Филькина круча - Анна Чудинова

и уже был готов принять смерть, но внезапно почувствовал, как в ладонь, лежащую на рыхлом снегу, закапали жгучие капли. Филимон услышал сладковатый запах крови. Дыхание зверя отяжелело, он скульнул и тут же снова оскалился. Сердце Филимона холонуло, но дух врачевателя отозвался. А это значило, что сегодня Филимону не умирать, а лечить.

– Господи Иисусе, Сын Божий, помилуй мя грешного, – прошелестели губы старика.

Зрачки волкоподобного существа сузились, зверь соскочил с Филимона и в один прыжок оказался за стеной жертвенника в углу двора.

Филимон поднялся и, не отряхиваясь от снега, побежал в избу.

Лучина почти догорела, но Филимон и в потемках отыскал нужную склянку с белой густой мазью.

Выйдя во двор, Филимон поспешил к круглой деревянной постройке без окон, внутри которой он прятал от любопытных глаз жертвенник. Люди давно уже отошли от языческих обрядов и верили в Бога. Филимон тоже верил, но вера его была шире, она допускала тайну не только божественную, но и других сил, из которых мир складывался. А потому мелкую птицу да других зверенышей иногда использовал для обрядов.

Зверь все время рычал и скалился, дергался и пытался вывернуть шею, чтобы клацнуть зубами у самого лица Филимона. Филимон ловко уворачивался. Как мог он обработал прострелянную насквозь заднюю лапу. Вытащил из-за пазухи вяленую кроличью ножку и положил на снег рядом с волколаком.

Четыре дня приходил Филимон к зверю, а на пятый день хищник исчез. Волколак не тронул его и дал ему вылечить себя. Но Филимон знал, что зверь всегда остается зверем и он еще вернется.

Однажды утром Филимон услышал легкий скрежет в дверь избы. Он медленно спустился с полатей и вышел из горницы. Не успел старик схватиться за ручку, как дверь вышиб волколак и в один прыжок сбил Филимона с ног. Зверь проскочил в горницу и стал остервенело метаться из угла в угол и все крушить. Хищник что-то искал. Добравшись до полок со склянками Филимона, зверь встал на задние лапы, совсем как человек. Голова его упиралась в потолок. Передними лапами зверь расшвыривал в стороны банки и пузырьки. В избе стоял звон бьющегося стекла. Наконец, тварь довольно взвизгнула.

– Ты что творишь, волчье отребье! – не выдержав, взревел Филимон, вскочил с пола и понесся прямо на зверя. Через мгновение старик был снова пригвожден к полу мощными лапами. Грудь пронзило острой болью. Филимон закряхтел, вытаращившись на волколака.

Зверь смотрел на него сверху вниз. Черные, будто угли, глаза горели яростью. В тисках челюстей торчали вяленые кроличьи лапки. Филимон понял, что зверь хотел лакомство и что ради еды он чуть не вспорол ему грудь.

Филимон залечил рану от когтей и с тех пор стал подкармливать зверя. Главное – успевать выносить лакомство до скрежета когтей в дверь. Тогда волколак выхватывал аккуратно еду из рук и убегал. Такие набеги случались раз месяц.

Филимон знал, что зверь его не тронет. Каждая тварь, которой дали шанс выжить, будет благодарна своему спасителю. Стал ли волколак ему другом? Навряд ли. Звери не люди. Более того, хищные звери всегда остаются хищниками, которые будут повиноваться внутреннему инстинкту – убивать. Как ни всматривался своим видящим глазом Филимон в монстра, он не мог увидеть его намерения. Не видел старик также ни разу, как волколак обращается в человека. Зверь всегда приходил только в образе зверя.

* * *

Филимон все еще стоял на крыльце. День выдался погожим. Лучи ласково поглаживали лицо. Воронье улетело, и теперь на ветках задорно щебетали воробьи. Справа небо на горизонте подернулось серым. Филимон принюхался, потер занывшее плечо, цыкнул. С севера шла метель. Но на сердце у Филимона было неспокойно не из-за этого. Мухи и нарушенный зверем ход вещей. Два знака за утро… Это к худому. А может, зверь хотел его предупредить о чем-то?

Старик помотал головой и вернулся в дом.

Ближе к вечеру завьюжило. В еще теплой трубе завыл ветер. Пламя лучины отчаянно плясало. Перекрестившись перед образами, Филимон встал с колен и сел за стол. Ужин его был скромным: печеная картошка да ржаная лепешка. Из глиняной крынки пахло хлебным квасом.

Филимон оторвал от лепешки щедрую гомзулю и хотел было макнуть ее в соль, как в наружную дверь кто-то заскребся. Филимон обернулся, но не встал. Скрежет повторился. Это не мог быть зверь. Волколак никогда не приходил к ночи.

За дверью послышались мужские голоса. Раздалась очередь гулких ударов.

Старик схватил ухват, стоявший у печи, и пошел к выходу.

– Эй, хозяин, отворяй! – за дверью раздался грубый бас, а следом снова затарабанили.

– Уходите! – крикнул в ответ Филимон. – У меня ничего нет.

– Это мы посмотрим! – за дверью загоготали. – Отворяй, не то палить начнем, Филька!

Филимон сглотнул. Только деревенские его так называли, а значит, кому-то нужна его помощь. Скрепя сердце он подчинился.

В избу ввалились два мужика. Один высокий и широкий, как гора, в длинном черном бушлате с двумя рядами золоченых пуговиц, военной фуражке и высоких кирзовых сапогах; другой такой же высокий, но щуплый, в тоненьком полушубке, репсовых шароварах и суконном шлеме с красной звездой. Снег припорошил их макушки и плечи. Мужики казались растрепанными, будто откуда-то бежали.

– Ты Филька? – из-под заиндевелой рыжей бороды загремел басом человек-гора. Его широкий нос напоминал красную картофелину. На переносице белел полумесяцем шрам.

– Ну я, – ответил Филимон, – чего надо?

– Да ты не гоношись, дед, мы за помощью твоей, – продолжил верзила. – Говорят про тебя в деревне всякое… маг… знахарь… Да мы-то знаем, что это все пустое, да, Лексей Игнатьич? – Рыжий подмигнул щуплому, но тот никак не отреагировал. – Не верю я в эту чепуху, дед, но схорониться бы нам от белых. Обогрей путников, Филька, а? Накорми, напои, а утром мы уйдем.

Филимон смотрел на гостей во все глаза.

– Будьте добры, – пролепетал щуплый высоким голосом. Он был совсем еще зелен. Глаза – два светлых, почти прозрачных озера. – Нам действительно нужно переночевать где-то. Кругом лес.

Отодвигая в сторону направленный на него ухват, громила прошел в горницу. Его спутник последовал за ним. Оба уселись за стол.

– До утра вам нельзя тут… – Старик замотал головой. – Это опасно для вас.

– С этим… – Бородатый верзила откинул полу бушлата, обнажая черный ствол нагана. – Нам с товарищем Котковым ничего не страшно. Верно, Лексей Игнатьич?

– Так точно, комиссар, – с нажимом, будто пересиливая себя, ответил щуплый.

– Расчехляй остатки ужина, Филька, жрать хотим как волки!

«К худому», – вновь подумал Филимон, но все равно пошел к печи. Отодвинул заслонку и достал