Мои останкинские сны и субъективные мысли - Эльхан Мирзоев

Они — великие люди. Я их современник, я дышал с ними одним воздухом, но… Их важно ввели в гримёрку — на место выгнанных подростков — они же должны отлично выглядеть перед камерами. И что?! То есть, да, я мог, воспользовавшись толкотнёй стащить использованный носовой платок Астахова, выклянчить ватный тампон, которым счищали макияж с шеи Донцовой, но… Но, блин, дети важнее…

Прямо на окончание того неинтеллигентного диалога попадает пробегавшая мимо Инна Панкова.

— Что случилось, Эльхан? — делает она круглые глаза. — Что ты ей сделал?

— Кто эта… ммм… мадам, а? — спрашиваю.

Говорит, перспективная большая шишка по имени Полина Циторинская.

Потом, кстати, эту амазонку назначили шеф-редактором и руководителем «нашей» программы «Участок».

Стою и прихожу в себя. Мимо пробираются монтажёры с НТВ. Здороваемся. У них время позднего обеда — в конце коридора, прямо над 16-м подъездом, останкинская столовая.

Дима Кабанов, режиссёр программы «Сегодня» на НТВ, тоже идёт осторожно, почти прижавшись к стене — чтобы не попасть под каблуки редакторш. Увидел меня — обрадовался.

— Ты что тут делаешь? — спрашивает и вдруг с ужасом оглядывается. — Ты что — с ними?

И делает большие глаза.

— Нееет! Да нет! Гуляю просто, — торопливо придумываю и сразу путаюсь. — Просто жду знакомого… Поговорить с ней надо…

Солгал, потому что мне было очень стыдно.

Но я же не с ними, ведь?

Осталось минут двадцать до начала записи программы. Суматоха редакторш достигает кульминации.

Начинаю и сам паниковать. Сомнения одолевают. Подозреваю, что должна быть какая-то причина этой беготни, хоть какая-то логика. Сердце начинает колотиться так, словно носился вместе с этими девушками последние часы. Пару раз жёстко обругал себя за снобизм.

Принимаюсь разговаривать с самим собой: «Чего-то мы не сделали, парень! Что-то я не знаю!» Всё жду, вот-вот наступит провал. Не может быть всё так просто. Паникую ещё больше.

Больно кусая губы, решил подслушать диалог двух редакторов.

— Ну, помоги. Ну, помоги, — зовёт одна другую.

Диалог не получился. Вторая кивнула первой, и они вместе помчались дальше.

Бегу за ними. Нас обгоняет ещё одна девушка и останавливает тех первых двух. Слушаю с жадностью.

— Ну, помогите! Ну, помогите! — кричит и эта.

Нет, вот так: «Ну, помогиииииите! Ну, помогииииите!» Выкрикивая это, дёргается и неприлично ёрзает бёдрами. Потом бросается прочь. Те две — за нею. И я — вслед. Но вдруг все трое скрываются в женском туалете. Моё преследование заканчивается.

Бросаюсь к другой группе девушек. Аналогичные призывы о помощи и похожие телодвижения. Так они встречались и кричали друг дружке, а потом вместе убегали.

Мне становится смешно. Хотел пошутить над ними, спросив: «Девушки, вам от этого что — становится легче?» Но не решаюсь. А потом — снова накатили сомнения, страх, паника…

Время 16:50. Вижу Лёшу Федоренко, сидящего на стуле рядом со входом в студию.

— Слушай, друг, что-то здесь не то, — говорю ему.

И тут вижу вдалеке Корчагину, что-то истерично кричащую Инне Панковой, а та стоит, понурив голову, как нашкодивший ребёнок — мелко-мелко кивает и, мне кажется, тяжело сопит. Потом Корчагина поворачивается к оказавшейся у них за спиной Наталье Никоновой, тычет пальцем в Инну и в нашу с Лёшей сторону, хватается за свои светлые волосы, потом за сердце, трясёт головой — сгибается к земле, топчет ногой, размазывает на лице макияж. Руководитель Студии спецпроектов, прижимая к животу свою знаменитую чёрную сумку, отрывисто стреляет словами — словно лает — потом широко открывает рот и издаёт вопль. Честно! Честно, всё это в реальности было, только слов не расслышал — расстояние большое, но по изображаемой Корчагиной муке мученической понимаю, что требует для нас высшей меры наказания, а Никонова на это согласна.

Коллега бежит к нам. Мне становится тяжело дышать.

— Мы рассадку не сделали… — убивает меня Инна.

Во-первых, говорит она это трагичным тоном. Во-вторых, её слова для меня самого как сообщение о вторичной атомной бомбардировке Хиросимы. Что конкретно мы не сделали — это для меня не важно. Важен сам факт. Да, думаю, эта вещь и есть то самое, чего я не знал в ток-шоу. Вот она — тайна этого жанра! Причина всей этой суеты!

Внутри, в районе груди образуется и расширяется пустота — физически её чувствую. В голове включилась сирена с ярко-красной ослепляющей вспышкой: «Это провал! Это провал! Это провал!»

Медленно сползаю на стул рядом с Лёшей. Мечтаю, чтобы в этот самый момент случилось землетрясение, которое всё разрушит кругом и спасёт меня от позора. Закрыл глаза и думаю: «Парень, не успеем! Время упущено! В студии люди собрались, а мы их всех сейчас подставим. Нечего было выпендриваться над бедными девушками. Они-то бегали, делали эту самую, как её…»

— Что такое рассадка? — Лёша смотрит снизу вверх на Инну.

Голос у него спокойный — безмятежно-миролюбивый, как всегда — но тут прихожу в ярость. Хочу с ненавистью наорать на него: «Вам-то хорошо! До вашей записи ещё несколько часов! Вы-то успеете, сволочи! Почему мы оказались впереди вас, а?! Таким, как ты, всегда везёт — у тебя своя квартира в Москве и дача в Подмосковье!..» Мелькает сладкое желание его задушить…

— Нужно нарисовать схему того, как сидят наши участники-подростки, — слова Инны отвлекают меня от замысла этого преступления.

— Ну, а дальше? Рассадка, блин, что такое? — ору я на неё.

— Это и есть «рассадка»! — торопливо кричит Инна. — Схема того, как рассажены герои. Шпаргалка такая — ведущие подглядывают в неё и знают имя участника. Так они не нарушают сценарий…

— И всё??? — не верю я своим ушам.

— Ну, да!

— Постой! Как это? Просто на бумаге А4 — вдоль, так? В виде таблички, в клетках написаны имена, так? Крайний слева в первом ряду — такой-то, дальше — второго так зовут? Оба ряда, где сидят герои, так? Да? Да?

— Да! Да! Да! — кричит девушка.

Теперь она становится для меня желанным объектом тяжкого преступления.

— Инна! Бл. ть! Бл. ть! Бл. ть! Ну, ты даёшь, Инна! Вы с ума сошли? Я думал, это что-то, требующее изменений в сценарии — переписать его, думал, надо. Или связанное с героями — участники особые, о которых мы забыли. Или — с технической стороной записи программы. Ну, рассадка, блин. Сейчас сделаем…

Так и не понял причину той истерики двух блондинок. А ещё не понимаю повода к Вавилонскому столпотворению, устроенному опытными редакторшами Студии спецпроектов. Прошло уже почти два года с тех пор, а я так и остаюсь в неведении. Хоть одна из них объяснила бы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});