Разбитая наковальня - Данила Ромах

собственной крови и кинжал из того же металла, что ваш прут.

– Всего каплю? Да как же… – он почесал в голове. – Не демоново ли вместилище к тебе пришло?

– Быть может, и так. – Игна пожала плечами. – Так что коли меня или моих товарищей тронете, то…

– То что?.. – доля любопытства и страха слышалась в вопросе старика.

Решила Игна додумать за шамана, каждый образ страшный из сказок отцовских смешать и выдать за прописную истину.

– Из тени руки алые полезут, внутрь утащат, мучить тело и душу будут тысячи тысяч лет! – медленно протянула Игна, глаза выпучив. – А как солнце сядет, поселится в каждом тёмном углу по твари лютой-кровожадной и гнать будут весь ваш род до самого мирского края! – последние слова она почти прокричала.

Что-то сверкнуло в мастерицыной тени: не то осколок стеклянный, не то пропущенный юртой солнца след. Оттого Игнина выдумка получилась лишь ещё складнее. Попятился вождь, не скрывая ужаса, за посох взялся, трижды о землю стукнул, будто злого духа прибил – и погнал Игну из юрты, страшно ругаясь на языке пустыни. Ещё долго ходил он подле своего жилища с прутом в руках, размахивал им и всем к разговору с мастерицей причастным велел с теней собственных глаз не сводить.

За десять шагов после этого девушку всё племя обходило, косые взгляды бросало, работу доверяло редко и только по особой надобности. Давали воины сабли подлатать, а потом ночами с клинков глаз не сводили, всё думали: не явятся ли из темноты неведомы чудища да не порубят головы во сне? Пустила мастерица слушок, что никакой скакун и версты на её подковах не проскачет, если не уплачено ей после работы будет. Так в карманах пленницы осело золото да дорогие камни, хоть и хлопот прибавилось.

Пробыла Игна в плену почти год. Отпустить проклятую – стыдно, убить – боязно, а дальше держать – себе дороже, на чём и решили кочевники рабыню свою передать. Да не кому-нибудь: в империю послать в ящике крепком, в самый лютый из Высоких Домов щедрым подарком. Какой уважающий себя вельможа иль дворянин откажется от собственного кузнеца? Авось там и колдунство древнее порушат или прибьют на худой конец. Всем племенем решили, связали Игну по рукам и ногам, в ящик кое-как затолкали, флягу воды да корку хлеба вслед бросили, крышкой закрыли и отправили на повозке дрянной в далёкие дали.

Ну и дорога была! То жаром, то стужей сводило, а тело, могучее, но неволей скрюченное, немело и затекало. Вздрагивала от каждого камня иль неровности земли сухой телега, всё чаще мастерица встречала стены своего заточения то лбом, то спиной. За нуждой простецкой выпускал её извозчик, и в моменты свободы короткой разглядывала Игна за собой дорогу, чтоб путь домой запомнить – да было бы в этом хоть какого толку! Одна иссушенная земля тянулась до горизонта. Мастерица с трудом улыбалась собственной удаче: теперь доставят её к местной знати, где она и силу, и опыт сможет показать и до науки Гинна без труда доберётся.

Взглянула на третье утро старшая сестра в щель меж досок своей темницы – и отказалась поначалу глазам верить. Пустыня далеко позади едва жаром дрожала, и нынче росли вокруг леса, травой тронуты, холмы. Стучали мелкие камушки под копытами скакуна, волочащего за собой телегу. Вдоль самой дороги шли зелёные поля, тонущие в воде, и копошились в этих полях люди, не разгибая крепких спин.

– Уж достигли мы империи? – спросила Игна у кучера.

– Молчать, ведьма! – крикнул он, не оборачиваясь. – Ещё слово – и язык вон!

Только он своё сказал, так резко прервался. Отпустили тетиву, со свистом рассекла воздух стрела. Кочевник бросил поводья, схватился за шею и рухнул на дорогу, захлёбываясь собственной кровью. Ещё стрела – и тот замер недвижимо. Конь на дыбы встал, чуть телегу не опрокинувши, но неизвестный, выйдя из укрытия, принялся скакуна успокаивать. Пустил руку по гриве, в глаза взглянул, шепнул на ухо слово доброе – так кобыла и угомонилась. Настала тишина.

«Ладно, пора наружу – познакомиться», – решила Игна. Выгнула она изо всех сил спину, расправила плечи, как позволяли связанные руки, каждую мышцу свою напрягла до дрожи. Доски затрещали, покосились кто куда и под напором могучим лопнули. Освободилась Игна, вдохнула полной грудью – только и успела руками связанными замахать.

– Стой! – закричала она. – Я не с ним! Я против!

– Замри! – лучник доставал из колчана следующий снаряд. – Ни с места!

Стрелок был невысок и худо скроен, хоть и силы не лишён. Лицо закрыто тряпками, меж полос ткани смотрят глаза востока, как два полумесяца.

– А я не собираюсь убегать! Спасибо сказать хотела.

– Чего? – переспросил лучник.

– Спа-си-бо.

Игна не была до конца уверена в правильности собственных слов: имперский язык она учила, пока ходила с караваном, а тренировалась у кочевников лишь грубому их диалекту.

– Говоришь, как народ пустынь, – заметил неизвестный, – как бандит.

– Я год на них работала. – Мастерица старалась не встречаться взглядами с мертвецом на дороге. – Не по своей воле, – она кивнула путами. – И сам ты на головореза смахиваешь. Человека вот прикончил.

Стрелок, быстро взглянув на покойного, убрал лук за спину. Он было хотел что-то сказать, но лишь отмахнулся и медленно достал из-за пояса странного вида инструмент: серп с прямым углом меж рукоятью и острым лезвием, работы грубой, но верной.

– Это что, – Игна не без интереса рассматривала орудие, – коса такая малюсенькая?

Неизвестный ответа не дал, а лишь сблизился с мастерицей и перерезал той путы. Игна страшно новообретённой свободе обрадовалась, размяла пальцы до хруста, как пред хорошей работой, но руку жать не лезла – только кивнула спасителю.

– Ещё раз спасибо, – сказала она. – Меня зовут Игна. А тебя как?

– Нам пора. – Неизвестный вцепился в руку мастерицы и потащил за собой. – Если кто объявится на дороге, обоим несдобровать.

– Поняла. – Она вырвалась их хватки стрелка. – Сама пойду – не дура. Только это… – она показала пальцем на кобылу, – негоже лошадку вот так оставлять.

– И то верно.

Трое сошли с дороги, в чащу, полную звуков странных и незнакомых. Всё было дивное, иное: птицы, растения, даже цветастые рыбы, бегущие по своим делам в волнах речушки. Неизвестный шагал по лесу, как у себя дома. Шёл сквозь кусты и ветви, не потревожив ни единого листка, чего нельзя было сказать о его попутчиках.

– Далеко нам до Высокого Дома? – спросила мастерица.

– А тебя везли в Высокий Дом?

«Стоит ли сейчас всё выложить? Допустим, что да», – быстро решила Игна.

– Я – талантливый кузнец