Сборник статей и интервью 2006г. - Борис Кагарлицкий

Российская пресса следит за событиями во Франции с демонстративным недоумением. Ведь образованная публика привыкла считать, что это только в России капитализм «неправильный», «отсталый», «дикий» и «олигархический». А в Европе, соответственно, «цивилизованный», социальный, демократический и продвинутый. Почему же в Западной Европе бунтуют, а у нас терпят?

Между тем, если бы журналисты и аналитики удосужились повнимательнее присмотреться к современному Западу, они обнаружили бы, что различия между европейской и российской реальностью не так уж велики. А те, что есть, - стремительно исчезают. Не потому, что мы приближаемся к Западу, а потому, что Запад с каждым днем становится все более похожим на нас. Такое же пренебрежение к обществу со стороны власти, такая же самодовольная и безответственная бюрократия, бессодержательные выборы, коррумпированные политики, такой же непреодолимый разрыв между элитой и массами. Новые трудовые отношения, которые стремится внедрить французское правительство, давно уже стали нормой у нас в стране - если не по закону, то «по жизни». Кто сказал, что русский капитализм отсталый? Нет, он самый передовой. Современная Россия - это и есть образец того светлого будущего, которое неолиберальные правительства готовят для всей Европы. И вам еще непонятно, почему французы взбунтовались?

Вопрос не в том, почему французское общество бунтует, а в том, почему российское общество так спокойно. И ответ надо искать отнюдь не в привычных ссылках на русское долготерпение или отсутствие демократической культуры.

Опыт прошедших полутора десятилетий отнюдь не благоприятствовал росту социальных движений. Постоянные перемены, частое изменение правил игры, меняющийся социальный статус буквально каждого из нас - все это дезориентировало человека. Наше общество в ходе прошедших потрясений было дезорганизовано. Ухудшение ситуации мобилизует людей, делает их более радикальными. Но оно само по себе не является основой для массового объединения. Организованному гражданскому действию всегда предшествует накопление социального опыта. Европейское гражданское общество - не в последнюю очередь продукт длительной стабильности.

На фоне катастроф 1990-х годов нынешнее положение дел выглядит просто великолепным. Стабильность нужна людям, чтобы осознать свои интересы и организоваться для их защиты. И в этом отношении 2000-е годы резко отличаются у нас от 1990-х. Устойчивость нового политического порядка, создаваемого вокруг Путина, предопределена именно этими позитивными переменами, наступившими в экономике, - другое дело, что это не «конец пути», а только передышка. Однако парадоксальным (или диалектическим) образом именно теперешняя стабильность, создавая предпосылки для гражданской самоорганизации, может оказаться предвестьем весьма драматических конфликтов в недалеком будущем.

Хотим мы этого или нет, российское общество постепенно сближается с западным. Причем за последние 5-6 лет, несмотря на все «национальные приоритеты» власти, этот процесс шел гораздо быстрее, чем во времена Ельцина.

А теперь посмотрите на Францию и сделайте выводы.

СУДЬБА ЛИБЕРАЛЬНЫХ РЕФОРМ В РОССИИ

Мы говорим о судьбе либеральных реформ в России. Я два дня провел на конференции, которая проходила в Москве. Она была приурочена к знаменательной дате - Егору Гайдару, человеку, который «заставил ожить рыбу в супе социалистической экономики и сделал ее совсем не социалистической, а такой, какая она есть», исполнилось 50 лет. Это было в воскресенье. Ну и на этой конференции выступали многие единомышленники Гайдара. И из их речей выходило, что всем хорошим Россия обязана именно либеральным экономическим реформам, а всем плохим - их торможению.

Есть, правда, и другие мнения и наблюдения, в том числе и моих коллег. И вот интересно пишет газета «Газета». «Приуроченная к 50-летию Егора Гайдара экономическая конференция превратилась в своеобразные похороны той самой политики, которую проводил именинник. Чиновники правительства и президентской администрации в качестве подарка рассказывали юбиляру о том, что их заботит не защита прав собственности или качество государственных институтов, а национальные проекты или единство энергетической политики. Выступая на конференции, которую организовал Институт Гайдара - Институт экономики переходного периода, - вице-премьер Александр Жуков заявил, что нужно использовать благоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру, чтобы диверсифицировать производство и найти место России в постиндустриальном мире. И пообещал продолжить преобразования в социальной сфере за счет опережающего повышения заработных плат в этой области».

