Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

class="p1">…вместо лица обожаемого монарха [он] тотчас же увидел председателя месткома товарища Суржикова. — «Обожаемый монарх» — дореволюционная формула: «Это был обожаемый царь» [Толстой, Отец Сергий]; «Великое русское воинство, во все времена служившее Обожаемому Царю и дорогой Родине» [из речи московского городского головы А. Гучкова на открытии памятника М. Скобелеву, Ни 27.1912]. В литературе левого направления фраза, конечно, употреблялась глумливо, например: «Припадая к стопам твоим, обожаемый монарх, и омывая оные вдовьими слезами, верноподданнейше прошу…» [Куприн, Царский писарь]. То же у советских писателей: «Ты живешь на Земле, в России, под дланью милостивого, обожаемого монарха…» [Москвин, Двадцать пять рассказов, 62].

В «Котловане» А. Платонова (1930) карьерист Козлов «видит в ночных снах начальника Цустраха товарища Романова и разное общество чистых людей» [Жолковский, там же].

8//28

Представлялись ему: членские взносы, стенгазеты, совхоз «Гигант», торжественное открытие первой фабрики-кухни, председатель общества друзей кремации и большие советские перелеты. — Зерновой совхоз № 1 «Гигант» был создан в 1928 в Сальском районе нынешней Ростовской области; в 1929 имел 400 тракторов [А. Метелев, Зерновая фабрика, КН 01.1929; Н. Осинский, 3 дня на зерновых гигантах, Пр 31.07.29 и др.].

Такой своеобразный элемент советской культуры, как стенгазета, несомненно, еще найдет своего исследователя. По замыслу она была голосом общественности, но часто сводилась к интригам, сплетням и доносам:

«Стенные газеты составляются теми усердными сотрудниками, которые хорошо знают, на кого можно нападать, и не преминут во имя критики и самокритики пнуть начальника, которому предстоит опала» [Istrati, Soviets 1929,57].

Стенгазета внушает страх, особенно в полосы чистки. «У стенной газеты «Клопомор», — пишет фельетонист, — крутился пиджачный водоворот. Все косились друг на друга, шушукались, искали в испуге — «ой, ой, нет ли чего про меня?»» [Л. Саянский, Ог 10.12.30]. Что от «критики снизу» не были застрахованы и вышестоящие товарищи, видно из литературы. В рассказе соавторов «Гибельное опровержение» (1929) начальника протаскивают в стенгазете за поездки в баню на казенном автомобиле; в повести А. Н. Толстого «Гадюка» (1928) — за еще меньшее прегрешение:

«Человек в парусиновой толстовке… стоял на лестничной площадке и читал стенгазету… На карикатуре его изобразили со стаканом чая между двумя трещащими телефонами. Острота заключалась в том, что он в служебные часы любит попивать чай в ущерб деятельности».

Роль стенгазеты как инструмента идеологического контроля не укрылась от зарубежного наблюдателя:

«Стенгазета — по видимости безобидная публикация, выходящая на всех заводах и во многих учреждениях. Этот рукописный, с яркими иллюстрациями лист уделяет равное внимание положению мирового пролетариата и низкому качеству супа в столовой; из него можно узнать как о том, что туземцы Суматры выражают свою преданность третьему Интернационалу, так и о том, что картофель был вчера недоварен. Беспокойство вызывает рубрика «самокритики», которая, как мне объяснили, служит отдушиной для анонимных доносов и обвинений. Так, если кого-то ругают за пьянство, то это, конечно, плохо; но еще хуже, когда тут же другого уличают в том, что он брат сельского попа, третьего прорабатывают за задержку подписки на заем, а четвертого призывают к порядку за то, что он не посылает сына на еженедельные комсомольские собрания, и все это сдабривается антисемитскими выпадами» [Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets, 164–165. Обзор стенгазетного юмора см. в изд.: Печать и революция 06.1927].

