Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Правильно.

– Но ты все равно бежишь к нему каждый раз, как только он свистнет.

Киприан смотрел на жену с улыбкой, ясно сказавшей ей: как бы он ни любил ее и свою семью, все равно в его сердце остается место, принадлежащее не ей и не детям, а Мельхиору Хлеслю. Агнесс охватила досада, но страх, медленно сжимающий ей горло, был сильнее.

– Ты считаешь, что речь идет о… о ней? – Неожиданно она поняла, что ей не хватает воздуха.

Киприан пожал плечами.

– Черт побери, Киприан, ну почему за все эти годы ты ни капельки не изменился? Ты так и остался устрицей, – упрекнула его Агнесс, – вечно прячешься, закрывая створки.

Он вновь промолчал. Она сердито сверкнула глазами. Солнце уже повернулось и теперь освещало Киприана сбоку, из-за чего лицо его казалось более худым, а морщины и многолетняя усталость сгладились. Теперь он выглядел почти так же, как в тот день, когда они стояли в вечерних сумерках на воротах Кэртнертор и говорили о том, как сбегут вместе далеко-далеко… Его новый старый образ просто потряс ее. После того дня ее мир рухнул, и до сих пор ей иногда тяжело было понять, почему они все тогда не погибли. Киприан снова улыбнулся. Агнесс прикусила губу и сдержала слезы.

– Через три дня из Вены вернутся Александра и оба мальчика, – сдавленно произнесла она.

Киприан встал и надел шляпу.

– Я только в Градчаны и назад, – сказал он. – Я успею вернуться к их приезду.

Он поцеловал ее в губы, и она поразилась, какие они у него холодные. Внезапно Агнесс охватила ненависть к этому человеку, к его спокойной уверенности, к убежденности в том, что именно он должен заботиться о ее безопасности, к его преданности дяде, который стал самым могущественным человеком во всем государстве и у которого, вообще-то, должно быть достаточно помощников для самых разных заданий и нет необходимости постоянно прибегать к помощи племянника. Она возненавидела его за то, что он делал всю грязную работу сам, вместо того чтобы перепоручить ее выполнение другим, ненавидела его за деловые качества, приведшие к тому, что дядя Мельхиор Хлесль в трудной ситуации обращался к нему, и ни к кому другому. Агнесс ненавидела его за то, что он, очевидно, куда лучше мог справиться со своим страхом, чем она.

Себя же она ненавидела за то, что не захотела ответить на его поцелуй.

5

Мельхиор Хлесль, епископ Вены, личный советник кайзера Маттиаса и вот уже год занимающий должность кардинала, стоял у заваленного документами стола. За его спиной возвышалась много раз использованная доска. В левой руке он держал какой-то документ и кусок мела, а в правой, между безымянным пальцем и мизинцем, – губку. Средний палец прижимал к ладони черствую, обгрызенную со всех сторон булочку, в то время как указательный и большой палец отламывали кусочки мела, зажатого в левой руке. Кардинал, не отрывая взгляда от документа, нацарапал пару строк на доске, обвел несколько слов в кружок, соединил линиями несколько кружков, убрал мел, откусил от булочки и уронил бумагу на сваленные в беспорядочную кучу свитки. Левая рука его тут же выудила очередной документ, но уже из другой кучи.

– Я теперь так далеко… – пробормотал он, не удостоив Киприана взглядом. Брови епископа взметнулись вверх: содержание документа вызвало его негодование. Мельхиор Хлесль снова закрыл рот и заскрежетал зубами от ярости.

– У меня все хорошо, дядя, – ухмыльнувшись, заявил Киприан.

– Кретины, – с горечью буркнул кардинал Мельхиор. Его рука снова пришла в движение, да такое бурное, что доска задрожала. – Пустоголовые! Да они, имея на руках карту, даже собственных задниц найти не в состоянии. Гм? Что ты сказал? Ах да… – Мел отодвинулся от доски, документ спланировал в общую кучу.

Киприан с любопытством наблюдал, как обгрызенная булочка неожиданно выскользнула из пальцев Мельхиора и скатилась в широкий рукав его одеяния, когда он поднял правую руку, чтобы в очередной раз откусить от булочки. Вместо этого зубы кардинала оторвали приличный кусок недавнего соседа булки. Мельхиор недоуменно поднял глаза, а мозг как раз довел до конца последнюю фразу: «Как дела?» – и сразу же приказал мышцам лица скроить выражение, свойственное человеку, только что сделавшему добрый укус от влажной губки, пропитавшейся мелом. Кардинал сердито сплюнул и тупо уставился на зажатую в руке губку. Булочка воспользовалась возникшим замешательством и выскользнула из рукава. Она оказалась такой черствой, что, ударившись о пол, отскочила от него.

– Вот, – произнес Киприан, протягивая дяде свежеиспеченную булочку, принесенную с собой из дома. – На тебя просто смотреть без слез нельзя.

Мельхиор подозрительно изучил угощение Киприана, будто предчувствуя очередное покушение на свое нёбо. Наконец, решившись, он откусил от булки. Затем еще раз внимательно осмотрел ее и перевел взгляд на Киприана.

– У того, кто это испек, есть будущее, – заявил он с полным ртом.

Киприан кивнул.

– Агнесс бы сказала, что на нашей семье лежит проклятие пекарей.