Ну вот, похоже, Френсис Фукуяма предполагал конец истории, в смысле всемирно исторического торжества либерализма, но на нефтеносной российской территории мы видим конец либерализма как практики. Или нет? Борис, пожалуйста.

Борис Кагарлицкий:Я думаю, что о конце либерализма в России, в любом случае, говорить достаточно рано. Хотя бы просто потому, что все-таки та экономическая политика, какую проводит сейчас правительство, она в значительной мере, конечно, является продолжением гайдаровских реформ. И, кстати говоря, именно поэтому сталкивается с достаточно серьезным сопротивлением изрядной части населения.

Естественно, российская экономическая политика не была и не является абсолютно идеологически однородной. То есть в ней есть и элементы либерализма, и элементы государственного вмешательства, и многое другое. Но дело в том, что чистая экономическая политика, вот такая кристально чистая, однородная - это вообще из области утопии. Такого просто не было никогда, не может быть нигде.

И на мой взгляд, российская власть, в общем, продолжает курс, начатый Гайдаром, со всеми вытекающими оттуда последствиями. И те колебания, с которыми российская власть проводит этот курс, связаны просто с тем, что курс наталкивается на сопротивление. На сопротивление, с одной стороны, просто жителей нашей страны, которым этот курс на самом деле категорически не нравится, подавляющему большинству, а с другой стороны, на сопротивление обстоятельств, потому что просто теория наталкивается на нестыковку с жизнью.

Михаил Соколов: Андрей, скажите, не кажется ли вам, что сейчас в России, благодаря сырьевому буму и всему остальному, на практике деятельности правительства власти видится такой конец либерализма - вот той практики, которую вы отстаивали вместе с Егором Гайдаром в 90-е годы, и которую отстаивали сейчас выступавшие на конференции: чем больше экономической свободы, тем быстрее развивается экономика в разных странах? Примеры-то приводились довольно убедительные. Скажем, та же Ирландия - действительно, бурный экономический рост. Или Эстония, где по 10 процентов роста в год, и, в общем, бедность снижается. Как вы видите российский вариант развития сегодня при правительстве Фрадкова и президентстве Путина?

Андрей Нечаев: Ну, как я это вижу, наверное, даже это не так важно. А важно то, что мы, что называется, наблюдаем на улице. Тенденции явно антилиберальные. Если правительство Владимира Владимировича Путина начиналось с более чем либеральной программы шесть лет назад, то сейчас тенденция прямо противоположная - это резкое усиление госсектора, это резкое усиление концентрации всех доходов (если говорить о консолидированном правительстве) в федеральном бюджете. По-моему, базовая статья Бюджетного кодекса о том, что доходы должны делиться 50 на 50, на практике давно забыта.

Михаил Соколов: Между регионами и центром, да?

Андрей Нечаев: Да, между регионами и центром. И вся линия идет на построение государственно-монополистического капитализма, который является как бы абсолютным антиподом либеральной рыночной экономики. Плюс власть, безусловно, бронзовеет. У нас сейчас как-то не используется слово «номенклатура», но она, сто процентов, появилась. И круг людей, который допущен к управлению, он крайне ограничен.

И вот возьмите, например, такую интересую тенденцию. Если раньше в крупных государственных компаниях (я имею в виду, прежде всего, акционерные общества), скажем, председателем совета директоров мог быть министр, то сейчас, если мы посмотрим состав совета директоров и руководителей крупнейших компаний, то это практически только руководители администрации президента. То есть круг допущенных к принятию решений становится все уже и уже.

Михаил Соколов: А чем это плохо для людей-то, вы можете объяснить?

Андрей Нечаев: Я могу объяснить, чем это плохо. Во-первых, вы сами некоторые исторические параллели уже провели. И если мы проанализируем как бы мировую экономическую историю, то мы увидим, что все-таки наибольшие прорывы в экономическом росте, в повышении благосостояния были в тех странах, которые исповедовали в той или иной степени либеральную экономическую модель. Ну, это как бы такой тезис от противного.