Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

училищ — чин министерства народного просвещения, в чьи функции входило наблюдение за деятельностью школ и политической благонадежностью учителей.

8//33

— Ни минуты отдыха, — жаловался Хворобьев. — Фраза звучит как эхо арии князя Игоря Ни сна, ни отдыха измученной душе из оперы Бородина «Князь Игорь». Слова князя Н. А. Болконского: «В своем доме нет минуты покоя!» [Война и мир, П.5.3]. «Ни минуты покоя» — название пьесы популярного на рубеже веков драматурга И. Мясницкого [см.: Закушняк, Вечера рассказа, 231]; такое же заглавие — к современной карикатуре [См 42.1928] и др.

8//34

Я уже на все согласен. Пусть не Пуришкевич. Пусть хоть Милюков. Все-таки человек с высшим образованием и монархист в душе. Так нет же! Все эти советские антихристы. — П. Н. Милюков [см. ДС 1 //9] вполне отвечал этому описанию, будучи одним из самых образованных людей в Думе и в русской политической жизни, а также принципиальным сторонником конституционной монархии. «Сам насквозь рассудочный, — пишет А. В. Тыркова-Вильямс, — он обращался к рассудку слушателей… Начитанность у него была очень большая. Он любил книги, всю жизнь их собирал. Разносторонность его знаний и умение ими пользоваться были одной из причин его популярности. Русские люди, образованные и необразованные, любят ученость, а Милюков, несомненно, был человек ученый» [На путях к свободе, 410]. Лидер кадетской партии был филологом-классиком, смолоду любил и знал наизусть в оригинале древних авторов.

Монархические убеждения Милюкова сказались в его лондонской речи 1909 («русская оппозиция остается оппозицией Его Величества, а не Его Величеству») и в защите им монархического принципа во время Февральской революции 1917. «Я доказывал, что для укрепления нового порядка нужна сильная власть — и что она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия» [Милюков, Воспоминания, т. 2: 316]. «В начале революции, — пишет Тыркова, — героически пытался он спасти монархию, уговаривая в. кн. Михаила Александровича не отрекаться от престола, старался доказать разнузданной солдатчине, что России нужна не республика, а конституционная монархия. Но время уже было упущено» [На путях к свободе, 415].

Характерно согласие Хворобьева примириться с либералом Милюковым. Многие из былых политических противников, яростно нападавших друг на друга с думской трибуны, внезапно обнаруживали общность мыслей и чувств перед лицом «советских антихристов». В. В. Шульгин, описывая Думу в бурные февральские дни 1917, говорит: «Даже люди, много лет враждовавшие, почувствовали вдруг, что есть нечто, что всем одинаково опасно, грозно, отвратительно… Это нечто — была улица, уличная толпа… Ее приближавшееся дыхание уже чувствовалось» [Дни, 158]. Общее место мемуаров и литературы — дружественное общение в эмиграции бывших противников: братание кадета с правым, «равенство за борщом» губернатора с террористом, готовившим на него бомбу, и т. п. [Тыркова-Вильямс, На путях к свободе, 368; Тэффи, На новый, 1927 год]. Законно видеть в данной фразе Хворобьева отзвук этих сдвигов в психологии приверженцев старой России.

Монархист в душе — выражение того типа, о котором см. ЗТ 15//7.

8//35

Одуревший от тяжелых снов монархист… — Реминисценция из Ф. Сологуба: «Тяжелые сны» — название его романа (1895).

8//36

Человеку с неотягченной совестью приятно в такое утро выйти из дому, помедлить минуту у ворот, вынуть из кармана коробку спичек, на которой изображен самолет с кукишем вместо пропеллера и подписью «Ответ Керзону»… — Дж. Керзон, британский министр иностранных дел, весной 1923 направил советскому правительству две ноты с ультимативными требованиями. В СССР развернулась массовая кампания против ультиматума Керзона. «В Москве состоялась демонстрация протеста против лорда Керзона, под грациозными лозунгами: «Лордам по мордам» и «Трескай треску, пока не треснешь» «[Борисов, 75 дней в СССР, 49]. Мощные антикерзоновские демонстрации описывает М. Булгаков в газетном репортаже:

«Поток густел… Магазины закрылись… Над толпой поплыл грузовик-колесница. Лорд Керзон в цилиндре, с раскрашенным багровым лицом, в помятом фраке, ехал стоя. В руках он держал веревочные цепи, накинутые на шею восточным людям в пестрых халатах, и погонял их бичом… В Охотном во всю длину шли бесконечные ряды, и видно было, что Театральная площадь залита народом сплошь… Из пролета выехал джентльмен с доской на груди: «Нота», затем гигантский картонный кукиш с надписью: «А вот наш ответ»… По Театральному проезду в людских волнах катились виселицы с деревянными скелетами и надписями: «Вот плоды политики Керзона»… Ничего подобного в Москве я не видал даже в октябрьские дни» [Бенефис лорда Керзона, Ранняя неизданная проза].

Советские средства пропаганды превратили Керзона в мифическую фигуру, воплощающую натиск мировой буржуазии на молодое государство Советов. В этом качестве имя Керзона нередко упоминалось и в конце 20-х гг., когда он уже сошел со сцены: так, «Правда» характеризует лейбористского министра иностранных дел Гендерсона как «носителя традиций Керзона» [Пр 19.07.29]. Мы видим это и в ЗТ (кроме данного места, см. ЗТ 6//18 — об антикерзоновских плакатах в деревне).

О формуле «Ответим…» см. ЗТ 19//2. Надпись «Ответ такому-то» или «на то-то» часто красовалась на самолетах [фото в изд.: Glaeser, Weiskopf, La Russie au travail, 183 и др.]. Была эскадрилья самолетов под названием «Ответ Чемберлену». Ср. стихи А. Прокофьева: Добролетами, обществом «Руки прочь», / Эскадрилией «Наш ответ Чемберлену»… [Начало диктатуры]; о Чемберлене см. ДС 13//15. Самолеты с кукишами и надписями «Наш ответ Чемберлену», «папе римскому» и т. п. изображались на карикатурах [например, В. Козлинского в Пж 14.1930] и на спичечных коробках. Последние упоминаются и в других литературных произведениях: «На ней [на коробке] аэроплан. Вместо пропеллера мощный кулак и написано «Ультиматум»» [Н. Островский, Как закалялась сталь, ч. 2, гл. 4] (анахронизм, т. к. действие данной сцены романа Н. Островского относится к зиме 1922–1923, когда ультиматума Керзона еще не было).

Формула «В такое утро хочется (приятно)…» — клише очеркового жанра (см. примеры в ЗТ 4//1). Его ироническое употребление встречаем в сатириконовском юморе: «В такие тихие закатные часы хочется думать о чем-то недостижимом, несбыточном…» [из повести молодого беллетриста; Аверченко, Первая дуэль].

8//37

На время им показалось, что совесть их ничем не отягчена, что все их любят, что они женихи, идущие на свидание с невестами. — О литературных ассоциациях данного места см. ЗТ 7//13.

8//38

— У меня самого была знакомая акушерка по фамилии Медуза-Горгонер… Один из них [из художников] по количеству растительности на лице был прямым заместителем Генриха Наваррского в СССР. — В начале XX века и позднее, в эпоху нэпа, была модной бородка «под Генриха IV» (фасон «Анри катр»); одним из известных носителей ее был нарком просвещения А. В. Луначарский. Ср. расссказ В. Ардова, где парикмахер, по ошибке сбрив с лица клиента почти