Царица Армянская - Серо Ханзадян

огибающая этот город, берет свое начало неподалеку, в камышах и в рощах

священных белых кленов, там, где обилие подземных вод.

Горновой, синеглазый, высокорослый, совсем еще молодой человек,

вызвался проводить царевича в подземелье. Каранни на миг подумалось, не в

бездну ли он его ведет, может, хетты дознались о расправе над своими

лазутчиками и уготовили месть — безвестную гибель престолонаследника в

этих топях?.. Хорошо, что вовремя подоспел. Непременно надо будет одарить

жрицу-карлицу. Дам ей рабов, землю и... мужа. Да, да, и мужа тоже. И еще

все имущество повешенного старосты. Сегодня же надо написать царю хеттов

Мурсилису, пристыдить его за то, что все засылает и засылает лазутчиков...

Но Каранни тут же отказался от мысли о письме. Псу мяса не кидай, узнает,

что прежних воров прикончили, новых зашлет. Пусть лучше пока ждет,

надеется на возвращение своих людей...

Вошли в довольно просторное помещение. Свет падал в него сверху. В

нишах полыхали языки высокого пламени. На помощниках горнового были только

кожаные передники да деревянные башмаки. Из каменного ложа, где шла

плавка, по наклонной канаве тонким ручейком стекал расплавленный металл.

Каранни, внимательно глядя на него, сказал:

— Он какой-то белый...

— Да, государь наш, медь вообще-то красноватая, но, когда соединяется

с оловом, светлеет. Получается бронза, более твердый сплав. Режет все, что

пожелаешь. Сейчас покажу.

Один из помощников протянул ему какое-то оружие с заточенным концом.

— Это напильник, божественный. Смотри!

Один из помощников протянул ему какое-то оружие с заметную стружку.

— Хвала тебе! Это чудо! А ну прибавьте свет!

Зажгли факелы. Каранни сел на литую скамью и, обращаясь к Артит

Арару, сказал:

— Закажи этому горновому, пусть отольют статую, воздвигнут ее в храме

и заведут обряд поклонения Мецамору, пусть приносят во имя его в жертву

девять бычков и в два раза того больше овец. Мецамор — это защитная броня

царства моего отца!

Артит Арар с готовностью поклонился:

— Все будет исполнено, божественный!

А горновой продемонстрировал еще одно чудо. Выкованным своими руками

мечом он рубанул по медной броне, и она разлетелась на несколько частей.

Один из сыновей Андзева взял у горнового меч и ударил по его лезвию

своим мечом, который тут же разлетелся надвое.

Все были восхищены и удивлены.

Каранни заметил, что на рукояти меча горнового выгравированы какие-то

письмена.

— На каком языке это написано? — спросил он.

— На нашем, армянском.

Каранни такого никогда не видел, хотя хорошо знает

ассирийско-вавилонские и хеттские знаки письма.

— Откуда ты взял эти знаки?

— Спроси у Таги-Усака, государь, — ответил горновой. — Он расскажет

подробнее, так как сам их отыскал.

Таги-Усак стоял в отдалении.

— А ну, подойди! — подозвал его Каранни. — Как ты их нашел?

— Поиск — начало всех начал, божественный. На скалистых берегах

Гегамского моря и в высоких Сисаканских горах на отшлифованных глыбах

начертано много таких знаков. И по всему видно, что они древние. Куда

древнее Мецамора с его медеплавильнями.

— А смысл их тебе понятен?

— Знаки на скалах я еще не распознал, божественный. Но вот эти

двенадцать знаков мною изучены и поняты. Если хочешь, я и тебе открою их

значение.

Каранни думал уже о другом, о том, что, если колеса его колесницы

оковать обручами из здешнего металла, они будут служить дольше и надежнее.

А какою может быть броня из него!.. Воины станут неуязвимы...

Перед ним открывался мир новых, необыкновенных возможностей.

Горновой показал престолонаследнику и его свите все помещения

медеплавильни.

Когда они вышли из подземелья, был уже вечер.

— Сколько у тебя детей? — спросил Каранни у горнового.

— Двенадцать, государь наш. И все — твои верные рабы.

— От скольких жен?

— От трех, божественный. Три жены у меня.

— А не хочешь ли иметь еще одну?

— Как прикажешь, божественный.

Каранни заспешил по тропинке, ведущей вверх. Горновой и все остальные

едва поспевали за ним, так быстро он шел.

