Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст

извлечение из Билля о правах. При первой попытке сделать это она была прервана полисменом, но спустя два дня ей удалось своей надписью на древних стенах Парламента напомнить ему, что женщины не менее мужчин обладают конституционными правами и что они намерены воспользоваться ими. Она была арестована и приговорена к 1 месяцу тюрьмы, в третьем разряде. Срок ее заключения начался 22 июня. Возможно, что ее поступок сыграл некоторую роль в том необычном интересе, с которым повсюду ожидали предстоящую депутацию и который проявляла не только широкая публика, но и многие из членов Парламента. В самой Палате сознание того, что женщины на этот раз должны быть приняты, сказалось в ряде вопросов, предъявленных правительству. Один депутат даже внес предложение отступить от порядка дня и поставить на обсуждение Палаты неотложный вопрос серьезного общественного значения, а именно вопрос об угрожающей общественному спокойствию опасности, обусловленной отказом председателя совета министров принять депутацию. Предложение это, однако, было отклонено, и правительство лживо сложило с себя всякую ответственность за то, как отнесется полиция к депутации.

Наш женский парламент открылся 29 июня в 7½ ч. вечера, и петиция премьеру сейчас же была оглашена и одобрена. Вслед за тем двинулась в путь наша депутация. Меня сопровождали во главе депутации две в высшей степени почтенные женщины, очень пожилые, – мистрисс Саул Соломон, жена бывшего премьер-министра в Капской колонии, и мисс Нелиган, одна из наиболее выдающихся педагогических деятельниц Англии. Впереди нас троих и пяти других женщин ехала на лошади мисс Элзи Хоуи, возвещая о депутации громадным толпам, заливавшим улицы. Как мы потом узнали, она добралась почти до самой Палаты Общин, когда Полиция принудила ее повернуть обратно. Что касается самой депутации, то она проложила путь сквозь толпу до церкви Маргариты, где мы натолкнулись на цепь полицейских, преграждающих нам путь. Мы приостановились, собираясь с силами для тяжелой необходимости пробиваться через цепь, когда произошло нечто неожиданное: кем-то было отдано распоряжение – и немедленно ряды полицейских раздвинулись, оставив свободным широкий проход, по которому мы и двинулись к Палате. Нас конвоировал полицейский инспектор Уэллс, и на нашем пути толпа приветствовала нас громкими криками, твердо веря, что в конце концов нас примут. Что касается меня, то я мало думала о дальнейшем, я просто вела депутацию к входу в залу Св. Стефана. Здесь мы встретили новый сильный отряд полиции под начальством нашего старого знакомого, инспектора Скэнтлбери, который выступил вперед и вручил мне письмо. Я вскрыла конверт и громко прочла его своим спутницам. «Премьер, в силу соображений, уже сообщенных им в письменном ответе, не может, к своему сожалению, принять возвещенную депутацию».

Я бросила письмо на землю и заявила: «Я настаиваю на своем праве, как подданная Короля, представить петицию главе Совета министров, и я твердо решилась оставаться здесь, пока не буду принята».

Инспектор Скэнтлбери повернулся и быстро направился к дверям входа для посетителей. Я обратилась к инспектору Джарвису, остававшемуся около нас, к различным членам Парламента и некоторым репортерам, которые стояли здесь безучастными зрителями, и просила их отнести мое заявление премьеру, но ни один из них не отвечал, а инспектор, схватив меня за руку, стал толкать меня в сторону. Теперь я поняла, что депутация не будет принята и что предстоят старые сцены: отказ удалиться, натиск полиции, повторные возвращения назад и, в заключение, арест. Мне приходилось принять во внимание, что меня сопровождают две болезненные старые женщины, не могущие вынести то, что, как я знала, предстояло нам. Я быстро сообразила, что мне надо вызвать немедленный арест, а потому я изобразила нападение на инспектора Джарвиса, слегка коснувшись рукою его щеки. Он сразу сказал: «Я понимаю, зачем вы это сделали», и я думала, что нас тут же арестуют. Но другие полицейские, очевидно, не поняли, в чем дело, и начали толкать и теснить участниц депутации. Я спросила инспектора: «Ударить еще раз?» – и он ответил: «да». Я ударила его легонько во второй раз, и тогда он приказал арестовать нас.

Дело не кончилось арестом нашей депутации, состоявшей из восьми женщин. Посылая одну депутацию за другой, каждую в составе 12 лиц, суфражистки пробивались вперед в тщетных усилиях добраться до Палаты Общин. Несмотря на сочувствие толпившегося народа, посильно помогавшего женщинам, их рассеивала полиция, и многие подверглись аресту. К девяти часам Парламентский Сквер был очищен многочисленным отрядом конной полиции, оттеснившей народ в улицу Виктории и за Вестминстерский мост. Некоторое время все было тихо, но скоро маленькие группы женщин, семь-восемь сразу, стали таинственно появляться неизвестно откуда, ловко прорываясь к Палате Общин. Этот необычный прием обескуражил полицию, которая не могла объяснить себе, откуда они появляются. Теперь, когда это стало достоянием прошлого, я могу сказать, что ЖСПС снял в окрестности до 30 помещений, в которых эти женщины и ждали того момента, когда им надлежало двинуться в путь. Это служило наглядным доказательством изобретательности женщин в борьбе с физической силой мужчин, но вместе с тем имело и другое значение. Диверсия эта отвлекла внимание полиции от другой демонстрации, в это время устраиваемой. Другие суфражистки отправились к зданиям различных министерств: морского, внутренних дел и других и засвидетельствовали свое презрение правительству за его отказ принять депутацию битьем стекол в этих зданиях, как это освящено издревле обычаем.

В этот вечер было арестовано 108 женщин, но вместо того, чтобы признать эти аресты и судебное разбирательство, ЖСПС объявил о своей готовности доказать, что правительство, а не арестованные женщины, нарушили закон. Мое и мистрисс Хеверфелд дело было избрано для установления принципиальной точки зрения по отношению ко всем аналогичным делам. Защиту взял на себя лорд Роберт Сесил. Мистер Маскетт, фигурировавший в качестве обвинителя, пытался доказать, что мы направлялись к Палате Общин не с целью представить петицию; но легко было доказать, что это совершенно необоснованное утверждение. Заявление главы депутации, официальные статьи в нашей газете «Право голоса женщинам» и письма, отправленные Асквиту, не говоря уже о неоспоримом факте, что каждая участница депутации держала в руке экземпляр нашей петиции, достаточно характеризовали цель нашего шествия. В прениях во всей широте был поставлен вопрос о праве граждан на представление петиций. Сперва говорил мистер Маскетт, после него наши защитники, мистер Хенли и лорд Роберт Сесил. После них говорила я, описав события 29 июня. Я заявила судье, что, если он решит, что мы, а не правительство, виновны в нарушении закона, мы откажемся дать за себя поручительство, и все предпочтем отправиться в тюрьму. И в этом случае мы не допустим обращения с нами, как с уголовными преступниками. «Нас