Желтая жена - Садека Джонсон

на самом дне плескалась вода. Эти жалкие капли не утолили жажду, зато голодная резь в пустом желудке усилилась. Вдобавок жесткая волосяная веревка до крови натерла мне запястья.

Мы снова тронулись в путь и шли до наступления темноты. И только когда выбрались из леса в открытое поле, мучители дали команду остановиться. Двух женщин, находившихся в начале строя, развязали и велели развести костер. Остальным приказали опуститься на землю. Сидеть на холодной жесткой почве было не очень приятно, но я радовалась возможности отдохнуть и вытянуть усталые ноги. Сбитые ступни болели, а лодыжки опухли так, что стали похожи на вылезающее из кадушки дрожжевое тесто. Как ни хотелось мне снять туфли, я боялась, что потом не смогу снова надеть их, да к тому же запястья были стянуты веревкой.

Нам раздали кукурузные лепешки и по куску вареной рыбы. Также дали воды, чтобы умыться, но дорожная пыль так прочно въелась в кожу, что руки все равно остались грязными. Еда была невкусной, но я постаралась затолкать в себя все до последней крошки, догадываясь, что в следующий раз нас накормят нескоро. Когда фляга с водой, которую передавали по цепочке, дошла до меня, я припала горлышку и принялась жадно пить. Впервые в жизни мне было безразлично, чистая во фляге вода или нет.

– Всем спать, – приказал возглавлявший отряд южанин.

Люди повиновались. Матильда уснула прежде, чем я успела опустить голову на жесткую кочку. Я же никак не могла устроиться – никогда прежде мне не доводилось ночевать под открытым небом. Ночные звуки пугали: стрекотание сверчков, уханье совы, далекий вой койотов – все внушало тревогу. Я беспокойно ворочалась с боку на бок, опасаясь змей и других ядовитых тварей. Даже потрескивание костра заставляло вздрагивать.

Сон не шел. Я коротала время, вспоминая, как мы с Эссексом лежали на сеновале под крышей конюшни, представляла его теплое тело, прижимающееся к моему. Фантазия была настолько яркой, что я, казалось, даже почувствовала запах моего возлюбленного. Вообразив, что Эссекс держит меня в своих объятиях, я смогла немного расслабиться и задремала.

Перед восходом солнца нас снова подняли, и мы тронулись в путь. Так повторялось изо дня в день. Ступни у меня покрылись волдырями, которые лопались и кровоточили. Чулки насквозь пропитались кровью. Но, несмотря на боль, приходилось шагать: стоило чуть сбавить ход – и следовал неизбежный удар дубинкой. Некоторые рабы негромко напевали – это помогало сохранять ритм, – однако я шла молча, держа свое отчаяние при себе, в самой глубине разбитого сердца.

* * *

На восьмой день путешествия мы достигли живописного городка, лежащего в устье реки. На небе сияло яркое солнце, а свежий ветер приятно холодил разгоряченное лицо. Никогда в жизни я не видела столько лодок: плоскодонки, маленькие рыбацкие шхуны, большие пароходы.

Вдоль воды тянулась вереница домов; разноцветные постройки высотой в два-три этажа стояли вплотную друг к другу, теснясь на узкой полоске прибрежной земли. Чем ближе мы подходили к гавани, тем острее становился висевший в воздухе кисловатый запах протухшей рыбы и несвежего мяса, к которому примешивался тяжелый дух, исходивший от моих закованных в кандалы спутников, – сочетание, вынуждавшее задерживать дыхание, чтобы побороть подступающую к горлу тошноту. Я прикусила губу, стараясь идти в ногу с остальными. Наконец нам приказали остановиться.

– Сесть на землю и ждать! – рявкнул один из надсмотрщиков. – Двигаться только по моей команде.

Возглавлявший процессию южанин подошел к толстому круглолицему человеку. Тот стоял на пристани возле судна, из трубы которого поднимался столб белого пара. Судно было двухпалубным, с гребным колесом на корме. Белые мужчины оживленно болтали и смеялись, фляжка с виски бойко переходила из рук в руки.

Я понятия не имела, что произойдет дальше, и неизвестность заставляла нервничать. Жизнь на плантации приучила нас к четкому распорядку: каждый знал, что и когда ему следует делать. За то время, что мы сидели на траве, дожидаясь дальнейших указаний, дома я уже давно прополола бы сорняки на грядках миссис Дельфины и полила огород. Кружившие над нами тучи слепней нещадно жалили полуобнаженных людей. Приходилось то и дело отбиваться от насекомых, взмахивая стянутыми веревкой руками. Наконец появились двое мужчин и приказали встать.

– Поднимаетесь по трапу, проходите в носовую часть судна и ложитесь рядами на палубу.

Женщины двинулись первыми. Деревянный трап угрожающе шатался под ногами, но мы благополучно вскарабкались на борт и разместились, как было велено, на носу судна. Мы лежали на спине, прижимаясь затылком к дощатому полу, и смотрели в небо. Матросы с верхней палубы с любопытством разглядывали невольниц. Я прикрыла глаза; больше всего на свете хотелось как следует вымыться и переодеться в чистое.

Чужие голоса сливались, матросы говорили быстро и неразборчиво. Однако ухо выхватывало отдельные фразы.

– Жду не дождусь, когда доберемся до Ричмонда. У меня там назначено свидание с одной горячей штучкой.

– Да нет у тебя никакого свидания, – ответил другой голос, высокий и писклявый.

– Ты просто завидуешь, потому что тебе не везет с красотками.

– Размечтался, – вклинился в разговор третий. – Лучше ступай в трюм и займись делом, а то вылетишь отсюда в два счета. Смотри, капитан идет.

Я скосила глаза, оглядывая нижнюю палубу и размышляя о возможности побега. Но мы были так крепко привязаны веревками друг к другу, что невозможно было даже шелохнуться. Через несколько минут пароход отчалил. Пока судно дрейфовало вдоль пирса, я гадала, куда мы направимся по реке Джеймс, – в Ричмонд? Каким окажется город и станет ли он конечной точкой маршрута? И во что выльется прощальное напутствие миссис Дельфины с требованием подвергнуть меня наказанию за нападение на хозяйку?

На борту находилось четверо белых мужчин, включая капитана. У самого молодого из них были длинные черные волосы, собранные на затылке в жидкий хвост, и острый крючковатый нос. Стоило мне посмотреть на верхнюю палубу, как я тут же ловила на себе его пристальный взгляд. Должно быть, в мамином красном платье я заметно выделялась среди остальных невольников, одетых в выцветшие лохмотья. Молодой моряк пытался встретиться со мной взглядом, но я старательно отводила глаза.

Пароход шел, переваливаясь с боку на бок. Вскоре меня начало укачивать. Мы продолжали лежать под ночным небом – ни еды, ни воды нам не дали, укрыться тоже было нечем. С наступлением темноты долетавшие с верхней палубы голоса становились все громче – без сомнения, матросы хорошенько приложились к спиртному. Я опустила веки и попыталась отвлечься от постигших меня страданий. Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно я очнулась от грубого