Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Впервые появившиеся дальнобойные орудия немцев. Обстрел Синявки

На другое утро в 5 часов я был разбужен пронзительно резким звуком орудийного выстрела, звук этот был для меня совершенно не знаком, и я не мог себе отдать отчета, кто и откуда стреляет.

В ту же минуту по телефону с позиции мне доложили, что немцы выпустили дымовую завесу, а из тыла, из Синявки (это было в 12 верстах за нами), сообщили, что местечко это и вокзал железной дороги обстреливается неизвестно откуда летящими немецкими снарядами тяжелого невиданного еще до сих под калибра и что имеются жертвы и Синявка объята паникой.

Синявка от немецкой позиции находилась в 18 верстах и потому я был в полном недоумении, как могли немцы стрелять с такого расстояния, примера такого еще не было, а между тем, выйдя на двор, я совершенно ясно услыхал громко шипящий звук от снарядов, летевших над моей головой по направлению в тыл.

Благодаря дымовой завесе нельзя было определить место этой новой невиданной доселе дальнобойной батареи.

Потом выяснилось, что немцы подвезли одно дальнобойное орудие, из которого они в течение ряда дней ежедневно стреляли по Синявке между 5 и 7 часами утра, предварительно каждый раз выпуская дымовую завесу. Синявка была объята паникой, жители этого мирного местечка с тревогой ждали методической ежедневной стрельбы немцев, часть жителей бежала совсем, часть уходила на время стрельбы в леса. Паника охватила их, особенно после бегства оттуда этапного коменданта со всем управлением, а также и спешной эвакуации оттуда 384-го военного госпиталя. Из моих учреждений в Синявке в то время находились 1-й лазарет и 149-я полевая почтовая контора.

21 июля я посетил Синявку, чтобы навести там порядок, хотя это местечко и не входило в район, подчиненный мне. Мои учреждения, находившиеся там же, чуть было не подверглись панике и вздумали уходить, но им так влетело от меня по телефону, за их малодушие, что они сразу очнулись, а когда я приехал сам в Синявку и произвел им смотр, они представились мне героями. К счастью, снаряды ложились большею частью в лесу возле станции и потому потерь было немного. Один снаряд попал в провиантский магазин, разрушив совершенно одно отделение, где хранились банки с какао, так что огромное пространство было засыпано им, другой снаряд упал на главной улице, ранив осколками нескольких жителей. Вообще, несмотря на корректирование стрельбы с аэропланов, которые всё время вились над Синявкой, немцы стреляли плохо, и за все дни из сотни снарядов выпущенных им и было только два попадания в самой Синявке. Воронки от них, которые я наблюдал в лесу, были такого размера, что каждая из них могла вместить в себя несколько сот человек. <…>

Вернувшись к себе из Синявки, я узнал от начальника штаба, что «колбаса», которую я просил мне дать для наблюдения, прибыла в расположение дивизии и стала уже на указанное ей место, зенитные батареи были уже мной переведены на соответствующие места для воспрепятствования немцам корректировать свою стрельбу с аэропланов.

Таким образом, я совершенно приготовился, чтобы всеми своими батареями обрушиться на немецкую батарею химическими и ядовитыми снарядами (у меня их было до 2000) тотчас, как только немцы утром начнут стрелять из своего дальнобойного орудия.

Но немцы меня предубедили – они, очевидно, заметили «колбасу» и решили ретироваться. Без всякой дымовой завесы, неожиданно, среди дня, выпустили они 4 снаряда и замолкли, убрав орудие. Через месяц оно появилось в районе одной из южных армий.

Мои приказы с замечаниями по поводу распущенности

21-го июля мне случайно пришлось присутствовать на погребении стрелка 60-го полка и убедиться полному отсутствию знаний среди команды, отдававшей почести убитому. Вернувшись к себе, я отдал следующий приказ:

«Присутствуя на отпевании убитого стрелка 3-й роты 60-го полка, я обратил внимание на отделение роты, назначенное для отдания почестей и сопровождения тела убитого. Стрелки этого отделения совершенно ничего не знают, многие не сумели взять «на караул», у одного винтовка была заряжена и он, по-видимому, сам этого не знал, у другого затвор был на боевом взводе неизвестно почему. При движении за гробом офицер повел отделение рядами и вздвоил только после отданного мною приказания. Все стрелки произвели впечатление не обученных или забывших то, чему их учили. Вот куда ведет отсутствие занятий. Благодаря их отсутствию и по головной лености в резервах, отсутствию сознательности и непониманию гражданской свободы, части постепенно обращаются в вооруженные толпы, не страшные немцам и ведущие Россию на погибель. Пора встряхнуться и заняться делом».

Через несколько дней после этого вновь пришлось столкнуться с новыми непорядками при отправлении на работы и отдать приказ и по этому поводу:

«Замечено мною, что роты и команды высылаются на работы без офицеров или с неполным числом офицеров, а также, что команды выходят неаккуратно и с большим опозданием против указанного времени и не в должном числе. Принимая во внимание, что офицеров сверхкомплект, приказываю все команды численностью 10 и более солдат, высылать на работы обязательно при офицере, роты численностью 100 солдат при ротном командире и всех офицерах.

Прошу помнить, что наряд на работы согласно приказа Главковерха № 613 п. 7 является боевым приказом, и неточное исполнение наряда может повлечь крайне нежелательные последствия».

23-го июля командир корпуса посетил 60-й полк моей дивизии, обойдя его в окопах в сопровождении моем. По своей снисходительности или просто вследствие малой наблюдательности, он многих дефектов не заметил или не хотел заметить, но я-то не мог не обратить внимания на ряд упущений и беспорядков, бросавшихся мне в глаза, почему я и отдал следующий приказ:

«Вчера утром командир корпуса, в сопровождении моем, посетил окопы 60-го Сибирского стрелкового полка <…> К большому моему стыду, в 3-й батальоне оказалось, что служба в окопах представлена сама себе, присмотра за несением службы со стороны начальствующих лиц, начиная с командующего батальоном и до отделенного, не видно.

Прежде всего меня поразило, что, подъехав на автомобиле прямо ко второй линии, никто не вышел из землянок поинтересоваться, кто это прибыл. Пройдя все расположение 12-й роты, ни ротный командир, ни офицеры – никто нас не встретил. Наблюдатели стояли на своих местах исправно. В 9-й роте ротный командир встретил только тогда, когда за ним послали посыльного от роты.

В этой роте был наибольший беспорядок – некоторые наблюдатели не были на своих местах, другие стояли неодетые и без ружей, грязь в окопах полнейшая, один из стрелков, при подходе командира корпуса, мочился прямо на бруствер, ход сообщения по мосткам для выноса раненых оказался совсем разрушенным. В 1-й роте наблюдатель 4-го взвода не был на месте, ротный командир не знал, по сколько часов стоят наблюдатели на постах, грязь по всей роте такая же, как и 9-й роте, да и не мудрено после того, что мне пришлось видеть – в 1-м взводе несколько стрелков обедали у землянок, сидя за столом, бывший среди них взводный встал и, отойдя не более двух шагов, тут же помочился. Если взводный, обязанный показывать пример подчиненным, ведет себя так некультурно, то что же требовать от стрелков его взвода. Я уже приказал ротному командиру сместить взводного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});