Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 3 - Коллектив авторов

Это явно не понравилось хану Девлет-Гирею (позже за сожжение Москвы получившему прозвище Тахт Алган – «взявший трон»), который с большей частью крымской орды в январе 1557 года 24 дня осаждал хортицкий замок, но так и не смог его взять и ушёл «с большим соромом». В 1558 году хан Девлет замок взял-таки – с помощью турок и молдаван, приплывших на челнах; но и в этом случае Вишневецкому удалось уйти, оставив победителям только руины. Причём, запорожцы не бежали, а ушли сами, когда кончились еда и боеприпасы.

В 1559 году окольничий Данила Адашев (брат Алексея Адашева, «главы правительства» Московии, говоря современным языком) и Дмитрий Вишневецкий совершили успешные походы на Крым и Азак соответственно (стоит упомянуть, что Данила Адашев отпустил пленённых в Крыму турок в Очаков, объяснив им, что государь Иван Васильевич воюет не с султаном, а со своим врагом Девлет-Гиреем). Кроме того, казаки постоянно информировали московских воевод о передвижениях крымцев, чем фактически срывали их набеги.

А вот поход Дмитрия Вишневецкого на Азак в 1560 году полон загадок. Он планировался как поход с Днепра, Дона и Черкесии (вассальной Москве) одновременно. Однако черкесы кавказские не пришли, как и обещанные ногайцы. У Вишневецкого под рукой оказались только казаки – запорожцы и донцы. Кроме того, Азак был уже дополнительно укреплён и ждал врагов. На помощь азакскому гарнизону прибыл силистрийский (румынский) Синан-паша с отрядом янычар, а в море из Стамбула вышла эскадра, которая стала в Таманском (Керченском) проливе. По свидетельству французского историка Шанталь Лемерсье-Келькеже, изучавшей турецкие архивы, о походе Вишневецкого турок уведомил… один из московских купцов, прибывших перед этим в Кафу. Штурм Азака провалился, а попытка переплыть Таманский пролив и атаковать Кафу окончилась неудачей. И Вишневецкий, не солоно хлебавши, вернулся на Северный Кавказ, а уже оттуда, по приказу Ивана Грозного – в Москву.

В Москве Вишневецкого ждали разительные перемены. Оказалось, что когда он штурмовал Азак, Алексей Адашев был заключён в тюрьму, где и умер. Данила Адашев к моменту возвращения Вишневецкого в Москву сложил голову на плахе вместе со своим 12-летним сыном. Князь Михаил Глинский и голова боярской думы Иван Бельский были в заточении. Таким образом, вся «антикрымская партия» в Москве была разгромлена. Перед взором степного рыцаря московская жизнь выступила во всей своей неприглядной наготе, с кровавым и юродствующим тираном, с холопствующей знатью, с бесправием и нуждой в народе. Иван Грозный начал Ливонскую войну, и воевать на два фронта (и с Крымом тоже) ему не хотелось. Правда, царь опять послал Вишневецкого на татарские улусы, но тот, только вышел за пределы Московского государства, предпочёл вернуться под власть польского короля. Это произошло в 1561 году. Вишневецкий ушёл к низовцам и задержался у них на Монастырском острове. Король и тут не упрекнул его в измене, а похвалил его решение оставить Москву в преддверии её войны с Литвой.

Царь же воспринял уход «Дмитрашки» как личное оскорбление. «Пришёл он, как собака, и потёк он, как собака, а государству моему убытку никакого не причинил», – заявил царь. Но уже на следующий год Иван Грозный наказывал своему гонцу в Польшу Фёдору Клобукину «разведать о князе Дмитрии Вишневецком, в какой он при короле должности». А в письме крымскому хану царь отписал: «А которые наши люди ближние промеж нас з братом нашим з Девлет Киреем царём ссорили, мы то сыскали, да на них опалу свою наложили есмя – иные померли, а иных разослали есмя, а иные ни в тех, ни в сех ходят».

При посредстве титулованных магнатов в 1562 году было достигнуто постановление польско-литовского Сейма о выплате запорожским казакам ежегодного жалованья, «дабы они могли содержать нарочитое число своего войска и готовы быть к защищению Польши, да и отдали им всё пространство земель, которое лежит между реками Днепром и Днестром к татарским границам, кои были без них опустошёны татарскими нападениями, дабы они там поселились городами, в которых бы им собраться всем, вообще».

Казаки приложили старание привести в цветущее состояние свои земли, так что в короткое время на всей оной земле построились многие и немалые города, также сёл и деревень премножество, а старые и вновь возобновили (Ригельман). Около этого времени к ним подошли славяноязычные черкасы с Кавказа, те цики или чиги, о которых в 1527 году писал Сигизмунт Герберштейн. В 1562 году основан их город Чигирин и около того же времени в Великом княжестве Литовском был учреждён Пятигорский гвардейский полк. Несомненно, только они стали первыми организаторами далёких морских походов, принеся с собой знакомство с Чёрным морем и навигационные навыки старых черноморских корсаров.

