Намбандзин - Александр Васильевич Чернобровкин

крестьян, вооруженных аркебузами. Пять их залпов стали одними из первых аккордов похоронного марша по эпохе самураев.

20

Только решишь, что жизнь наладилась, что всё у тебя тип-топ по меркам той задницы, в какую попал, как сваливается нежданчик. Ода Нобунага заболел, причем серьезно. Уже шесть дней не появляется из своей комнаты на третьем ярусе тэнсю. Говорят, проблемы с животом. Я в шутку предположил, что это наказание за то, что отпустил заклятых врагов. Во время сражения мы пленили Оду Нобуюки и двух его самых влиятельных вассалов — Сибату Кацуиэ и Хаяси Хидэсаду, а третий — Хаяси Мимасаки — получил две пули в грудь и помер. Троицу пленников тоже ждала смерть. Видимо, Одна Нобунага собирался казнить их как-нибудь очень изощренно, чтобы, наверное, удивить других самураев, тех еще садистов. Не успел. Опять вмешалась его мать Дота Годзэн, которая, узнав о поражении младшего сына, принеслась в паланкине из замка Суэмори, где жила у Нобуюки, своего любимца. Подозреваю, что она была одним из организаторов похода на своего старшего сына. Ода Нобунага не смог отказать матери, хотя прекрасно понимал, что она враг. С ней, как были и с отцом, у него сложные отношения. В итоге все три пленника поклялись, что впредь ничего не предпримут против своего даймё, будут верными вассалами, после чего их отпустили с богом, не знаю точно, с каким из японских.

Моя шутка оказалась недалекой от истины, потому что пошли слухи, что даймё отравили. К нему никого не пускают, поэтому не могу сказать, насколько тяжело болен. Я передал через свою жену, а та через его жену, что знаю хорошее средство от ядов — первач с перцем, могу вылечить. Мне сообщили, что пока в моих лекарствах не нуждаются. На всякий случай я все-таки поставил в теплом месте большой, литров на двадцать, глиняный кувшин с брагой из риса с добавлением сладких мандаринов, которые как раз собирали крестьяне в деревнях по соседству и часть приносили в замок. В качестве дрожжей использовал натто (сохранившиеся бобы). Вареные соевые бобы кладут в ошпаренную кипятком рисовую солому и ждут дня два-три, когда забродят. В результате получается «сопливая» масса с неприятным, как по мне, запахом и довольно интересным — сладко-соленым с горчинкой — вкусом. Мне пришлось сделать усилие над собой, чтобы попробовать эту вонь и оценить ее вкус. Считается едой бедняков, но и даймё иногда потребляет их на завтрак. Если выгнанный из этой браги самогон не пригодится, как лекарство, то пойдет на поминки даймё.

Пока ситуация не ясна, прикидываю, что делать дальше. Возвращаться в горную деревню не хочу. Есть мысль отбить бывшую деревню моей жены. Я намекнул аркебузирам, что в случае смерти Оды Нобунаги покину провинцию Овари, что наверняка смогу устроиться со всем отрядом к другому даймё. Мы показали себя в деле, так что можем рассчитывать на хорошее содержание. В Киеси оставаться стремно, потому что, уверен, Ода Набуюки не простит мне свое недавнее поражение. Он знает, кто за несколько минут выкосил лучших его воинов. Среди самураев, которые не входили в ближний круг даймё, и асигару было заметно брожение. Слишком сильно их жизнь зависела от одного человека. Если мне было, куда свалить и на что жить, то им придется нелегко, если не договорятся с новым даймё. Я намекнул асигару-тэппо и асигару-яри (пикинерам), что последовавшие за мной будут обеспечены не хуже, чем под властью Оды Нобунаги. Большая часть тех и других намекнула в ответ, что готовы последовать за мной. С таким большим отрядом можно захватить замок и стать независимым правителем. Опыта участия в междоусобицах у меня через край, есть союзники-синоби, так что не пропадем.

К тому времени, когда заделанная мною брага перестала шуметь, и надо было мастерить самогонный аппарат и перегонять ее, Оде Нобунаге, по слухам, стало хуже. Его ближнее окружение ходило смурным. Я приказал жене упаковать наше барахлишко, приготовиться в любой момент умотать отсюда.

На следующий день, когда я колдовал у очага во дворе, над которым висел бронзовый котел литров на десять, явно китайский и прибывший на острова лет сто назад, приехал Ода Набуюга с большой свитой. Все в черном, из-за чего напоминали стаю воронов. Слетелись к умирающему, чтобы дождаться смерти и склевать добычу. Младший брат дайме надменно и с кривой ухмылочкой посмотрел на меня, после чего с двумя самураями зашел в тэнсю, а остальные расположились группой во дворе рядом с воротами. Судя по обмену фразами с охраной крепости, многие имели здесь знакомых, но пока что мы враги.

Впрочем, мне они все были по барабану. Понимал, что сегодня у меня не будет неприятностей. Ода Набуюки подождет, когда умрет старший брат, после чего неспешно и без лишних проблем разделается с неугодными и насолившими ему. Меня больше напрягал самогонный аппарат. Самодельная деревянная крышка была по краю, в местах соприкосновения с кромкой котла, обмазана глиной со смолой, чтобы драгоценные пары улетали только по замысловатому змеевику из бамбуковых палок и кожаных соединений, расположенных в деревянном корыте с холодной водой и придавленных камнями. Я объяснил местным умельцам, что надо изготовить, и они сделали из того, что было под рукой, и как сумели, поэтому то тут, то там надо было подмазывать. Несмотря на несовершенство аппарата, из крайней трубки помалу капало в глиняный кувшин. Я отлил из него малость первака, плеснул на низенький деревянный столик для еды, стоявший в тени, поджег. Появилось еле заметное голубоватое пламя и воздух наполнился сладковатым ароматом алкоголя. Я поводил по лужице, размазывая самогон, указательным пальцем. Пламя побежало вслед за ним. Стоявшие рядом воины гарнизона, позабыв о гостях, с удивлением наблюдали, как горит вода. Они и раньше считали меня оммёдзи (колдуном). Теперь, наверное, сделали вывод, что я круче японских коллег, потому что ни один из них не умел поджигать воду.

В тэнсю вдруг раздались крики. Кого-то там били и очень больно. Все воины гарнизона приготовили к бою, а гости у ворот напряглись. Оружие у них отобрали в масугате — «предбаннике» между главными воротами и боковыми.

Шумели не долго. Из тэнсю вышел Ода Нобунага, живой и абсолютно здоровый, одетый в доспехи и с катаной в руке.

— Убейте всех! — рявкнул он, показав оружием на свиту своего младшего брата.

Расправа тоже была скорой.

К трупам во дворе добавили еще три, вытащенные из тэнсю — Оды Набуюги и двух его холуев. Вопреки традиции им не стали отрезать головы,