Царевич решил одарить горнового: дать ему в жены одну из своих

многочисленных сестер.

— Уже отправляешься? — спросил Каранни у Таги-Усака.

— Да, я закончил свое дело. Надо спешить к царице, которой я служу.

— Хетты притесняют царицу?

— Добиваются, чтобы она разрешила приносить в жертву богу Шанту

человека. Царица не разрешает им этого.

— И правильно делает. Пусть стоит на своем. А еще старайтесь, чтобы

они ни в коем случае не вызвали вас на столкновения. По крайней мере до

моего возвращения. У меня есть своя задумка. Не опережайте время.

Каранни поручил Таги-Усаку заехать на пути в Куммаху и выслать оттуда

одну из его сестер сюда, в Мецамор. На этом астролог распрощался и отбыл.

Ночь Каранни почти не спал, все ходил по комнате из конца в конец.

Беспокойные думы обуревали его: что ждет впереди, какие предстоят

пути-дороги?.. Среди ночи послал вдруг за сыновьями Андзева, а сам

постучался и поднял Каш Бихуни и Артит Арара.

Вскоре все сошлись. Царевич велел подать вина. Тревожила его царица.

Кровь у нее горячая, чего доброго, хетты втянут ее в свару. А сейчас это

не ко времени. И жаль, не послал ей никаких подарков с Таги-Усаком. Уж не

стал ли он совсем равнодушен к ней?..

Стол был накрыт. Все сели.

— С тобой есть кто-нибудь из Кохбы? — спросил царевич у Артит Арара.

— Да, государь. Позвать?

— Позови.

Вошел желтолицый коротышка. Это был староста Кохбы. Глядя на него,

Каранни не удержался от смеха. Налив ему полный кубок вина, сказал:

— Пей, недоросток. И поведай, куда ты отправляешь соль? Соль Кохбы —

великое благо и богатство земли моего отца. А?..

— Я?.. Никуда не отправляю, — растерянно забормотал староста. — Из

Вавилона приезжают и увозят нашу соль, государь. А взамен мы получаем

ткани, шелка, парчу, хлопок...

— И все это тебе одному? — усмехнулся Каранни.

Староста бухнулся ему в ноги и стал отбивать поклоны.

— Так издавна заведено, божественный. За соль мы подати не платим...

— Кончай! — резко оборвал его Каранни и тут же пожалел. Стоит ли

сердиться на этакого жалкого человека. — Пей лучше, остуди язык. В такую

ночь я не расположен прикончить даже тебе подобную мелочь. Мецамор поразил

меня. Я сейчас добр, в гостях ведь. А ты заруби на носу, коротышка: отныне

будешь поровну делиться солью с Мецамором. Слыхал, половина им. Не меньше.

Староста залпом выпил вино и протянул кубок царевичу:

— Если ты самолично еще раз наполнишь мой кубок, божественный, все

будет, как пожелаешь!..

Каранни от души расхохотался. Артит Арар вспомнил сказочного младенца

Вардгеса. Он тоже так смеялся в пещерах горы Ара. Артиту Арара доводилось

раза два самому слышать этот смех. Младенец Вардгес — полубог. Он —

водяной. Обитает в верховьях реки Карсах. Вина, как Каранни, не пьет.

Предпочитает, говорят, брагу, которую, кстати, охотно попивает и этот

коротышка-староста, заедая ее жареной чечевицей, любимым лакомством

жрецов.

Каранни предал сожжению всех мецаморских жрецов, и теперь в храме нет

служителей. Артит Арар и сам бы, своими руками сжег, уничтожил всех этих

жрецов, мерзких чревоугодников, средоточие всего злого, гнойник в сердце

земли. Но, увы, его рука не поднималась против них. О великий

Мажан-Арамазд, что они наделали, эти жрецы?! Предательством хотели лишить

нас силы и мощи, способствовать тому, чтобы хеттский царь прибрал все

себе?..

Каш Бихуни не переставая жевал сушеный изюм и жареную чечевицу.

Каранни опустил кубок на скатерть.

— Уберите все! — приказал он слугам и, обращаясь к Артит Арару,

решительно проговорил: — Твой город надо стереть с лица земли. А жителей

вывезти куда пожелаешь.

Артит Арар смиренно склонил голову, но в душе вскипела боль: Мецамор