Сторгическая любовь - Игорь Борисович Мардов

порядка хода своей истины устанавливается не человеком и не какими-то законами, а неведомым человеку надчеловеческим ходом жизни своего серафа.

Своя истина возникает не в процессе познания, она рождается в процессе совместной личнодуховной жизни человека и его серафа. Когда своей мудрости необходимо освоить какую-то предшествующую мысль, то это нужно не потому, что последующая вытекает из предшествующей, а потому, что она позже порождена в процессе жизни серафа в человеке.

Каждое движение своей мудрости обеспечивается не предшествующей мыслью и не логикой, а уровнем проявленности духовного сознания истины в душе. Каждая своя истина не может объявиться ранее, чем достигнут соответствующий ей уровень. Жизнь серафа постепенно проявляется мозаичной картиной мудрости. Стройность построения этой картины определяется сюжетом проявления серафа во внутреннем мире человека. Процесс этот у каждого человека и его серафа свой.

Ни одно прозрение своей истины не может забежать вперед, стать без очереди, не на свое место. Что проявится сначала, а что потом и на каком уровне, ненведомо. Ни одна своя истина не может объявиться преждевременно. Освоить ее, даже тогда, когда она уже угадана, но еще не обеспечена соответствующим уровнем духовного сознания в душе, нельзя. Она не приживается, не укореняется, повисает в воздухе.

Каждому плоду своей мудрости человека установлен его серафом свое время. Получить прозрения серафа по собственному произволу нельзя. Но и до каждого прозрения надо добраться в трудах личнодуховной жизни. Для каких-то прозрений нехватает дистанции жизни.

Как назвать, как обратится к своему серафу, в каком лице?

Не в первом лице, не как к «Я», с которым сераф в качестве источника духовного тяготения состоит в слитности. Не во втором лице, не как «ты», так как сераф не подобен человеку и не сродственен его «я». И не в третьем лице, обозначающим постороннего или отсутствующего. Для обращения к серафу необходимо иное лицо, которое не было бы ни первым, ни вторым, ни третьим, в положительной ли, в отрицательной ли форме, но включало бы в себя их всех и при том передавало живое чувство.

Человек сознает и переживает серафа как семя своей личной духовной жизни, в качестве своего отцовского первообраза.

Грамматически «отец» есть такое «он», в котором дано «я» и вместе с тем более полное, «целое» «я», то, что произвело мое «я» из себя. Сын воспринимает своего отца и обращается к нему не в первом, не во втором и не в третьем лице. Отец для сына – четвертое лицо. Но если в отношение плотского отца сын, утверждая свою автономность, рано или поздно стремится к саморазличению, то в серафической жизни, в отношение духовного отца, человек стремится к утверждению силы духовного тяготения к «духовному солнцу» отца-серафа.

Про своего серафа можно говорить как о серафическом отце или серафическом четвертом лице, лице отца.

В составе человечества живут две генерации людей. Одни обладают серафическим отцом, другие не обладают. Взвести серафическую (личнодуховную) жизнь тех, которые неспособны жить ею, нельзя. Не потому, что у них различные души, а потому, что они живут иначе.

Серафическое лицо запускает движения личнодуховного роста души. Без серафического отца человек не становится первопроходцем в своих делах истинности, искренности, совести. У него нет потребности нравственного совершенствования (в отличие от совершенствования тела, плоти, психики, творческих способностей). Сама мысль о нравственном совершенствовании неприятна такому человеку.

Без серафического отца человек может быть и умен и тонок, даже талантлив, но ему от себя самого сказать нечего. В нем нет той петельки, за которую его можно зацепить крючком более высокого сознания. Он духовно не цепляем.

Без пробойной силы серафического отца не скажешь себе правду о себе.

Люди серафического отца – люди серафической жизни – сами стремятся принять в себя струю более высокого сознания жизни. На давний вопрос: способно ли искусство изменять людей? – есть ответ: людей серафической жизни, людей серафического лица может.

Внутренний мир людей серафического отца можно уподобить горючей жидкости, а людей без серафического отца – воде. Первые загораются и разгораются от огня. Вторые при нагревании бурлят и кипят, но и гасят тот огонь, который подносится, чтобы зажечь их.

Без серафического отца человек может быть хорошим, честным, добрым, умным, но не носителем высших интуиций, прежде всего интуиции разума на глубокую мысль, мистической интуиции и интуиции «своего»: своего образа одухотворенности, своего мировоззрения, своего духовного служения, своей истины, своего другого Я, своей Общей души, своего Пути жизни.

Личнодуховной (серафической) жизнью живет не человек сам по себе, а человек-и-сераф. Сераф внедряется в человеческую жизнь; глубина этого внедрения изменяется на Пути восхождения человека.

4 (18)

Всякое религиозно-нравственное учение выставляет в качестве образца некоторое высшее состояние души и учит достижению его. Это может быть то или иное состояние святости, праведности, просветленности, веронаполненности, исполняемости и прочее. Достоинство человека внутри религиозной сплоченности, в общедуховности, определяется по достигнутой им ступени на пути к заданному совершенству. Чем выше ступень, тем выше достоинство человека. По учению о личнодуховной жизни это не так.

«Ни одно состояние по этому учению, – пишет Толстой, – не может быть выше или ниже другого. Всякое состояние по этому учению есть только известная, сама по себе безразличная ступень к недостижимому совершенству и потому само по себе не составляет ни большей, ни меньшей степени жизни. Увеличение жизни по этому учению есть только ускорение движения к совершенству… И потому-то для этого учения не может быть правил, обязательных для исполнения. Человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству» (28. 79).

Понятно, что никакая общедуховная жизнь не может строиться на таких устоях.

«Большее или меньшее благо человека зависит по этому учению не от той степени совершенства, до которого он достигает, а от большего или меньшего ускорения движения»(28.41), то есть ускорения духовного роста. В личной духовной жизни важна сама по себе скорость духовного роста, нацеленного не на «большое», не на со-стояние, а на «всё большее и большее», на ускорение движения, ибо только ускорение духовного роста дает человеку «увеличение жизни».

Динамика духовных процессов важна и для общедуховной и для личной духовной жизни. Но для личнодуховной жизни только она и важна.

Серафическая (личнодуховная) жизнь есть процесс все большего и большего оживления и духовного роста, – все большего и большего проявления своей истины, своей совести и духовной Искренности. Нет этого процесса, нет и серафической жизни.

Тактически личнодуховный рост можно направить к идеальному состоянию никогда не достигаемого совершенства, заданного, скажем, заповедями Нагорной проповеди, но такая устремленность сама по себе не обеспечивает безостановочного ускорения не только духовного роста, но и душевного самоусовершенствования. Принцип ускорения духовного роста (дарующий максимальную полноту жизни)