Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

Впереди, как и положено маршалу, ехал Сфалион на золотисто-буланом берке, покрытом золотой же попоной. Свой меч он вынул из ножен и салютовал им во все стороны, приветствуя народ. За ним ехали офицеры и простые солдаты, и у каждого правая рука была повязана золотым шарфом в знак победы и благодарности Нуру.

Проехав по всей улице под пение труб и приветственные крики, Сфалион подъехал к помосту, спешился и сделал общий поклон.

— Мы приветствуем тебя, доблестный воин! — сказал Гаорин. — Тебе была доверена великая миссия вести наше славное войско к победе, и ты выполнил ее с честью. Ты был настоящим отцом твоим солдатам, и они шли за тобой, зная, что ты выбираешь единственно правильную дорогу. На тебя ложились заботы всей армии, и ты нес их на своих плечах до конца.

Гаорин воздел свой жезл и, окинув горящим взглядом толпу, воскликнул:

— Слава нашему главнокомандующему!

— Слава! — подхватила колонна воинов, и толпа вторила ей.

Сфалион гордо поднял голову, хотя все слова, сказанные Гаорином в его адрес, словно нарочно были подобраны таким образом, чтобы заставить его опустить глаза. В самом деле, о какой единственно правильной дороге можно говорить, когда противник загнал их почти в самый Глерин? И разве не пытался Сфалион переложить бремя ответственности на чужие плечи, как только ему представилась такая возможность?

Между тем Гаорин сказал еще несколько слов о доблести эсторейской армии и поздравил всех с победой. Жрецы пропели гимн во славу Нура, а трубачи на башнях храма протрубили в трубы. Пока они пели и трубили, на помосте возникло небольшое замешательство.

— Мой король, — сказал Гаорин, склоняясь к самому уху короля, — вам должно быть известно, что на церемониях, подобных сегодняшней, положено награждать воина, который внес наибольший вклад в победу.

— Да, это я знаю, — кивнул король.

— Кого будем награждать? — Гаорин выжидательно посмотрел на короля. — Единственный, кто достоин этой награды, — Гаорин не забыл сделать охранный знак левой рукой, — пребывает ныне в иных сферах. Извольте выбирать, мой король.

И Гаорин сделал выразительный жест в сторону стоящих внизу воинов. Все они, бесспорно, были храбры и достойны награды, но даже самый доблестный из них понимал, что его скромные деяния и в подметки не годятся подвигам Аскера.

— Ну, я… — замялся король. — Я, право, не знаю…

— А вы наградите господина Сфалиона, — сказала Дариола, и от Гаорина не укрылась тень злорадства в ее тоне. — Посудите сами: он у нас главнокомандующий, а значит, ему по должности полагается быть самым доблестным и достойным. К тому же, вы сегодня сказали столько лестных слов в его адрес…

— Должен же я был что-то сказать, — пожал плечами Гаорин, кинув косой взгляд на Сфалиона, стоявшего внизу. — Маршал — так маршал. Как скажете, моя королева.

Когда пение жрецов и звуки труб смолкли, Гаорин поднял свой жезл над головой и снова трижды ударил им по золотой пластине.

— А теперь, — сказал он, растягивая слова, — настало время объявить имя самого доблестного воина этой войны, который сделал для победы столько, что удостоился чести надеть Священный Шлем.

Священный Шлем был величайшей реликвией храма Нура в Паореле. Его, по преданию, носил сам Нур; говорят также, что этот шлем был на нем во время памятной битвы между тремя божествами за раздел мира. Не будем соглашаться или опровергать почтенных господ жрецов, но шлем, называемый Священным, так или иначе существовал, и его надеванием с древнейших времен награждали доблестнейших воинов Эстореи и прочих земель. Считалось, что, одев шлем хотя бы один раз, аврин обретал особое покровительство Нура, и впредь военная фортуна была всегда благосклонна к нему. Этого воина не брали ни мечи, ни стрелы, ни кинжалы, ни прочее оружие, и дух его всегда был крепок и невозмутим: даже среди самой жаркой сечи герой сохранял столь необходимое в бою хладнокровие.

Если шлем обладал хотя бы двенадцатой долей тех качеств, которые ему приписывали, то надеть его, несомненно, стоило.

Гаорин хлопнул в ладоши, и двое жрецов вынесли Священный Шлем на парчовой подушке. Шлем был довольно тяжел: жрецы держали подушку с видимым усилием. Подойдя к Гаорину, они склонились перед ним и протянули ему подушку. Гаорин взял Шлем в руки, и тут же двое других жрецов подошли к нему и взяли его за запястья, помогая ему удержать такой вес.

Гаорин воздел Шлем над головой, и его полированные бока засияли в солнечном свете.

— Так кто же удостоится этой чести? — спросил Гаорин, обращаясь к народу, который собрался внизу.

— Кто? — выдохнули все разом.

— Вы все знаете этого аврина. Его доблесть и верность короне достойна всяческих похвал. Его мужество служит прекрасным примером для тех, кого он ведет за собой. Достойнее его нет в Скаргиаре. Это наш главнокомандующий господин Сфалион!

И Гаорин сделал знак растерявшемуся Сфалиону подняться на помост.

Глава 48

Как медленно возвращается сознание… Тело еще балансирует на грани между жизнью и мертвенным оцепенением, но мозг уже понемногу начинает соображать. Какое ужасное самочувствие… хотя нет, не такое уж и ужасное: вполне можно дышать, и свинцовая тяжесть больше не давит на грудь. Аскер подумал, что лежит. Он попробовал осторожно приоткрыть один глаз, и это ему удалось.

Там, где он лежал, было темно, но откуда-то сверху и сбоку пробивался слабый свет. Сначала Аскер подумал, что он находится в своей палатке, что сейчас вечер и что он слишком долго валялся без дела. Но потом, рассмотревшись как следует, он понял, что это помещение гораздо больше тесного пространства палатки.

Ему стало страшно. Его мозг еще не совсем оттаял, и мысли текли по нему вяло, как слизняки после дождя. Аскер попытался вспомнить, чем закончился его поединок с Эргеребом — и не смог. Тогда он стал рассуждать. Он оказался в темном помещении, в горизонтальной позе и совершенно разбитый. Помещение вполне могло быть одним из казематов Пилора, а свет пробивался из крошечного окошка под потолком и оттого был такой тусклый и рассеянный. Значит, его посадили сюда, как пленника, и он позволил себя посадить.

Итак, он проиграл.

Что ж, этого вполне следовало ожидать. Эргереб — маг со стажем, гораздо более опытный и ловкий. А ты — неудачник… Или нет, не неудачник, а просто дитя…

Аскер вздохнул.

Рядом раздался точно такой же вздох.

Аскер обомлел: он был здесь не один. Он осторожно повернул голову — и увидел на стуле рядом с кроватью, на которой он лежал, другого аврина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});