Верность памяти - Йожа Герольдова

Она весело улыбнулась:

— И чем это я заслужила ваше расположение? Но если вы считаете, что сумеете все сделать достаточно деликатно…

— Это будет нетрудно, — заверил он ее.

— Заранее благодарю вас…

— Для такой женщины, как вы… я бы и не то сделал, — начал было он, но, заметив подозрительный блеск в ее глазах, осекся. — Поймите меня правильно, прошу вас. Вы потеряли горячо любимого человека, поэтому мой долг — помочь вам…

— Вероятно, он был самым обыкновенным, таким, как многие… — медленно заговорила она, — однако мне он казался настоящим героем… А может, он и был им в то время. Однако с тех пор многое изменилось, на многое мы стали смотреть по — иному…

Она умолкла и попыталась представить Милана — его широкоплечую фигуру, мелкие морщинки вокруг глаз… Больше она уже ничего припомнить не могла…

«Время неумолимо… — размышлял между тем Гавлик. — Когда — то, вспоминая сотника, я ясно представлял себе его лицо — пристальный взгляд, нос… Какой же у него был нос — прямой или с горбинкой? Теперь же в памяти все стерлось, остался только силуэт… А ведь все эти годы сотник служил для меня примером…»

— Простите, а как звали вашего жениха?

— Милан Габриш, — ответила Мария. — Сотник Габриш… — И вдруг, заметив, как побледнел собеседник, испуганно воскликнула: — Пан полковник, что с вами?

— Повторите, я, наверное, не расслышал, — нервно произнес он и почему — то вскочил.

— Пан полковник, что с вами? Немедленно сядьте или я…

17

— Айтос, — объявил, приоткрыв дверь, проводник. — Бургас тридцать минут… Бургас… Бургас… — принялся он втолковывать им, словно маленьким детям, подняв вверх три пальца, так как считал всех иностранцев людьми удивительно непонятливыми.

Вот и эти… Полковник даже не обернулся, а его спутница, хотя и заметила проводника, но смотрела как будто сквозь него. Поссорились они, что ли? С пассажирами это частенько случается, а уж если они супруги… Проводник проворчал что — то себе под нос и прикрыл дверь.

— Значит, жениха вашего звали Миланом Габришем… И погиб он не на Верхней Нитре, а под Стреговой… Я последний, кто видел его живым. Он погиб на моих глазах. Это был настоящий герой…

Мария из последних сил пыталась сохранить самообладание. Господи, хоть бы не разреветься! Иначе из этого полковника ни слова не вытянешь…

— Мне сообщили, что он погиб на Верхней Нитре, — твердо произнесла она.

— Кто сообщил?

— Надпоручик Орфанус. В сентябре сорок четвертого года он приезжал в Леготу, где я учительствовала.

Полковник изобразил на лице недовольство:

— Средства связи в то время работали отвратительно, и вряд ли Орфанусу были известны обстоятельства гибели сотника Габриша.

— Так почему же он сообщил мне, что Милан погиб на Верхней Нитре?

— Брякнул первое, что пришло в голову. Его послали сообщить, что Габриш погиб, ну и выразить соболезнования… А вы стали расспрашивать…

— Что же, я не имела права ни о чем спросить?

— Послушайте, ну кто же в подобной ситуации признается, что мало что знает… Вы стали расспрашивать — вот он и придумал про Верхнюю Нитру.

— Но почему я должна верить вам, а не Орфанусу?

— Да я последний, кто видел его живым…

— Опишите мне его.

— Высокий, широкоплечий, худощавый, в форменной рубашке защитного цвета…

— Видно, память у вас неплохая.

— Да нет, за три десятка лет многое забылось, — задумчиво произнес полковник, сожалея о том, что за эти годы образ сотника как — то стерся, потускнел.

— Боже мой! — спохватилась вдруг Мария. — Ведь у погибших забирают документы, не правда ли?

Она посмотрела на Гавлика выжидательным взглядом, и он подтвердил, что действительно забрал документы сотника и сдал в штаб.

— У него была моя фотография… Я уверена, что была… — прошептала она взволнованно: для нее было так важно, чтобы полковник подтвердил это.

Гавлик напряг память и припомнил, как раскладывал перед штабным писарем документы погибшего сотника.

— Да, фотография была, — повернулся он к Марии. — На ней вы почти девочка. И у вас другая прическа — волосы длинные, достающие до плеч. Только вид у вас на ней какой — то неестественный…

— Мы фотографировались после сдачи государственных экзаменов, — пояснила она. — Это была моя единственная удачная фотография. Я подарила ее Милану через месяц после того, как он назвал меня своей невестой… А еще он носил прядку моих волос в бумажнике…

— Я его не обыскивал, — отрезал полковник.

