Сборник статей и интервью 2006г. - Борис Кагарлицкий

По мере того как проблемы становятся очевидными, общественность начинает тревожиться. Однако наша бюрократия верна себе. Протесты людей, добивающихся элементарной личной безопасности, воспринимаются ею как покушение на свои полномочия. Карл Маркс однажды ехидно заметил: «Чиновник думает, что вопрос о том, все ли обстоит благополучно в его крае, есть прежде всего вопрос о том, хорошо ли он управляет краем». Иными словами, когда местное начальство слышит протесты по поводу разрушающейся инфраструктуры, оно реагирует на них как на протест против себя. И, естественно, стремится эти протесты подавить или замолчать.

Возникает парадоксальная ситуация: многие проблемы, с которыми мы имеем дело, порождены наследием прошлого, личной вины тех или иных сегодняшних чиновников тут может и не быть. Но чем больше эти проблемы становятся очевидны публике, тем меньше власти готовы ими заниматься. И тем самым бюрократия превращается из объективно невиновной в очевидно виноватую.

Именно так обстояло дело с заявлениями Вадима Михайлова и созданного им движения московских диггеров. Так же было с протестами Светланы Разиной и возглавляемого ею профсоюза Московского метрополитена. Официальные лица «уходили в несознанку», молчали, как партизаны на допросе, либо гневно осуждали «провокаторов» и «безумцев», сеющих панику. А потом сами спохватывались и начинали требовать дополнительных средств, чтобы срочно решить проблему, которой, по их собственным утверждениям, не существует.

Между тем перед нами уже не множество разрозненных технических проблем, а одна большая задача, решать которую вообще имеет смысл только в общенациональном масштабе. Если уж стало модно рассуждать про «национальные проекты», то единственный национальный проект, который в самом деле жизненно необходим стране, - это именно инфраструктурная модернизация, которая должна затрагивать все - транспорт, энергетику, дороги, системы связи, жилищно-коммунальное хозяйство. Причем делаться все это должно взаимосвязанно, комплексно. И если взяться за такой проект - остальные просто не понадобятся, все их задачи будут ставиться, решаться сами собой, попутно.

Только стоить такое удовольствие будет очень дорого. Всего Стабилизационного фонда не хватит. И даже двух Стабилизационных фондов. В принципе никаких денег не хватит, если не будет изменен подход к экономическому развитию.

Дело в конечном счете не в деньгах, а в экономической политике. Советскому Союзу тоже не хватило бы средств на индустриализацию, если бы она проходила в соответствии с требованиями свободного рынка. И даже в Западной Европе и США современная инфраструктура никогда не была бы построена, если бы там руководствовались таким подходом. Ведь наша проблема износа не уникальна. Сходные явления начались и на Западе, как только политика государственного вмешательства сменилась идеологией неолиберализма.

Увеличивать инвестиции, не меняя подходов, - самый верный путь к разорению. Но что значит «изменить подход»? И как это делается? В сложившейся ситуации можно со стопроцентной вероятностью сказать, что никто не пойдет на радикальное изменение всей экономической политики как минимум до 2008 года. Просто потому, что такие телодвижения связаны с изрядным риском.

До тех пор, пока отечественные чиновники озабочены в первую очередь проблемой передачи власти, им будет просто некогда думать о рушащихся зданиях. Даже если разом упадут все купола, построенные Нодаром Канчели, останется еще много других! Изменить строительные технологии невозможно, пока господствуют технологии политические.

Проблему износа власть нынешняя передаст по наследству власти будущей. Другое дело, что выборы и смена власти на фоне горящих зданий, рушащихся мостов и падающих крыш - картина мало вдохновляющая. Не выборы, а апокалипсис!

Когда шесть лет назад писалась статья про «износ», я заметил, что предел приходит не только стойкости стен и жизнеспособности оборудования, но и терпению пресловутого «человеческого ресурса». Правда, за прошедшее время ситуация несколько изменилась: в бытовом плане страна немного пришла в себя. Даже в бедных провинциальных городах годы экономического роста дают о себе знать. Но, накопив сил и очухавшись после потрясений 90-х, российский обыватель видит вокруг себя все тот же безрадостный пейзаж. И с возрастающей энергией начинает протестовать.

