Книга мертвых-2. Некрологи - Эдуард Лимонов

Это признание матери повлекло за собой целую цепь моих размышлений на ту же тему. Полагаю, что, отвергнув еще подростком образ жизни родителей, желая стать иным, я все же бессознательно копировал первое время в сфере чувств этих же родителей. Я искал у моих первых женщин любви, верности и преданности навсегда. В моей первой прозаической книге «Это я, Эдичка» на каждой странице чувствуется это желание связать себя с женщиной навсегда. Слава Богу, что этого не случилось (впрочем, уверен, и не могло случиться, потому что мне свойственно разочарование в человеке в такой же степени, как очарование личностью). Что бы я делал сейчас с семидесятиоднолетней Анной, с пятидесятивосьмилетней Еленой, о которой плакался Эдичка, этот мой «герой»?

Ничего, кроме ограниченности и слабоволия, я теперь не вижу в том потрясающем факте, что мои родители прожили вместе шестьдесят два года. Курьез, аберрация человеческих отношений, ненужный стоицизм, ненужная нравственность. Однако абсолютна моя уверенность, что вместе они были неким общим существом - мужчино-женщиной и женщино-мужчиной - и что так им было куда легче существовать, чем поодиночке.

Лежит их зола теперь в колумбарии на окраине Харькова. Ветерок из соседнего леса, голубые туи над ними быстро растут. Я не догадался смешать их пепел, это нужно было сделать.

АМЕРИКАНСКИЙ САКСОФОНИСТ

Так случилось, что все мои четырнадцать лет в Париже я прожил в одном районе города, в Marais, в Третьем арондисмане. Первая квартира - на rue des Archives, 54, дом рядом с комплексом Национального Архива Франции, вторая - на rue des Ecouffes, в самом сердце еврейского квартала; и на rue de Turenne, 86. Три эти пункта образуют небольшой треугольник. Внутри этого треугольника и вокруг него и прошла моя парижская жизнь. Множество замечательных исторических зданий, одна только place de Vosges с одинаковыми средневековыми особняками чего стоит! Там принимал свои парады Людовик XIII, там находился особняк кардинала Ришелье, перед которым гвардейцы и мушкетеры намеренно устраивали дуэли. Мэрия Третьего арондисмана была построена из камней разрушенного Храма тамплиеров. Вблизи моего жилища на rue de Turenne проходили улицы Темпля (Храма) и улица Сторожевой башни Храма. Это мистические места. В мэрии Третьего арондисмана я и Наташа Медведева оформили однажды наш брак, прожив до этого без брака десять лет. Что произошло после оформления - все знают. А затем она погибла.

Вот на улице Сторожевой башни Храма и жил Стив Лэйси, саксофонист, гражданин Соединенных Штатов. Встретил я его, правда, не на улице Сторожевой башни Храма, но на пересечении rue Rambuteau и rue Boubourg, уже на той стороне улицы, где Центр Помпиду. Я еще не перешел, только

подходил к переходу, а он уже перешел/ Он вгляделся в меня и остановил меня.

-  Если я не ошибаюсь, Эдвард Лимонов? Я утвердительно признался, что «Yes».

-  Я читал о тебе в Herald Tribune недавно. - Он протянул мне руку. - Я саксофонист Стив Лэйси. Я живу тут, давно уехал из Америки, там не заработать, для джаза там плохие времена. Слушай, вот тебе моя карта! - Пока он рылся в кармане, я рассмотрел его: худой, высокий, похожий на «Боги», актера Хэмфри Богарта. Серый костюм, поблескивает ткань, значит, костюм полиэстеровый, белая рубашка, узкий черный галстук. В руке футляр саксофона.

-  Вот, - он дал мне визитку. - А я побежал. Еду в Амстердам, там у меня несколько концертов. Позвони. - И он быстро ушел, неся футляр так, что не размахивал им. Исчез серой спиной в яркой толпе у Центра Помпиду.

В тот же вечер я попал в компанию своих литературных друзей-американцев, к паре Кэрол Пратлл - Джон Стрэнд. Эти миниатюрные, оба небольшого роста ребята со среднего американского Запада издавали в Париже журнал. Американцев вообще во Франции тогда жили толпы. Ибо доллар стоял высоко, авиабилеты не были дороги, потому судьбы трагических Генри Миллера, Эрнеста Хемингуэя или Скотта Фицджеральда с удовольствием пытались повторить многие тысячи американцев. Кэрол и Джон, выслушав мое короткое сообщение о знакомстве с их соотечественником у Центра Помпиду, среагировали с небывалым энтузиазмом. Сказали, что Стив Лэйси - выдающийся джазовый артист, живая легенда американского джаза. Что множество джазовых музыкантов переселились во Францию еще в семидесятых...

Подхлестнув мое воображение, Кэрол и Джон способствовали тому, что я не забросил визитку Лэйси на кладбище визитных карточек, в картонную коробку, а уже через неделю позвонил ему. И отправился к нему в гости. Помню, что время он назначил позднее, после концерта. Жил он в доме 57 на улице Вьей дю Тампль, Сторожевой башни Храма, на первом французском (втором, следовательно, русском) этаже. Открыла мне подруга Стива - Ирэн, рост у нее был соперничающий с ростом Наташи Медведевой, а вот рот был даже больше, чем у Наташи, просто огромный. Ирэн выглядела очень эффектно, хотя нельзя было назвать ее красавицей.

