Очерки по истории политических учреждений России - Михаил Ковалевский

В этой главе мы хотим обратить внимание читателя на одну часть многосторонней деятельности великого императора, которому Россия обязана тем, что стала европейским государством. Это не самая важная часть его деятельности, не та, результаты которой могли предстать с очевидностью перед последующими поколениями. Дело идет о коренном переустройстве центрального управления России. Нет сомнения, что распространение знаний вообще и особенно технических, открытие теремов — части домов, обитаемые женской половиной семей — для свободного общения обитательниц их с внешним миром, уничтожение старого предрассудка, заставлявшего ценить человека по его происхождению, а не по его достоинствам, сделали больше для преобразования русского государства, чем введение бюрократических учреждений, заимствованных за границей. В частности, именно последние реформы имеют в виду противники величайшего из Романовых славянофилы, когда объявляют Петра злым гением, помешавшим России следовать ее историческим судьбам.

Славянофилы обвиняют Петра Великого в том, что он создал в России бюрократию, построенную по иностранному образцу, что он совершенно уничтожил народное управление как центральное, так и местное. Их обвинения основаны на идеализации слабых зачатков самоуправления, которым пользовалась в древнем русском государстве община отчасти в виде выбранных старейшин (старост), называемых честными и верными людьми (целовальники, верные люди), отчасти в виде псевдопарламентов (соборов), которые, как мы видели, менее всего представляли русский народ. Но все же нельзя сказать, и факты подтверждают это, что эти обвинения совершенно лишены основания. Несомненно, великий реформатор никогда не думал призывать народ в сотрудники в том деле, которое он считал делом возрождения своей страны, и по вполне понятной, с его точки зрения, причине его подданные были совершенно враждебны его намерениям. Но каковы же, спросят нас, были его намерения?

Прежде всего он имел в виду увеличение военных сил, чтобы начать победоносную войну со шведами, поляками и турками и добиться господства на Балтийском море, проект, который занимал уже великого царя XVI в. Ивана Грозного. Чтобы выполнить этот план, нужно было реорганизовать всю военную систему; нужно было создать постоянную дисциплинированную армию, хорошо оплачиваемую, не имеющую ничего общего с теми случайными сборищами неопытных крестьян-земледельцев, которые были слишком заняты своими частными делами, чтобы служить государству с усердием и самоотречением, безусловно, необходимыми для настоящего войска. Но так как для реорганизации армии и для ведения войны нужны были деньги, то сделался необходимым пересмотр налоговой системы. Существующая система состояла в прямом обложении, но крупным недостатком ее было то, что объектами обложения являлись не отдельные лица, а целые семьи, живущие под одной крышей; благодаря этому большое число плательщиков ускользало от обложения: они записывались как одна семья, как один дом. Таким образом, в списках фигурировали с единственной целью — заплатить казне меньше, чем следует, много обширных семей, которых не существовало на самом деле. При таких условиях было вполне естественным ввести в порядок обложения реформу, задуманную Петром Великим. Она состояла в обложении не семьи, не дома, а в обложении человека, души. Так как эта система была уже испытана в Швеции, то Петр взял эту страну за образец, когда реформировал финансовую систему своей империи.

Но когда эти необходимые военные и финансовые реформы были начаты, они повлекли за собой в качестве естественного результата полную перестройку всей административной машины в целом. Чтобы понять необходимость такого последствия, нужно вспомнить то, что было сказано выше по поводу тесной зависимости, существовавшей между владением землями, с одной стороны, и военной или гражданской службой — с другой. В Московском государстве XVI и XVII вв. «служилые люди» как thanes в англосаксонский период находились в рядах совета, во главе целых областей или управляли городами и укрепленными местечками. Гражданские должности раздавались как награды заслуженным офицерам, которые часто просто просили царя, чтобы он назначил их на ту или иную должность, дабы они могли «покормиться». Это слово, как мы видели, сделалось terminus technicus. Итак, предполагалось, что должностные лица могут обращать в свою пользу все, что они собирают сверх назначенной для данного города или местечка суммы косвенного налога. При таких условиях глава местной администрации, понятно, был склонен увеличивать повинности, падавшие на население. И так как тогда не был проведен еще принцип разделения властей, то воевода совмещал в себе начальника местных войск, начальника полиции и судью. Само собою разумеется, что он единолично не выполнял всех обязанностей, связанных с этими должностями, а пользовался помощью платных писцов, дьяков. Удовлетворенный правильным поступлением штрафов и других сумм, оплачивающих издержки по судопроизводству, воевода отправление правосудия предоставлял дьяку, и последний, разумеется, пользовался своим положением для взимания взяток с тяжущихся. Петиции, время от времени посылаемые царю, часто содержали в себе жалобы на эти злоупотребления. И действительно, первому из Романовых царю Михаилу пришлось однажды признать, что воеводы и другие гражданские чиновники, служившие в центральных канцеляриях или приказах, вели дела совершенно не так, как предписывалось изданными указами, и пускали в ход вымогательства, требуя взятки в виде подарков деньгами или натурой.