Митинги и пикеты, которые сейчас проходят во множестве регионов, вызваны не только протестом против жилищно-коммунальной реформы с ее очевидно неподъемными для большинства граждан тарифами. Это еще и вырывается наружу годами копившееся недовольство. В такой ситуации нарастающий развал инфраструктуры сам по себе уже становится политическим фактором.

Ведь даже отдохнувший человек все равно не радуется, когда в его квартире трескаются стены, а в доме съезжает крыша.

ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД НАСЕЛЕНИЯ

Французы вышли на улицы. Столкновение между властью и студентами переросло в конфликт, затрагивающий всех и каждого. Профсоюзы, гражданское общество, политические организации - все вынуждены были сделать выбор.

И выбор этот оказался категорически не в пользу власти. Даже Социалистическая партия, по своей идеологии и практике давно не отличающаяся от правых либералов, испуганно шарахнулась влево. Впереди выборы, а настроения большинства граждан слишком очевидны.

16 марта студенческие демонстрации собрали по всей стране до полумиллиона участников. 18 марта, в день Парижской Коммуны, в демонстрациях участвовала уже не только молодежь. Профсоюзы объявили, что выведут на улицы полтора миллиона человек, и сдержали слово. Полиция называла меньшие цифры, но никто не может отрицать, что общественная мобилизация была поистине впечатляющей. По выражению газеты Le Monde, противники нового закона о трудовых контрактах «выиграли пари».

В отличие от России, где оппозиционные шествия в лучшем случае служат для выпускания пара (прогулялись по улицам и разошлись по домам), массовые мобилизации в Западной Европе неизменно являются лишь этапом развертывающейся масштабной борьбы. Грандиозная манифестация в Париже продемонстрировала, что люди готовы к более жестким действиям. Радикальная молодежь уже в ночь с субботы на воскресенье начала сражаться с полицией, а профсоюзные активисты взялись за организацию забастовок.

«И в самом деле, если отстаиваемый властями закон вступит в силу, молодых людей станут брать на работу чаще. И увольнять тоже» Французское правительство считает, что заботится о трудоустройстве молодежи.

И в самом деле, если отстаиваемый властями закон вступит в силу, молодых людей станут брать на работу чаще. И увольнять тоже.

В этом состоит одно из главных противоречий либеральной экономической политики. Вы хотите, например, привлечь в страну иностранные инвестиции. Для этого надо предоставить инвесторам максимальную свободу. В том числе - возможность беспрепятственного вывоза капитала за рубеж. Потом вы подсчитываете результаты. Инвестиции и в самом деле выросли. Только вывоз капитала увеличился еще быстрее: итоговая сумма оказалась отрицательной…

С молодежными правами получается ровно то же самое.

Разумеется, либеральный экономист приведет кучу контрдоводов, но все это уже не имеет значения. Общественное мнение во Франции определилось. Подавляющее большинство молодых людей не хочет быть осчастливленным подобным способом. И дело не в том, что правительство не смогло кого-то убедить, не сумело подобрать подходящих аргументов. Просто за прошедшие двадцать лет в рамках повсеместно проводимых неолиберальных реформ были реализованы сотни, может быть, тысячи однотипных проектов. И результаты для большинства населения оказывались неизменно плачевными. Власть на то и является властью, чтобы иметь возможность упорно не считаться с фактами. А вот население, над которым все эти эксперименты проводятся, не может не считаться с собственным опытом.

Люди устали от неолиберализма, проводимая политика вызывает всеобщее отторжение, причем не только во Франции, а повсеместно. Упорное нежелание правящих кругов - включая лидеров всех партий - считаться с позицией общества предопределяет неминуемый конфликт. И решается он не у избирательных урн, явно потерявших прежнее значение, а на предприятиях, на улицах и площадях: в форме стачек, демонстраций, массовых протестов.

На улицы вышли не студенты. На улицы вышла Франция. 60% населения являются активными противниками нового закона.

Нет, это не новое издание 1968 года, как поспешили оповестить нас поверхностные комментаторы, не удосужившиеся даже поговорить с участниками событий. Это нечто совершенно новое и гораздо более значительное. В 1968 году мы видели молодежный бунт, с подростковой самоуверенностью окрестивший себя революцией. Сегодня мы видим гораздо более масштабное общественное противостояние, которое только усталость от громких слов мешает назвать «революционной ситуацией».