— Вы хотите сказать, что его похоронили с бумажником?

— Нет. Во всяком случае, при эксгумации бумажника мы при нем не обнаружили.

— Откуда вы знаете?

— Мне было поручено перевезти его тело в Тековцы.

— Спасибо, — склонила в знак благодарности голову Мария.

* * *

Она припомнила весенний пасмурный день, когда вместе с группой пионеров приехала в гости в Тековцы. Произошло это совсем случайно лет шесть назад. Она еще не знала, что Милан похоронен именно здесь. Просто в первый год их знакомства он собирался привезти ее сюда и представить родителям, но та поездка так и не состоялась.

И вот теперь Марии захотелось осмотреть село, а может, и дом, где Милан родился и вырос. Она подошла к школьной сторожихе, дряхлой маленькой старушке, и осторожно спросила:

— Вы, случайно, не знаете, где живут Габришовы?

— Это какие Габришовы? — удивилась та.

— Те, у которых сын был офицером.

— Ах, так это Рихтаржовы! — догадалась старушка. — Старик умер в позапрошлом году, а Мара скончалась сразу после войны, когда пришло сообщение о гибели Милана… Как слегла, так уж и не поднялась… Рядом с сыном ее и похоронили.

— Здесь, в Тековцах? — спросила Мария, стараясь не выдать своего волнения.

— Да, на нашем кладбище, недалеко от входа. Мария поблагодарила старушку и вышла на улицу.

Водитель «Волги», выделенной в распоряжение гостей шефствующим над школой заводом, со скучающим видом разгадывал кроссворд.

— Не могли бы вы оказать мне любезность? — обратилась к нему Мария.

Тот выжидающе посмотрел на нее.

— Мне нужны три красных тюльпана…

— Боюсь, что цветы можно достать только в городе, — хмуро произнес водитель.

— Понимаете, цветы мне нужны, чтобы возложить их на могилу, — принялась было объяснять она. — Денег у меня при себе немного, но вечером, когда вы отвезете нас домой, я с вами рассчитаюсь…

— Ждите меня здесь, — бросил водитель и дал газ.

Машина затормозила перед воротами кладбища.

— Спасибо, — прошептала Мария, бережно, словно святыню, прижимая к груди цветы.

— Идите и не торопитесь, — твердо заявил водитель. — Я буду ждать вас столько, сколько нужно…

Мария остановилась возле могилы. «Милан Габриш», — прочитала она короткую надпись под выцветшей фотографией. И еще цифры — дата рождения и дата смерти.

Время и дожди не пощадили фотографии, металлическая рамочка кое — где поржавела, но Мария не отрываясь, до боли в глазах вглядывалась в дорогое лицо, и все ее заботы, тревоги и огорчения казались ей мелкими, несущественными, а вся ее жизнь — какой — то нереальной. Реальным, настоящим виделось ей теперь прошлое, такое далекое и близкое…

Всю обратную дорогу водитель молчал, и Мария была благодарна ему за это. Да и не помогли бы ей сейчас слова утешения, ведь человек с выцветшей фотографии был когда — то для нее дороже жизни…

* * *

Человек с выцветшей фотографии дорог ей по — прежнему. Ей и, как выяснилось, вот этому полковнику, который смотрит в окно с равнодушным видом. Смотрит и молчит. А зачем говорить? Главное, что все эти годы он хранил верность памяти Милана. Хранила верность его памяти и Мария. И постарается хранить впредь… Оба они постараются…

* * *

Девушка с фотографии… Как же это он забыл о ней? Правда, кто же мог подумать, что девушка, изображенная на фотографии, и Ксения, фигурировавшая в документах, с которыми он знакомился в архиве, одно и то же лицо? Что после войны она вышла замуж и стала пани Арбетовой, хотя должна была стать пани Габришовой? А впрочем, она, вероятно, и была Габришовой… до сегодняшнего дня… Эх, если бы они встретились раньше…

* * *

В последний раз скрипнули колеса, проскрежетали сцепления вагонов, и наступила тишина. Гавлик выглянул в окно и увидел порт и корабли — огромные, как дома. И Мария смотрела в окно с любопытством — болгарское побережье Черного моря она видела впервые. Ей доводилось бывать чуть севернее, в Румынии, а здесь — никогда…

«Если бы поезд хоть на час задержался…» — тоскливо думал он, даже не глядя в сторону своей спутницы.

«И почему это поезда, когда не нужно, ходят точно по расписанию? — мысленно сокрушалась она. — Но мы еще встретимся, он ведь обещал… Только встреча состоится уже в Братиславе. И это произойдет так нескоро!»