-  Стива еще нет, он в Концерте, - сказала мне Ирэн и, протянув руку, втащила в квартиру. - Проходи. Have a drink, and whatever you wish. - Я вошел. Квартира оказалась огромной.

По квартире беспорядочно бродили люди. Многие из них держали в руках напитки: кто пиво, кто виски. Напитки можно было найти в двух местах: в большой living room, на столе, накрытом белой скатертью, и в кухне. На кожаном диване сидел толстый негр в ярком, цвета кофе с молоком, костюме и на низеньком столике на большом зеркале делал кокаиновые линии. Негр улыбался, вертел головой и зазывал всех желающих. Он кричал:

-  Drags for free! Drags for free! Only for musicians!

Я подошел к негру и сказал:

-  Почему только для музыкантов? I am writer.

-  For writers also, - сказал он и захохотал. Протянул мне коктейльную трубочку.

Я присел, взял трубочку. В этот момент к нам подплыли ноги Ирэн в черных чулках. Ирэн согнулась и познакомила нас с негром.

-  О, you that famous Eddie! - весело воскликнул негр, и мы пожали друг другу руки. Его рука была обильно украшена перстнями. Оказалось, я уже был известен в их кругу, поскольку они были американцы, а действие моей книги «Le poete russe...» происходило в Америке.

Стив явился с концерта только через час. Все его гости были уже очень оживлены. И те, кто пил, и те, кто нюхал кокаин, и те, кто делал и то, и другое. Увидев меня, он сказал:

-  Рад тебя видеть, Эдди. - И в этом внешне сухом приветствии была глубокая дружественность. Я же говорю, он был похож на Хэмфри Богарта, а когда такой как «Боги» приветствует тебя сурово, то ты таешь от удовольствия. Ушел я часа в три ночи. А они еще остались, железные люди.

Во второй мой приход я познакомился там с белесого цвета стариком, похожим на очень старого Мамлеева. Старик пришел с молодым человеком, который мог быть и медбратом, и бывшим любовником старика. Представил нас Стив:

-  Эдди, это легендарный Брайан Гузн, учитель Уильяма Берроуза. Это Брайан изобрел метод cut-ups (нарезки текстов) и потом подарил его своему ученику Берроузу

-  Брайан, это Эдди. Ты слышал, конечно, о нем, только что была статья в International Herald Tribune?

Брайан выцветшими глазами с любопытством глядел на меня, как на памятник. Он кивком головы подтвердил, что слышал. Я смотрел на Брайана. Брайан на меня. Подумав, Брайан сказал:

-  Я не читал ваших книг. Но уже много слышал о вас. - Он помолчал. - А я давно оставил литературу - Опять замолчал. - Если у вас есть экземпляр вашей книги, передайте Стиву. Стив передаст мне. Стив очень хороший человек. Музыканты сейчас все безграмотные. Стив все читает, все знает... -Затем Брайан отправился к негру и его кокаину. Негр подвинулся, и Брайан сел рядом. Он был уже очень стар тогда, Брайан Гузн. Двигался замедленно.

Каждый приход к Стиву дестабилизировал мою жизнь. Находиться там и не употреблять предлагаемые алкоголь и наркотики, было невозможно. После каждого посещения квартиры Стива мне приходилось отлеживаться сутки. Это бы еще было выносимо, но я тогда энергично работал ежедневно и упрямо, и ночи, полные огня, у Стива (алкоголизировавшись и накокаинившись, все начинали танцевать) вышибали меня из ритма работы. У Стива собирались хорошие, веселые люди, друзья его и Ирэн (Ирэн была певицей, она иногда выступала с ним, жутко завывая какой-то звуковой модернизм под его саксофон), однако то, что служило стимулом им в их творчестве, меня резало без ножа, как говорят.

Я был намного моложе их всех и ужеючень известен. К тому же я был русским, тогда русские считались в Европе экзотикой. Я мог бы заякориться в этой необыкновенной, сверхнациональной компании, мною бы они гордились. Но я не заякорился. Я любил заглядывать повсюду, но не принадлежать никакому кругу. Поэтому я инстинктивно отодвинулся от стиля жизни, угрожающего моему литературному труду. Стал бывать у Стива реже. Отстранение облегчалось еще и тем, что Стив часто исчезал на гастроли по Европе. Ненадолго каждый раз, но постоянно.

Наташа Медведева у Стива не побывала ни разу. В 1985 году мы с ней временно разошлись и разъехались по разным квартирам. Это обстоятельство, а также то обстоятельство, что она не любила ходить со мной в одни компании, потому что ревновала меня к людям, а людей ко мне, помешало, может быть, состояться ее музыкальной судьбе уже тогда, за десяток лет до того, как она состоялась. Ведь у Стива была толпа музыкантов, я, простофиля, был неучем в области американского джаза, там, видимо, с дринками в руках расхаживали живые гении. Благодаря знакомству с ними могла сложиться карьера Наташи Медведевой. Да не судилось. Всегда потом жалеешь, что ты не пошел в боковую аллею жизни, или что твоя женщина туда не углубилась.