В 1563 году Вишневецкий пал жертвой своей страсти к политическим авантюрам. Он попал в руки туркам вследствие хорошо продуманной провокации. Молдавские бояре пригласили его якобы к себе на княжение. Обратившись к казакам за помощью, Вишневецкий собрал их 10 тысяч и отправился в поход. Но предприятие закончилось запланированной катастрофой. Отряд был вовлечён в засаду, потерпел поражение, а сам предводитель попал в плен и передан туркам.

В Стамбуле Вишневецкого, по словам польского хрониста Мартина Бельского, по приказу султана Сулеймана Великолепного сбросили с башни на крюк, вмурованный в стену, и он, зацепившись за крюк ребром, жил в таком положении три дня, пока турки не убили его из луков за то, что хулил их веру. По преданию, умирая, Вишневецкий проклинал султана. Историк М. Грушевский назвал его «молниеносным метеором, пролетевшим через украинскую жизнь». Однако дело Вишневецкого не умерло. После смерти Байды Хортицкую Сечь возобновил Яков Шах – другой казацкий атаман. Следующим гетманом стал князь Богдан Михайлович Ружинский. Он происходил, как и Вишневецкий, из рода Гедиминовичей. Попав в стан казаков и став их гетманом, он вошёл в сношения с московским царём, получил от него жалованье и приказ, чтобы казаки верно служили и весной шли на Крым.

Заслуга Байды-Вишневецкого перед казачеством в том, что он создал матрицу суверенности запорожского казачества, просуществовавшего несколько столетий. То есть, мы можем констатировать, что около половины XVI века в средней части Поднепровья, в приграничной полосе с татарами образовался особый народный государственный организм – Запорожское Войско. Оно было вполне самостоятельным государством. Позже Запорожское Войско бывало союзником и Речи Посполитой, и Турции, и Крыма, и воевало против них. И оно же являлось постоянным союзником донских казаков.

* * *

В 1569 году на польско-литовском Сейме в Люблине было принято решение объединить Литву с Польшей под властью одного выборного короля и под именем Речи Посполитой. Литва при этом должна была отказаться от исключительных прав на свою Украину. Южная и юго-восточная окраины Великого княжества Литовского, по акту Люблинской унии присоединённые к Польше, получила наименование «Гетманщины». Раньше Литва не допускала сюда никаких переселенцев из Польши и она была населена почти исключительно запорожскими казаками, которые подчинялись своему выборному атаману, а через него – польско-литовскому королю. Когда Литва и Польша объединились в Речь Посполитую, польско-литовские магнаты стали усиленно ввозить в Землю Запорожских Черкасов крестьян-переселенцев из внутренних областей объединённого государства. Здесь появились люди из Литвы и Центральной Польши, с Холмщины, Галичины, Волыни, Полесья, Черниговщины. Наряду со старой казачьей речью здесь зазвучал десяток различных диалектов. Новоявленные хозяева из польско-литовской шляхты не считались с правами коренного казачьего населения, пытались уравнять казаков в бесправии со своими «подданными» – крестьянами. В течение следующего после Люблинской унии полувека на землях запорожских казаков появились десятки новых городов и сотни слобод. Вырастали как грибы новые крестьянские поселения на коренных землях запорожцев.

Ведя жизнь, обособленную от новопришлых людей, во второй половине XVI века запорожские казаки стали делиться на четыре бытовые группы. Первая – низовцы. Они не признавали никакой другой власти, кроме атаманской, никаких посторонних давлений на их волю, никакого вмешательства в их дела. Народ исключительно военный, часто безбрачный, они послужили первыми кадрами непрерывно растущего казачьего населения Запорожского Низа. В Гетманщине, на литовской украйне, самой близкой к ним по духу группой оставался слой казаков-земледельцев и скотоводов. Они уже привязались к земле и к своему роду деятельности, но в новых условиях умели иногда заговорить языком бунта и в некоторые моменты уходили массами «в старожитное своё место, в Запороги». Из них выделился третий слой – казаки дворские и реестровцы. Они и их семьи наделялись особенными правами, что давало им основание считать себя равными с польской шляхтой, хотя каждый захудалый польский шляхтич относился к ним свысока. Четвёртой группой социального порядка была полноправная шляхта, созданная королевскими привилеями из казачьей служилой старшины. Десятилетия совместных с поляками и литвинами походов показали многих казаков достойными высшей похвалы и награды. Они получали из королевских рук «привилеи» на шляхетское звание вместе с небольшими поместьями на окраинных землях. После этого, на основах «побратымства» с друзьями-соратниками они приобретали польские фамилии и гербы. Но на далёких окраинах Речи Посполитой польские магнаты и их окружение мало считались с правами даже этого слоя казачьего общества.