Первая фабрика-кухня, оснащенная новейшим заграничным оборудованием, открылась под эгидой Нарпита в 1925 в Иваново-Вознесенске, вторая — в 1927 в Нижнем Новгороде, третья — на Днепрострое; крупные фабрики-кухни строились в Москве (1929), Туле, Сталинграде, Свердловске и ряде других городов. Фабрики-кухни рассматривались как важное революционное преобразование, освобождающее женщину от домашнего хозяйства («бомбы старого быта», по выражению наркома Н. Семашко). Как и новый календарь [см. выше, примечание 20], новая организация питания вводилась под аккомпанемент нападок на традиционные его формы, на «домашний очаг и дымящийся суп» (ср. «Зависть» Олеши). В печати превозносятся лукуллово изобилие и дешевизна, большая пропускная способность и эффективность производственных процессов фабрик-кухонь; отмечаются свет, чистота, удобство, обилие новейшей техники, придающие фабрикам-кухням сходство одновременно с лабораторией и заводом [КН 25.1927; Ог 03.06.28; Б. Микулина, Три кухни, Ог 30.11.29; Ник. Ассанов, 24.000 (очерк), КН 50.1929, и др.]. На фото «Огонька» — зал фабрики-кухни, открытой в Москве к 12-летию Октября: просторная, полукругом идущая галерея конструктивистского стиля с окнами во всю ее длину и высоту, с четырехгранными колоннами, с красивыми современными светильниками. За мраморными столиками с цветами непринужденно расположились на стильных стульях сотни обедающих в пролетарских кепках, косынках, пальто [Ог 30.11.29]. На фото фабрики-кухни в Орехово-Зуеве в 1932 рабочие, тоже в пальто и кепках, сидят по четверо за каждым столиком, под портретами Маркса и Ленина [Posner, U.R.S.S.]. Иностранный наблюдатель отмечает, что, несмотря на неказистую обстановку и оглушительную радиотрубу, едоки фабрики-кухни имеют уверенный, победительный вид [Farson, Seeing Red, 32–33]. Встречается, впрочем, и резкая критика: «Я бываю на фабрике-кухне, и меня тошнит от одного вида гнусного ядева» [Гладков, Энергия, 375].

В связи с обществом друзей кремации см. ЗТ 4//9 со сноской 4. Такое добровольное общество существовало, председателем его был С. С. Войт. Был целый ряд добровольных обществ под председательством известных партийно-государственных деятелей и ученых: общества «друзей Доброхима», «друзей детей», «добровольноегинекологическое» (А. П. Губарев), «друзей радио» (А. М. Любович), «по борьбе с алкоголизмом» (Ю. Ларин), «друзей советской кинематографии» (Я. Э. Рудзутак), «безбожников» (Е. Ярославский), «Долой неграмотность» (М. И.Калинин) и другие [информация из Чу 10.1929]. В одной юмористической подборке тех лет приводится подлинный или пародийный плакат «Записывайся в Общество любителей сожжения в крематориях» [Цен снижение на огненное погребение, См 07.1928].

…Большие советские перелеты — показательные полеты, совершавшиеся в 1925–1930 между городами СССР (например, «звездный перелет» Ленинград — Москва, перелет Киев — Чернигов — Брянск — Калуга — Москва и др.) и из Союза в другие страны (Москва — Париж, Пекин [ «от Кремлевской стены до Китайской стены»], Ангора [Анкара], Тегеран и др.). Спонсорами этих мероприятий, вызывавших немалый энтузиазм в СССР и интерес на Западе (и вносивших элемент «разрядки» avant la lettre в напряженные международные отношения тех лет, в том числе и с теми странами, которые считались ярыми врагами СССР, как Англия или Польша), были Добролет и Осоавиахим. В перелетах использовались новейшие советские машины, как, например, АНТ-9 — акроним А. Н. Туполева, уже тогда известного авиаконструктора. «В ряде государств Запада эти машины демонстрируются как одно из крупнейших достижений нашего авиационного строительства, идущего уже нога в ногу с мировыми достижениями авиатехники» [В. Зарзар, Крылья социализма, Ог 23.06.29]. Знаменитый журналист М. Кольцов, участвовавший во многих перелетах, увлекательно рассказал