Звезда негодяя (СИ) - Петровичева Лариса

– Что ты сделал? – удивленно спросила Эмма.

– Точечный расслабляющий массаж, – беспечно ответил Коннор. – И несколько капель магии. Не люблю, когда женщины печалятся и плачут.

– Спасибо, – улыбнулась Эмма, и тут Коннор удивил ее еще раз, потому что поднялся с кровати и пошел к дверям.

– Доброй ночи, – произнес он, улыбнувшись. – Пусть фейери нас больше не пугают.

– Доброй ночи, – только и смогла откликнуться Эмма.

И на душе почему-то сделалось так тепло, словно с ней произошло что-то хорошее и важное.

***

– Я не понимаю фейери, – призналась Эмма. – Сами убили Галхаада, а дурную погоду нам послали, словно это мы пробили ему голову.

Коннор пожал плечами. На окраине поселка была прелестная рощица, где предприимчивые местные организовали что-то вроде ресторана на свежем воздухе. Сидишь себе с барышней за аккуратным столиком, темно-зеленые кусты бирючины, ухоженные почти по-столичному, обеспечивают приятный тет-а-тет, и шашлычник готов в любую минуту принести мясо, овощи и вино.

Вино, конечно, было провинциальной кислятиной, но Коннор все же решил, что и в сельской жизни есть свои плюсы.

– Возможно, есть те, кто скорбит по нему, – сказал Коннор. Сегодня Эмма выглядела спокойнее. Легкий румянец придавал ее лицу ту прозрачность, на которую хотелось смотреть и смотреть. – Даже у палачей бывают друзья и любимые.

Перед Эммой стояла тарелка с сочными кусками шашлыка в объятиях луковых колец и ломтиков помидора, но к еде она не притрагивалась. Прищурившись, Коннор увидел тень нити на ее запястье.

Ничего. Скоро она будет отдаваться ему не по принуждению – Коннор прекрасно понимал, что Эмма ложится с ним в постель потому, что это щедро оплачено. Но теперь ему хотелось большего. Пусть бы она пришла к нему сама – потому что хочет прийти всей душой.

Это было бы интересно. Это оживило бы Коннора после смерти Берты Валентайн.

Стоило ему подумать о мертвой ведьме, как за столик неподалеку уселась рыжеволосая девица в компании настолько крупнотелой подруги, что Коннор задался вопросом, как это под ней не трескается скамья, и невольно вспомнил, как его бывший начальник говаривал, что лучше качаться на волнах, чем биться о скалы.

«В таких волнах и утонуть недолго», – подумал Коннор. Рыжая поймала его взгляд и тотчас же презрительно вздернула точеный носик. Дескать, даже и не надейтесь, столичный гость, вам тут ловить нечего. Тут собрались исключительно порядочные барышни.

Коннор подумал, что в былые времена она бы уже через час стонала в его объятиях и просила еще и еще. А теперь он остепеняется, что ли.

– Попробуй шашлык, – предложил Коннор. – Он тут и правда неплох.

Эмма кивнула и взялась за нож. Коннор заметил, что рыжая посмотрела в его сторону уже заинтересованно, но так, чтобы он этого не заметил. Деревенское кокетство во всей красе.

На мгновение Коннору показалось, что в провинциально круглом личике проступили другие черты, холодные и прекрасные. Он чиркнул ножом по мясу так, что звякнуло по тарелке.

– Чем планируешь заниматься? – поинтересовалась Эмма. – Потом, когда исцелишься.

Утром они старательно провели еще одну лечебную процедуру, и Коннор подумал, что Эмма специально думает об их близости как о работе, чтобы не привязываться к нему. Наверняка считает, что однажды Коннор съедет, и тогда она заживет другой жизнью, тихой и спокойной. Может, и замуж выйдет: теперь, когда Эмма стала хозяйкой поместья, женихи и кавалеры примутся осаждать ее, не обращая внимания на прошлое.

Шеф Брауни был прав: о сплетнях и гадостях думают только бабы. Мужчины делают дело.

– Я уже начал подбирать новый дом, – сообщил Коннор и с удовольствием отметил, что лицо Эммы едва заметно дрогнуло. Официант принес большое блюдо с шампурами за соседний стол, и упитанная юная леди взялась за мясо с энергией полка солдат. Рыжая ела аккуратно, словно хотела показать, что у нее есть аппетит совсем иного рода; Коннор подмигнул ей, и девица опустила глаза к тарелке: «Ах, что вы! Я не такая!»

