делятся. Так Мудрейший сказал, так оно и судьбой завещано. А кто из храмовых братьев духом пошатнется, того немедля поддержит слово отеческое да плеть арха иль зоркого штаб-брата.

— Нет, не получается, — сказал Грузчик. — Голова не похожа.

Лоуд вернулась в кривоногий облик и с досадой оправдалась:

— Я его только издали видела. Вот и получается приблизительно.

— Не в этом дело. Лицо похоже, но голова иная. Сразу в глаза бросается.

— Опять волосы? Говорю же, не могу я их повторить. Сложно.

— Надо сделать. Тысячника зацепим — дальше само пойдет, — пробормотал Укс. — А с волосами по-простому управимся.

— Как?

— Нож подточу, да обстригу.

Лоуд фыркнула. Временами хитроумен Грузчик, порой наивен как дева, в пьяной таверне неосмотрительно нагнувшаяся.

— Кого ты стричь будешь? Все мои облики? Так их двадцать три. Умучаешься нож точить.

— Дурно считаешь, кривоногая. За тридцать-то обличий у тебя точно наскребется.

— Я осознанные обличья считаю. Да и какая разница? Мое-то настоящее как определить? Обкорнаешь, значит, а мне еще одну прическу учитывать. От главного идти нужно.

— «Прическу», — Укс ухмыльнулся. — С такими прическами только храмовых палачей пугать. А с обликом твоим изначальным все просто — ты та баба, что в возрасте и не особо сисястая.

Лоуд покачала головой:

— Нет. В тетке мне удобно, но это не настоящая «я». Что-то сложнее. Не могу вспомнить, хоть как подзаглотничай.

— Куда спешить? У тебя вся жизнь впереди. Вся оставшаяся. В Хиссисе можно колдунишку какого прижать — подскажет. Город большой, умный. А пока делами займемся.

— Я против, что ли?

Флот ночевал в удобной бухте: песчаный пляж, кедровая роща, спускающаяся по пологому склону к самому поселку. Самого небольшого поселка, правда, уже не существовало. Большинство рыбаков успело убежать в горы, хижины храмовые братья растащили на костры, сети забрали. Говорили, что гребцы поймали козу и молодую бабу, но их никто не видел, хотя дознатчики по всем кораблям и кострам искали. Небось, забарали ловкачи-гребцы обеих до смерти, да и сожрали.

Вообще со жратвой стало чуть легче. Штабных осенило: выделили шесть унир, насобирали в захваченных поселках рыболовных сетей. Попытки рыбачить на ходу давали жалкий результат, с ночным уловом получалось чуть лучше. Большинство моряков завидовало флотским «рыбакам» и не без оснований считало, что те сжирают добычу прямо из