Путь Дзэн - Уотс Алан

Подобного рода традиция также присутствует в тантрическом буддизме, хотя, по-видимому, и более древнего, чем Дзэн, происхождения; причём нет оснований приписывать её обратному влиянию китайского Дзэн. Так, в сочинении тантриста Сарахи, жившего в X веке, можно найти высказывания, сходные по духу с Дзэн:

Если она (Истина) уже проявлена, то какой толк в медитации? Если же она скрыта, искать её — значит измерять мрак. Мантры и тантры, медитация и концентрация — Всё это источники самообмана. Не засоряй концентрацией мысль, чистую по своей природе, А пребывай в блаженстве самого себя и прекрати эти мучения. Всё, что ты видишь, есть Это, Впереди, позади, со всех десяти сторон. Пусть учитель сегодня же положит конец твоим заблуждениям! Природа небес изначально чиста, Но от всматривания и разглядывания взгляд застилается туманом.[33]

Тибетский буддизм также содержит учение о Кратчайшем Пути — стремительном и крутом восхождении к нирване тех, кто обладает достаточным мужеством. Близость к Дзэн ещё больше чувствуется в «Шести заповедях» Тилопы с его акцентом на естественность и непосредственность:

Ни мысли, ни размышления, ни анализа, Ни упражнений, ни намерения. Предоставь всему возможность быть.[34]

Мгновенное освобождение без каких-либо специальных ухищрений и намерений подразумевается также тантрическим термином сахаджа, — который описывает состояние мудреца, достигшего просветления, — ‘лёгкое’ или ‘естественное’.

Здесь не место обсуждать истинный смысл мгновенного пробуждения или принципа естественности. Просто приведённые отрывки показывают, что «прямой путь» существовал и за пределами Китая, и не исключено, что его первоначальные истоки — в индийском буддизме. Нехватку соответствующих данных нетрудно объяснить тем, что подобного рода учение, столь легко поддающееся искажению, хранилось в глубокой тайне и только позднее стало обсуждаться открыто. И действительно, Дзэн-буддийская традиция настаивает на том, что мгновенное пробуждение не содержится в сутрах, а передаётся прямым путём, от учителя к ученику. При этом совсем не обязательно, чтобы подразумевался какой-нибудь эзотерический метод, вроде телепатической передачи опыта. Часто имеется в виду нечто гораздо менее сенсационное. Когда индусские пандиты настаивают на том, что мудрость приобретается не из книг, а только от ‘учителя’, гуру, то это означает, что собственно тексты, — такие, например, как «Йогасутра», — содержат лишь наброски учения, а полным знанием его обладают лишь те, кто усвоил также устную традицию. Нужно ли добавлять, что поскольку эта традиция является в первую очередь переживанием, слова могут передать её не более и не менее, чем любой другой опыт.

Однако нет никакой необходимости предполагать, что в Индии когда-либо существовала особая школа Дхьяны. Возникновение Дзэн вполне естественно объясняется знакомством даосов и конфуцианцев с основными принципами буддизма Махаяны. И возникновение традиций, близких Дзэн, наблюдается почти сразу, как только прославленные сутры Махаяны стали известны в Китае, т. е. начиная с трудов великого индийского учёного монаха Кумарадживы, который в 384–413 гг. перевёл их на китайский язык. Кумараджива жил в Ку-цзане и Чан-ане, а одним из его выдающихся учеников в эти годы был молодой монах Шен-Чжао (384–414), который начинал переписчиком конфуцианских и даосских текстов.

Шен-Чжао обратился в буддизм после прочтения «Вималакирти Сутры», оказавшей значительное влияние на Дзэн. В этой Сутре описывается история не монаха, а мирянина Вималакирти, который постиг учение Будды глубже, чем все остальные ученики. Он превзошёл всех учеников и бодхисаттв, когда на вопрос о природе недуалистической реальности ответил «громовым молчанием» — пример, впоследствии часто используемый учителями Дзэн. Вималакирти, отвечающий «громовым молчанием», является также любимой темой художников-дзэн-буддистов. Но основное значение этой сутры для Китая и для Дзэн в том, что совершенное просветление не противоречит занятиям каждодневной жизни, что высшее достижение человека — «вступить в просветление, не истребив ‘омрачённости’ (клеша)».

Такой взгляд импонировал и конфуцианскому и даосскому складу ума. При том значении, которое конфуцианцы придавали семейной жизни, они не стали бы ревнителями строго монашеского буддизма. Хотя буддийскими учителями в Китае всегда были в основном монахи, у них было много продвинутых учеников среди мирян. Что касается Дзэн, то в нём придавалось особое значение выражению буддийского духа в формально светских сферах: во всех видах искусства, в ручном труде, в любви к миру природы. И конфуцианец, и даос сочувственно относились к идее просветления, которая не требовала искоренения человеческих ‘страстей’, как можно ещё перевести термин клеша. Мы уже отмечали особое доверие, которое оба эти вида философии питали к человеческой природе. Неискоренение страстей, однако, не означает их буйного произвола. Оно значит лишь, что лучше «отпустить» страсть, чем вступить с ней в борьбу. Это не есть ни подавление страстей, ни потворство им. Ибо даос никогда не прибегает к насильственным мерам: он достигает своих целей ‘невмешательством’ (у-вэй), которое является психологической разновидностью дзю-до.

Сочинения Шен-Чжао и его комментарии к «Вималакирти Сутре» были полны даосских выражений и цитирования древних даосов. Кажется, автор подражает хотя и второстепенным, но древним авторитетам, таким как Хуэй-юань (334–416) и Дао-ань (312–85), как и они, используя ‘расширение идеи’ (ко-и), и объясняет буддизм при помощи даосских параллелей. А параллели между этими двумя традициями были настолько очевидны, что к концу пятого века Лю Цю уже пишет:

С Кушлунских гор далеко на восток распространился (даосский) термин «Великое Единое». С Кашмира далеко на запад распространился (буддийский) термин самбодхи. Стремится ли кто к ‘небытию’ (У), или культивирует ‘пустоту’ (шуньята) — принцип у них один и тот же.

По-видимому, большую роль в дальнейшем развитии Дзэн сыграли две разработанные Шен-чжао концепции: его взгляд на время и перемены, и идея о том, что праджня — это «знание». Глава «Неизменность вещей» в его «Книге Чжао» особенно оригинальна, и так похожа на раздел о переменах в первом томе «Шобогэндзо» Догена, что, кажется, знаменитый японский философ Дзэн не избежал её влияния.

Прошлое — находится в прошлом и не проистекает из настоящего. Настоящее — находится в настоящем и не проистекает из прошлого… Реки, которые соревнуются друг с другом в затоплении Земли, не текут. «Блуждающий воздух», разносимый ветром во все стороны, не движется. Солнце и Луна, вращаясь на своих орбитах, не сворачивают с пути. [50,71-72,49]

Точно так же Доген подчёркивает, что дрова на костре не превращаются в пепел, жизнь не превращается в смерть, а зима не превращается в весну. Каждый момент жизни «содержит сам себя и неподвижен»[35].

Шен-Чжао также рассмотрел кажущийся парадокс праджни как разновидности неведения. Поскольку конечная реальность не обладает свойствами и не является вещью, она не может стать объектом познания. Следовательно, праджня, непосредственное знание, постигает истину незнанием.