Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Коль уж прибыла, значит выпью, – к великому сожалению Лизы, согласилась графиня.
Подали чай. Воцарилось молчанье. Графиня не желала начинать разговор, а Лиза не знала, как его начать.
– Анастасия Александровна, любители вы чай, как его любят в нашей семье? – попыталась заговорить Лиза.
– Пустое это занятие, без пользы для дела, за стол надобно садиться только тогда, когда необходимо принять пищу, остальное баловство, да и только, – ответила графиня, затем посмотрев на книгу, лежащую на коленях Лизы, неожиданно спросила:
– И как ваш батюшка относиться к тому, что вы читаете посередь дня?
– А как к этому батюшка может относиться? Крайне положительно. Как же еще? Что ж дурного, ежели девушка будет образована, и знать будет о вещах разных не меньше мужчины? – ответила Лиза, потупив взор, так как ответ был хотя и любезен, но все же содержал в себе и скрытый вызов и даже толику дерзости.
Графиня, не отличавшаяся ни красотой, ни очарованьем, а главное не обладающая добрым сердцем, в гневе своем стала почти безобразна, что ж, злость обезображивает даже самые прекрасные черты лица, и первые красавицы со временем становятся дурны собой, ежели их обладательницы черны сердцем.
– В вашем положении, – начала свою поучительную речь графиня, и взглядом указала на трость, стоящую неподалеку, – девушке надобно не читать, а заниматься делом полезным, шитьем, к примеру, а знать слишком много вредно для души и чести девицы из благородного семейства, так как неизменно зарождает в человеке интерес и любопытство, вот только не к делам праведным, а ко всем греховному, да порочному.
Не отрывая взглядом от чашки, где одиноко плавала чаинка, Лиза неожиданно не только для графини, но и для самой себя спросила:
– Не затруднит ли вас, Анастасия Александровна, разъяснить, я ведь страшно несообразительна, вот и батюшка всегда об этом говорит, мол, рассказывает мне что-то, рассказывает, а я и в толк не возьму, о чем речь. Так и сейчас не пойму, что значит это «мое положение»?
– Ваше положение?! – не веря своим ушам, переспросила графиня.
Лиза, ничуть не смущаясь, вновь повторила свой вопрос, будто разговаривала не с дамой, что вдвое, а то и втрое старше себя, а с несмышленым младенцем, что никак не может понять вещи, хотя простые и понятные, вот только сказанные ему не по возрасту:
– Вот вы говорите, Анастасия Александровна, что «в моем положении» надобно заниматься шитьем, а не чтением, вот я и любопытствую, что это за «положение» такое, что является преградой для всего того, что могут делать девушки моего возраста и статуса? – с этими словами она поставила чашку на стол, и, бросая вызов, открыто посмотрела в глаза графине.
– Ваше положение известно всем, и в первую очередь вам самой, а означает оно не что иное, как невозможность осчастливить мужчину, как и подобает женщине, для чего и создал ее Господь. Вы можете дерзить, юная особа, сколь угодно, однако вам не меньше моего известно, что вы калека, стало быть, и замужество для вас невозможно, – резко ответила графиня, затем встала и со стуком поставила чашку чая на стол, отчего блюдце пронзительно загремело, а чай готов был выплеснуться из чашки.
– И все таки, Анастасия Александровна, я по-прежнему в толк не возьму, отчего мужчина будет счастлив лишь с женщиной без изъян? И, неужто, счастливы лишь те, кто телом совершенен? По моему скромному разумению, кто красив и ладно сложен, отчего то больше других несчастливы, ибо жизнь их заключается лишь в том, чтобы наслаждаться своим телесным обликом, едва ли задумываясь о красоте душевной. И, потом, ежели мужчину отпугнет мой недуг, и он не сможет быть счастлив со мной, только лишь из-за моей инаковости, значит, этот мужчина слаб и малодушен, и слишком полагается на общественное мнение, такой мужчина едва ли будет счастлив даже с первой красавицей Петербурга, так как неизбежно будет прислушиваться и ловить, куда дует ветер людской молвы, а в таком положении, будто флюгер, поворачиваясь, то на север, то на юг, то влево, то вправо, едва ли можно стать счастливым.
Графиня оторопела, отчего рот ее то открывался, то закрывался, не издавая ни звука, как у, выброшенным штормом на берег, рыбы. Не то чтобы смысл сказанного был для нее понятен, но та уверенность и спокойствие с какой Лиза увещевала ее, будто неразумное дитя, ставя себя выше ее, не по возрасту и статусу, а по мудрости жизненной, глубоко оскорбило ее и стало причиной возникшей стойкой ненависти к молодой Арсентьевой. Она могла бы еще стерпеть оскорбление, от какой-нибудь молодой дерзкой и вздорной красавицы, но от калеки, что ниже ее по всем законам людским, как ей казалось, от калеки она не потерпит такого никогда! И давясь от ярости и бессилия, она резко направилась к выходу, но в последний момент обернулась и, задыхаясь, разразилась гневной тирадой:
– В-в-вы, в-в-вы! Да как вы! Да как вы посмели! Вы так разговаривать со мной! – бессвязно выкрикивала графиня. – Я немедленно в письме сообщу об этом барону Арсентьеву. Он вам запретит читать! Такая вопиющая дерзость, могла случиться лишь с девушкой дурного воспитания, и он немедленно должен принять меры! Вас перестанут принимать в приличном обществе! Вас подвергнут остракизму! Вы еще пожалеете об этом! – наконец заключила она и исчезла, оставив за собой лишь запах табака, злости, да ладана.
Будто вложив все силы в этот разговор, Лиза без сил тяжело опустилась в кресло. Ноги как после долгого и изнуряющего бега налились свинцом, так что казалось, будто она не сможет сдвинуться и с места, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Облокотившись о кресло, а голову подперев рукой, Лиза закрыла глаза, пытаясь прийти в себя и усмирить сердце, бьющееся сто ударов в минуту.
Зачем она так сделала? Какой прок был спорить? Разве ж можно изменить человека за одну минуту, если его взгляды и мировоззрение, складывались десятилетиями? Чего добилась она этой дерзостью, кроме того, что теперь ее неминуемо ждут неприятности. Она не испытывала страха перед отцом, но кто знает, даже в самом тихом и вкрадчивом человеке дремлет зверь, теперь то она это точно знала. Кто бы мог подумать, что такая тихая мышка, как она, сможет выступить в открытой борьбе против противника вдвое больше и сильнее себя, забыв о последствиях и пренебрегая инстинктом самосохранения? Как право мы мало знаем себя, и как многое открывается нам
- Поездом к океану (СИ) - Светлая Марина - Исторические любовные романы
- Последний дар любви - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Красавица и герцог - Джулия Куин - Исторические любовные романы
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Российская история с точки зрения здравого смысла. Книга первая. В разысканиях утраченных предков - Андрей Н. - Древнерусская литература / Историческая проза / История
- Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Рождественское проклятие - Барбара Мецгер - Исторические любовные романы
- Последний кошмар «зловещей красавицы» (Александр Пушкин – Идалия Полетика – Александра Гончарова. Россия) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Подружки - Клод Фаррер - Исторические любовные романы
- Рано или поздно - Мэри Бэлоу - Исторические любовные романы