С того времени, когда по реформе Петра военное управление и сбор податей перешли в руки чиновников, непосредственно назначаемых правительством, воеводы сделались в большинстве случаев местными чиновниками в суде или в полиции. Но, не желая оставить их без контроля при отправлении ими их ответственных функций, Петр начал вводить по образцу немецких городов например, Риги и Ревеля, местные бюро под названием ландратов и канцелярии городских голов или бургомистров. Это был только первый шаг; были задуманы уже более важные реформы, когда военные приготовления ввиду необходимости расширить пределы России вплоть до Балтийского моря и выдержать для этого долгую войну с Карлом XII и его союзниками — днепровскими казаками, которые под начальством Мазепы бились за свою независимость, помешали великому царю отдаться делу осуществления внутренних реформ и принудили его отложить надолго те, к которым он собирался приступить. Но годы, которые он провел, разъезжая по Европе, пополняя свои технические знания на набережных Голландии или сражаясь с немцами или шведами, не были всецело потеряны для задачи будущей реорганизации империи. В Париже Петр, как полагают, выразил свое крайнее удивление пред главным создателем централизации управления во Франции Ришелье следующей фразой: «Если бы мне удалось найти такого министра, я с удовольствием отказался бы от половины своего государства под тем условием, чтобы он помог мне управлять другой». Быть может, эта фраза, передаваемая французскими мемуарами того времени, сомнительной подлинности, но она хорошо выражает то почтительное удивление, в которое приводила новая система неограниченной монархии и централизации, начатая Ришелье и законченная Людовиком XIV, государей всего континента вплоть до самой России.

Легко понять, что при таких условиях французские учреждения сделались образцом для разных государств Европы. И действительно, их более или менее рабски скопировали властители Швеции и Дании, тем более что они в конце XVII в. начали успешную борьбу с представительными собраниями и попытались при помощи низших слоев народа положить конец покушениям на захват политической власти со стороны феодальной аристократии. Этим объясняется как полное сходство, которое легко усмотреть между провинциальными и центральными учреждениями Франции и двух названных северных королевств, так и тот факт, что эти последние и сделались образцом для Петра Великого. Говорят, что знаменитый немецкий философ Лейбниц обратил внимание великого царя на преимущества, которые представляла, по сравнению с отдельными всемогущими министрами, система коллегий, состоявших, как в Швеции, во главе различных отраслей общественного управления.

Петр обращался с просьбой к своим русским и иностранным корреспондентам выработать план коренного преобразования приказов по образцу коллегиальных учреждений Швеции и Дании. Но испытующий взгляд реформатора обращался не исключительно на эти страны; двум молодым государственным людям, посланным им в Голландию и Англию, было поручено сообщать ему обо всех важных предприятиях, которые проводили обе эти страны в политической, экономической или торговой области. От них требовалось в то же время, чтобы они указывали что из описываемого в их донесениях могло быть перенесено в Россию при единственном условии — не изменять самодержавного строя правления ее. Исключительно это условие объясняет, почему английскому корреспонденту Петра Салтыкову нечего было сказать в записке об английском парламенте и почему он представил ничтожной власть палаты лордов, нелепо сравнив ее с обыкновенным Государственным советом, имеющим только совещательный голос в делах страны. Необходимость уничтожить в своих писаниях всякие зачатки представительства, заключавшиеся в учреждениях, которые они видели, заставила других корреспондентов говорить о первой палате шведской, как о частном совете, не имеющем никакого прямого влияния на ход общественных дел и на создание новых законов.