– Ты ей сообщил, что нам нужно совершить небольшое путешествие?

– Нет, – ответил Киприан. – Когда я выходил из дому, я еще не знал, что нам предстоит отправиться в небольшое путешествие.

Мельхиор сделал неопределенный жест рукой, показывая на одеяние Киприана.

– Почему же ты оделся так, как будто собрался в дорогу? Киприан вздохнул.

– Ну, признаться, у меня возникло некоторое предчувствие…

– Не продолжай. Я пошлю ей рассыльного. Александра и мальчики уже вернулись из Вены?

– Нет, мы ожидаем их через три дня.

На тощем лице Мельхиора задергалась мышца.

– Вот дерьмо! – воскликнул он.

Киприан, не обративший внимания на то, что сердце его внезапно замедлило свой ритм, лениво приблизился к дяде, отодвинул в сторону пачку документов и уселся на стол.

– Давай все по порядку, – потребовал он.

– Ты знаешь, что Андрей заезжал в Брюн?

Киприан пожал плечами.

– Разумеется. Если дело не пойдет, он дождется там кареты с детьми и вместе с ними вернется в Прагу.

Кардинал отрицательно покачал головой.

– Я посоветовал ему выезжать сразу же.

– Почему-то у меня такое ощущение, что ты рассказываешь не по порядку.

Мельхиор Хлесль порылся в карманах своего одеяния, затем пошарил на столе и, наконец, пристально посмотрел под ноги. Одинокий свиток лежал среди засохших крошек. Киприан соскользнул со стола, поднял свиток и протянул его дяде. Мельхиор помахал свитком в воздухе, не удостоив его даже взглядом.

– Один из деловых партнеров Андрея втянул его в процесс по делу об убийстве, – пояснил он Киприану и коротко пересказал события, случившиеся с Андреем в Брюне. Как бы много ни работал старый кардинал, память его никогда не подводила. Он также не забыл несколько раз упомянуть, что Андрей не советует слишком многого ожидать от сделок в Брюне в ближайшем будущем.

– Но зачем он отправил это послание тебе? Ему бы следовало отправить его мне или Агнесс.

– Далеко не все голуби из голубятни твоего торгового агента в Брюне попали туда из торгового дома «Вигант и Хлесль» в Праге, – ответил кардинал, и ему хватило совести показать некоторое смущение, вызванное данным фактом.

– Интересно, есть ли такие дела, в которые ты не сунул свой нос?

Мельхиор Хлесль предпочел промолчать.

– Ну хорошо, – сказал Киприан, согласившись с ним вопреки здравому смыслу. – В Брюне, похоже, ищут какого-то дурака, на которого можно показать пальцем, если в ближайшем будущем одна партия спросит, почему в тюрьму засадили невиновного, а другая партия тут же осведомится, почему узника до сих пор не укоротили на целую голову. И что в этом такого особенного?

– Посмотри на дату письма.

Киприан взял из рук дяди свиток и развернул его. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Прочитав, он отпустил конец свитка, и тот сам свернулся, но отдавать его дяде Киприан не спешил.

– Андрей – очень хитрый парень, – заметил Мельхиор. – Разумеется, он не мог знать о том, что голубь полетит прямехонько к моей голубятне. Значит, он учел, что, возможно, послание попадет в руки кого-нибудь другого. – Киприан вдохнул поглубже, чтобы возразить, но Мельхиор предостерегающе поднял руку. – Естественно, прежде всего это сообщение предназначалось тебе и Агнесс. Вы с ней, как и я, сразу бы поняли смысл письма. А вот человек чужой, скорее всего, просто спросил бы себя: неужели автор прожил двадцать пять лет на дне колодца, если не знает, какой сейчас год?

– «Брюн, весна 1592 года», – процитировал Киприан. – Я надеюсь, он имеет в виду вовсе не то, о чем я подумал.

– А я уверен, что именно это он и имеет в виду.

Киприан позволил себе пошевелиться. Он смял крошечный свиток в кулаке и резко провел рукой по волосам.

– Проклятие! – произнес он. – Никто из нас не забудет тот год до конца своих дней.

Мельхиор Хлесль ничего на это не ответил. Перед глазами Киприана всплыла картина давно минувших дней: вот он стоит перед дядей, в другом кабинете, в другом городе – в Вене. Та встреча состоялась двадцать пять лет назад, и Киприан тогда только что объяснил дядюшке, что обрел цель в жизни, а именно любовь к Агнесс Вигант, и потому хотел бы уйти со службы. «Хорошо, только выполни последнее задание», – сказал ему дядя Мельхиор. В результате для всех, кого Киприан любил и кто был ему дорог, открылись ворота в ад – в образе гигантской книги, страницы которой открывались сейчас перед его мысленным взором. Знай Киприан то, что знает сейчас, он бы уже давно перестал сомневаться в том, что библия дьявола действительно представляет собой работу злого духа. Ведь кому, как не дьяволу, ведать, какое зло затаилось в сердцах людей? А тогда они с дядей Мельхиором попытались предотвратить пробуждение чего-то, что говорило напрямую с темной частью каждого человека; и это «что-то» выглядело как слово Божье, но нашептывало голосом дьявола в уши всех тех, кто его искал: «Все, чего ты ни пожелаешь, дам тебе, если, пав, поклонишься мне…»