Такая. Вы все такие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– И где же? В Дартмуне, Сентвилле или в Тиарнаке? – полюбопытствовала Эмма. Коннор пожал плечами.

– Пока мне понравился особняк в Дартмуне, по рассказам агента, конечно, – ответил Коннор. – Составь мне компанию? Хочу увидеть своими глазами.

Он думал, что Эмма откажется, но она лишь кивнула.

– Хорошо! Доделаю украшения для волос, и можем посмотреть дом.

За столиком справа разместился еще один гость. Сегодня Тавиэль выглядел больным, от давешней холеной лености не осталось и следа. Коннор дернул носом: а, милорд, я слышу, вы уже посинели. Эмма посмотрела в сторону эльфа, и Коннор мрачно отметил, что она смотрит с искренним сочувствием и теплом.

– Бедный, – вздохнула она. – Пережить такое…

Коннор подумал, что случись с ним то же, что и с Тавиэлем, не дай Бог, – он бы повесился. Точно. Просто не смог бы жить дальше.

– Ты, я вижу, его жалеешь? – насмешливо осведомился он. Эмма одарила его непонимающим взглядом и ответила:

– Конечно! Как и всякого, кого пытали и мучили! А ты нет?

Официант понесся к эльфу с шашлыком и овощами, но тот негромко затребовал полштоф хлебного вина и не стал превращать закуску в еду. Видно, Тавиэля подкосило то, что его грязная тайна открылась.

– Сказал бы я, во-первых, не лезь к тем, кто может стереть тебя в порошок, – сказал Коннор. – А во-вторых, не жалуйся, если все-таки полез. Сам виноват.

Он сделал глоток из бокала – вино показалось изумительно кислым. Эмма посмотрела с определенной долей неприязни.

– Это отвратительно, – припечатала она. Тавиэль с навыками и умениями знатного выпивохи осушил стакан, поймал взгляд Эммы и, поклонившись, стал старательно рассматривать мясо на тарелке.

– А что такого? – развел руками Коннор. – Не я причинил ему эти ужасные страдания.

На щеках Эммы расцвели пятна румянца. «Она жалеет бедолагу, или тут кроется нечто большее?» – подумал Коннор, ощутив укол ревности. Он так и спросил:

– Мне стоит начинать ревновать? Предупреждаю: я в гневе неприятен.

Вилка Эммы выпала из руки и звякнула об стол. Рыжая и ее жирная подружка смотрели на Коннора с искренним интересом: всем ведь любопытно увидеть, как зарождается скандал. Берта Валентайн заливалась хохотом на краю памяти Коннора и кричала: «Давай! Давай, устрой ей! Пусть помнит, кто тут хозяин – или сдохнет с ребрами наружу!»

У Коннора зазудело в голове. Тавиэль успел заняться уже вторым полштофом, и Коннор невольно ему позавидовал.

– Определись, чего ты хочешь, – холодно ответила Эмма. – Я работаю твоим лекарством и не отказываюсь от работы. А быть твоей возлюбленной – ну раз уж ты упомянул ревность – я не обещала. Так что ревность неуместна, Коннор.

Коннор вздохнул. Она во всем была права – только почему от этой правоты такое чувство, будто в душу наплевали, как давеча сказал шеф Брауни? Почему она который день не на месте, эта душа?

– Тебя, – признался Коннор. – Я хочу тебя, и чтобы ты не смотрела на меня так, Эмма.

Обжигающий девичий взгляд смягчился. Рыжая, в которой растворились черты Берты Валентайн, разочарованно отвернулась. Скандала не будет.

– «Так» это как? – спросила Эмма и снова взялась за вилку. Коннор угрюмо постучал пальцами по столу.

– Словно ты презираешь меня. А я не сделал ничего, достойного презрения.

Эмма кивнула, и ее губы дрогнули в улыбке.

– Тут недалеко озеро, – вдруг сказала она. – Пойдем погуляем?

***

С эльфом все же пришлось пересечься и раскланяться.

– Ты, кажется, задержался в Дартмуне? – дружеским тоном осведомилась Эмма. Тавиэль кивнул.

– Хочу открыть здесь маленький филиал, – ответил он. – Девицы в Дартмуне тоже выходят замуж.

Рыжая и толстушка услышали от своего стола заветное слово и среагировали, как собаки на охоте: вздрогнули и развернулись в сторону говорящих.

– Отличная мысль! – с улыбкой одобрила Эмма. – У меня есть несколько вещиц, чтобы сразу оформить витрину, я их принесу тебе бесплатно.