Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии - Федор Петрович Васильев

высоте, заменив Романычева, отозванного в штаб пограничных войск на новую должность с повышением. Он зачитал выписку из постановления Военного совета Карельского фронта о том, что в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР снимается судимость с группы бойцов, отличившихся в боях с фашистскими захватчиками, в том числе с Никеева Якова Кузьмича.

— Думаю, — сказал в заключение комбат, — нет надобности разъяснять смысл этого Указа…

Яков Никеев был принят кандидатом в члены партии единогласно. И мы не ошиблись. Никеев всегда показывал достойный пример исполнения партийного и солдатского долга. В октябре 1944 года в боях за освобождение Печенги он был ранен.

К началу обсуждения второго пункта повестки дня на собрание прибыл полковник И. П. Молошников, о котором мы уже знали, что он назначен вместо генерала Синилова, отозванного на должность военного коменданта Москвы.

Слушая доклад комиссара батальона об итогах боевых действий и о подготовке к выполнению новых боевых задач, я почему-то никак не мог отрешиться от дум, вызванных выступлением Якова Никеева. Просто смотрел на участников собрания, но видел их не в землянке под бревенчатым потолком, а под открытым небом, в походе по заснеженным лесам и сопкам, в перестрелке с фашистами, в контратаке.

И. П. Молошник

По ходу выступления комбата, затем полковника Молошникова я старался увидеть себя и своих товарищей при выполнении новых боевых задач именно глазами Никеева, его вторым зрением. Бывает же так — сказал человек о себе открыто, без утайки сокровенных дум, и начинаешь понимать и видеть мир иначе, чем до сих пор. И когда полковник Молошников сказал, что теперь генерал Дитль вынужден будет просить у Гитлера свежие резервы, ибо понес большие потери и оставшимися у него силами уже не в состоянии выполнить план захвата Кольского полуострова, я вдруг физически ощутил, что смотрю на мир иными глазами — глазами солдата, которому завтра предстоит идти в бой и использовать все возможности для борьбы с врагом более умело, чем вчера.

В самом деле, если до какой-то поры человек смотрел на скалистые горы как на причудливое явление природы, северную экзотику, то после первого же здесь боя он будет искать в этих скалах наиболее выгодные позиции для установки пулемета. Речка, в которой купался или ловил рыбу, становится выгодным рубежом для обороны или сложным препятствием для форсирования. Обыкновенный валун, когда-то мешавший ходить по лесу, теперь отличная защита от пуль и осколков. Лесная поляна — прекрасное место для прогулок на лыжах зимой или для отдыха у костра летом, но теперь будь здесь осторожен, не выходи на нее: попадешь на прицел пулеметчика.

Так каждый предмет, каждая тропка, дерево, куст, ямка, возвышенность, расщелина в скале — все для солдата во фронтовой полосе и укрытие, и маскировка, и позиция, и подспорье для ведения боя. Надо быть только осмотрительным и сноровистым.

Но кроме того, фронтовая жизнь, или, точнее, постоянная готовность к встрече с опасностью, развивает в тебе остроту зрения, о существе которой я хочу поведать на основе личного опыта.

На исходе вторых суток отдыха на базу пришло распоряжение из штаба погранвойск округа: выслать наряд лыжников — одно отделение — на перехват неизвестных лиц в районе озера Шовно-Явр. Вероятно, диверсанты пробираются к железной дороге Мурманск — станция Оленья.

Комбат Михайлов решил послать в наряд отделение сержанта Дорошенко, в котором числились Липаев, Мутовилин, Новоселов, Белокуров и я.

Одним словом, все друзья мои назначались в поисковую группу. Плюс два новичка — Метелкин и Волков, последний до войны привлекался к уголовной ответственности и пришел в наш батальон из заключения. Поход предстоял не из легких. До озера Шовно-Явр нужно пройти километров тридцать.

Наряд построился около штабной землянки и, кажется, не обращал внимания ни на мороз, ни на игру северного сияния. У людей была своя забота. Из землянки вышел начальник штаба батальона капитан Свистунов.

— Лыжи, обмундирование, оружие у всех в порядке? — спросил он.

— В порядке!..

Капитан подошел к молодому бойцу Метелкину и сказал:

— Крючки на полушубке плохо пришиты. На первом же привале, где разведете костер, перешьете. Проследите, сержант, — обратился он к командиру отделения Дорошенко. — И пусть подворотнички сменят — грязные.

— Шайтан вас бери — неряхи. Нянька нужна, — заворчал в строю Мутовилин.

— Не разговаривать! — сказал капитан и, прохаживаясь вдоль строя, не спеша объяснил задачу: — Ориентируйтесь вон на ту высоту, которая от лунного света поблескивает. Видите? — он указал на юго-восток, где затушеванное синим пологом ночи, словно меркнущий огонек, поблескивало продолговатое пятнышко. — До нее километров пять. Взберитесь туда, новый ориентир с той стороны — лощина, за ней высота… Идите быстрым маршем. Не опаздывайте: в районе озера, на западном побережье, вас должен встретить наряд восемьдесят второго отряда…

Лыжи скользят хорошо. Набираем скорость. Соблюдаю ритм. Три шага — вдох, три — выдох. К трем часам ночи мы уже подошли к западному побережью озера Шовно-Явр. Ночь держалась все такая же морозная и светлая. Идем опушкой леса. Изредка в тишине раздается морозный треск. Иногда, путаясь в ветках, трепещет вспугнутый глухарь.

Остановились перед высоткой, в лощине, где рос редкий уродливый сосняк. Дальше за сосняком вдоль всего северо-восточного обрывистого берега озера стоял черный лес.

— Вот здесь и поспать можно, — сказал командир отделения, указывая на снежный сугроб.

— А как же спать будем? — спросил Метелкин.

— Как оленята — в снегу, — вмешался Липаев. — Закопаемся поглубже, и мороз не возьмет.

Развели костер — сигнал для пограничников 82-го отряда, с которыми должны встретиться. Дым почти вертикально полз вверх. Все мы сели вокруг костра, развязали вещмешки, готовимся к ужину.

— Отставить! — скомандовал Дорошенко. — Васильеву проверить дозор, остальным… О чем говорил капитан?

Меня догнал Белокуров.

— Василь, вернись, скажи отделенному: может, не надо.

— Чего не надо?

— Подворотнички менять ребятам. Морозище-то, у-ух, да и дикость кругом. Сюда человек, видно, не заходит, а враги быть могут — оплошность получится. И этого новенького Метелкина жаль, слабоват, кашель подхватит.

— Приказы не обсуждаются, — резковато ответил я. Молча мы навестили Новоселова в дозоре и вернулись к костру. Белокуров от удивления раскрыл рот: Метелкин придвинулся к огню и в одной нательной рубахе с накинутым на плечи полушубком проворно ковырял иголкой по белой ленте подворотничка.

Бойцы у костра будто не замечали этого. Одни сушили валенки, держа их поближе к огню, другие растирали в котелках гороховые концентраты.

Волков не менял подворотничка, самодовольно посасывал козью ножку.

— Тебя не касается? — будто ненароком обронил я, поглядывая на него.

— Какое твое дело, — огрызнулся