Отель на скале - Мел Хартман

не успев упасть на пол, рассыпаются в прах.

Клоун подходит к краю сцены, нагибается и говорит:

– Нет, у нас так не принято, Мэгги. Открой глаза. – Улыбка на его лице исчезает, и тут вдруг он смотрит сердито: – Открой глаза! Немедленно!

Энди шагает вперёд и шепчет что-то на ухо Мэгги.

– Ага, так-то лучше, – восклицает клоун. – Просто слушайся своего брата и смотри на меня, потому что я прекрасен! Я надел свои чистенькие штанишки специально для тебя. Потому что в предыдущие я наложил. Упс! – Он взрывается хохотом, фальшивым, преувеличенным и пронзительным.

У Мэгги подрагивают плечи.

– Но это не всё, – продолжает клоун. – Я ведь люблю общество. Девочки и мальчики со своими плюшками и игрушками, своими пуками и штуками и хип-хопом в попе, поглядите-ка на моего дружка или вражка, моего братца или сестрицу – кто их разберёт. Чапетто!

Сначала Хелла видит его безумную шляпу. Девочка обескуражена, потому что у него не обычная голова. Нет-нет, это череп. Уродливый белый череп с чёрными щурящимися глазами в глазницах. Шляпа наполовину чёрная, наполовину красная, а на макушке заканчивается двумя треугольниками. С вершинок треугольников свисают бубенцы.

Он смотрит на зрителей с лучезарной улыбкой и говорит:

– Хо-хо, привет-привет, я вас не ждал! Как мило, что вы пришли нас навестить! Удобно-удобно-удобно-удобно.

Клоун хихикает:

– Прекрати ерундить, Чапетто, ты знал, что они придут. Мэгги столько лет нас ждёт, она вся в нетерпении, когда же ты объявишься. Ради неё ты аж окунулся в грязевую ванну с пуками и беками целых два раза, чтобы лучше пахнуть.

Клоун держит в руке рожок и дважды дует в него. Яркий звук бьёт Хелле по ушам. Мэгги содрогается и делает шаг назад.

Клоун машет рукой.

– А теперь выходи-ка целиком, дружок.

Чапетто ковыляет по сцене. Его штаны и рубаха поделены на квадраты, попеременно чёрные и красные, как и шляпа. На его чёрных лакированных башмаках тоже бубенцы. С каждым движением они звенят, и звук этот не из приятных. Больше похоже на звон бьющегося стекла, такого, каким можно сильно порезаться.

От него исходит омерзительный запах: смесь гнилых яиц и навоза. Хелла старается дышать медленно, ртом, но это не особо помогает, и поэтому она держит перед носом руку.

– Осторожно, не наступи на мои башмаки, – говорит клоун, который стоит так далеко от Чапетто, что это попросту невозможно. Но тут башмаки клоуна увеличиваются, делаясь по меньшей мере в несколько футов длиной.

Чапетто прыгает к клоуну, подскакивает в воздух и приземляется на его башмаки.

– Упс. – Чапетто шлёпает ладонью себе по рту и хихикает. – Я немного косоглаз. Я плоховато вижу, куда иду. АЙ!

Чапетто втягивает голову в плечи, когда гигантский пластиковый молоток падает ему на голову.

Клоун ревёт от хохота.

– Упс! Уж это выбьет косость из глаз!

Шут выглядит рассерженным, он чуток трясёт головой – в самом деле, теперь его глаза глядят нормально, – а затем разражается хохотом.

– Ах, как просто, доктор Яго. Благодарю вас!

– А ведь мы думаем только о себе, мой дорогой Чапетто. Мэгги, присоединяйся к нам! – Клоун наклоняется вперёд и протягивает руку Мэгги, предлагая взять его за руку.

Мэгги трясёт головой, продолжая в оцепенении стоять.

«Давай же, Мэгги, – думает Хелла, – просто сделай это, тогда эти два психа исчезнут и ты сможешь уйти». После такого Хелле, наверное, никогда больше не захочется в цирк.

