Намбандзин - Александр Васильевич Чернобровкин

Европу и привез еще десятка три пушек разного калибра. Для этого мне выделили много рулонов шелка. Брать золото я отказался, чтобы не вызвать подозрение, что не собираюсь возвращаться. По приказу даймё были навербованы матросы и морские пехотинцы (лучники и копейщики), которые должны были пополнить экипаж каравеллы и обеспечить охрану меня и груза. Само собой, снабдили нас и провиантом из расчета на два года плавания. Свободного места в трюме было много, потому что Антониу Перейра взял золотом большую часть оплаты за свой товар.

Отправились в путь в день тайан — самый удачный. Нас провожали на берегу почти все обитатели Хамамацу, включая призамковый город. Мы салютовали холостым выстрелом из погонной шестифунтовки, нам — из привезенной на берег восьмифунтовки, приведя местную детвору в восторг. Почти попутный свежий северный ветер наполнил новые паруса, сшитые в три слоя из нихонской хлопковой ткани, и мы со скоростью узлов семь-восемь пошли курсом зюйд-зюйд-вест. Я сказал Антониу Перейра, что был помощником капитана. Эта должность была свободна после встречи с пиратами. Убедившись, что я не соврал, что умею управлять кораблем не хуже него, капитан с радостью утвердил меня на этой должности. Мне ведь не надо платить. Поскольку меня, как важного пассажира, поселили в пустовавшую офицерскую каюту, расположенную справа от капитанской, мне даже перебираться не пришлось. Мы делили день и ночь напополам, пока не миновали остров Тайвань, который китайцы называют Да юань (Большой круг), а португальца — Формоза (Прекрасный).

Видимо, действие дня тайан распространяется только на территорию Нихона и ближние окрестности. В Южно-Китайском море нас прихватил мощный тайфун. Мы убрали паруса и смайнали с кормы четыре длинных и толстых швартова, чтобы двигаться кормой к ветру и волне. Весь экипаж попрятался по каютам и кубрикам, потому что на главной палубе было стремно появляться. Огромные волны порой прокатывались от кормы до короткого бушприта. При этом несло нас в сторону берега нежелательно быстро. До него было далековато, но нехорошее предчувствие не покидало меня. На всякий случай выходил из каюты только облаченным в спасательный жилет и с луком, саблей и мешком с припасами. Металлические доспехи я оставил младшему сыну. Будет носить, когда подрастет. В Европе они уже не нужны, а в Нихоне пригодятся. Чтобы это не вызвало подозрений, взял с собой кожаные, сказав, что в них не утонешь, если случайно упадешь за борт.

В конце третьего дня ветер начал убиваться потихоньку. Как следствие, пошел на понижение и дрейф каравеллы. Поскольку берега на востоке не было видно, мы с капитаном, обсудив ситуацию и придя к выводу, что беда миновала, со спокойной совестью разошлись по каютам для отдыха. К утру ураган должен оставить нас в покое, тогда и оглядимся и примем решение, каким курсом следовать дальше.

Разбудил меня такой сильный удар каравеллы о что-то, что чуть не вывалился из кровати, несмотря на наличие у нее высокого бортика. Спать в гамаке меня не вставляло. Каравелла резко накренилась на левый борт. В каюте было темно, однако я быстро нашел свою одежду, надел ее, а сверху спасательный жилет. Потом закрепил на спине заранее приготовленную связку из сагайдака, сабли и кинжала в ножнах и вещевого мешка с припасами. У меня не было сомнений, что тайфун по мою душу, слишком засидевшуюся в этой эпохе.

За пределами каюты было темно. Ветер показался мне не таким сильным, как днем. Со стороны полубака слышались истеричные крики португальцев. Не успел сделать пару шагов по мокрой, наклоненной палубе шканцев, как меня сбил с ног бурный поток и уволок за собой. Меня так крутило, что не сразу понял, что оказался за бортом. Вынырнув, не увидел каравеллу. Впрочем, было так темно, что не разглядел бы, находись она всего метрах в трех. Что ж, расслабимся и подождем восхода солнца, чтобы понять, где оказался территориально, а со временем и по летоисчислению. Исходя из этого, начнем сначала в который уже раз.