Тем временем голова клоуна распухает, словно воздушный шар. Его ухмылка протягивается от уха до уха, показывая гнилые зубы, глаза вываливаются, как два больших яйца.

– Да-а-а-авай, Мэ-э-э-эгги-и-и, – напевает шут. – Мы же не хотим, чтобы Яго лопнул. Я ж тогда обляпаюсь, право слово.

– А если не пойдёшь на сцену, мы тебя съедим, – говорит клоун.

Чапетто скалит зубы.

– Няяяям-няяяям, девочки-малышки. Давненько-давненько это было.

Голова у клоуна теперь такая же большая, как туловище, она покачивается из стороны в сторону на тонкой шее.

– У нас есть ещё друзья, хочешь их увидеть? Или хочешь поглядеть, как я лопну?

Мэгги так сильно дрожит, что Хелла боится, что она сломается. Мэгги отрицательно трясёт головой.

И снова клоун протягивает руку.

– Тогда поднимайся на сцену, уж мы заставим тебя смеяться!

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, – напевает шут. – Посмеёшься или Яго взорвётся. И то и другое весело!

Энди снова что-то шепчет ей на ухо.

Мэгги протягивает дрожащую руку.

И клоун втаскивает её на сцену.

Глава 23

Мэгги стоит, сжавшись, между шутом и клоуном. Она выглядит совсем маленькой и смотрит на брата, который ободрительно ей кивает.

– А теперь обнимемся! – восклицает клоун.

– Да-да-да. – Шут делает сальто в воздухе. – Мы хотим Мэггины обнимашки. Да-да-да.

– Разве мало ей уже досталось? – шёпотом говорит Хелла Энди. – Это ужасно.

Энди сжимает кулаки и отвечает сквозь зубы:

– Я подозреваю, что это последнее испытание. А если это и после не закончится, я немедленно забираю её отсюда.

Хелла вздыхает.

– Она пройдёт его, вот увидишь.

– Обычно она не осмеливается даже подойти к игрушечному клоуну, простая картинка с клоуном пугает её. Это очень большой шаг для неё. Невероятно.

– Она храбрая.

Энди кивает.

– Это да.

Клоун с неимоверных размеров головой широко раскидывает руки.

– Иди, Мэгги, обнимемся!

Его белые перчатки рвутся, и появляются пальцы с длинными острыми ногтями. Он тянется схватить девочку, но не дотрагивается до неё.

Шут, стоящий по другую сторону от неё, также раскидывает руки и ухмыляется.

– Тогда мы отпустим тебя, малышка Мэгги. Одно объятие, и ты можешь идти. – Заострённые зубы шута блестят в свете рампы. – Мы любим объятия, а ка-а-а-ак давненько это было.

Хелла не отважилась бы дотронуться до этих психов даже палкой, хоть даже за миллион новых айфонов.

Мэгги моргает, и на пол капают слёзы.

Клоун распухает, живот его толстеет и толстеет, а вдобавок он делается выше.

– У нас осталось мало времени. Наш голод становится всё больше, и больше, и больше.

– О да, та-акой голод, – напевает шут.

– Просто сделай это, сестрёнка, – мягко произносит Энди. – Мы тут, с тобой, ничего с тобой не случится.

Мэгги закусывает губу, закрывает глаза и бросается в объятия клоуна. Шут прыгает следом. Мэгги зажата между ними, но слышен её сдавленный вопль.

Хелла и сама издаёт короткий крик.

И тут они исчезают, и Мэгги одна стоит на сцене. Энди немедленно запрыгивает на сцену, и вот он уже укачивает свою сестру в объятиях.

– Они исчезли, всё хорошо, – успокаивает он её.

Они стоят там какое-то время, пока девочка не выплакалась, а затем слезают вниз.

– Ты была такая храбрая, Мэгги, – говорит Хелла.

– И