Мои останкинские сны и субъективные мысли - Эльхан Мирзоев

— Только держите меня в курсе, а, — жалостно попросила Корчагина. — Завтра днём успеете мне что-то показать?

— Думаем, да.

— Вот мой телефон. Звоните в любое время суток.

— Даже ночью? — не мог не спросить я — безусловный рефлекс такой.

— Конечно! Можно и ночью! — кокетливо заулыбалась блондинка. — Можно просто Лена.

Но тут она вздохнула в голос и едва не расплакалась.

— Я же всю ночь буду здесь работать. Столько работы — надо же подобрать экспертов, их обзвонить. Утвердить ВИПов. Там, у Никоновой, у Эрнста…

Даже когда мы выходили, Корчагина продолжала причитать.

— Это же каторга! Что же делать-то, а?..

Поднялись к себе в редакцию, переговорили недолго и решили начать рано утром. А сейчас — по домам, время — начало первого.

А по коридору 12-го этажа продолжали бегать редкие редакторы. Видимо, дописывали вторую половину листа с концептом.

Впереди меня ждали самые увлекательные дни на Первом канале, кульминация впечатлений от работы в Останкино…

Тема-то важная для общества. Страна ведь спивается от безнадёги. Люди перестали верить в будущее. Когда вокруг социальное неравенство и массовая нищета, отсутствие перспектив, чиновники заели, остаётся от бессилия либо податься в секты, за рубеж — за синей птицей, в свингеры, в дауншифтинг (иногда, внутренний, нефизический), к скинхедам, к террористам, к «лесным братьям», либо бежать за бутылкой. И дети будут пить — они же видят мир взрослых, видят несправедливость, неравенство, жестокость, насилие, цинизм, двуличие. И пытаются выжить в этом мире, с его правилами, с его посредственностью — как могут. Замкнутый круг. Ещё они видят светящийся праздник — например, в «ящике» — чему-то радующихся активных людей, довольных людей; ещё они слышали про сказочно-богатую жизнь на Рублёвке, а ещё они, наивные, находятся в самой гуще бушующего мира потребления с его перевёрнутыми ценностями. Но к тому же они хотят быстрее стать взрослыми… А взрослые мечтают вернуться в детство, туда, где не было посредственности. Замкнутый круг. Бегство за праздником, которого не существует. Так устроен современный человек — ищет, хочет праздника — но выбирает болото.

— Нужен трэш! — влетая в комнату, прокричала мне Инна Панкова. — Говорят, чтобы делал ты.

— Какой трэш? С кем и что я должен делать? — не понял я.

— Никоновой нужен трэш! Говорит, нужна история покровавее — ну, чтобы напившиеся дети устроили какое-нибудь убийство, массовое изнасилование. Говорит, например, сын мать задушил.

— А перед этим изнасиловал? Так, что ли? Бутылкой, да?

Панкова смеётся.

Руководство общалось с нами посредством Инны. Если мы звонили напрямую — после первого короткого разговора сбрасывали звонки. Бедная девушка — разрывалась между нами и начальством. Схема была такая: либо Никонова-Аида-Корчагина-Панкова-мы, либо Никонова-Корчагина-Аида-Панкова-мы. Прямо футбольная тактика на ЧМ-2010.

— Аида говорит, что Никонова вспомнила про историю — несколько лет назад в Подмосковье пьяный внук убил бабушку. Хочет вот это.

— Почему мне поручили? Почему — я? Не хочу трэша!

Инна пожимает плечами и заразительно смеётся.

Принимаюсь размышлять про себя: начинаю подозревать, что цель у нашего руководства — не реальное общественное обсуждение важной для страны проблемы. Зачем им нужна кровь? Столько крови? Словно, их эта проблема не касается. Словно, они живут в благополучном гетто. Есть ведь повод сделать такую тему качественно, отнестись к ней серьёзно. А у них одно на уме — кровь и изнасилования. Называют это — интрига, крутая драматургия, «что-нибудь эдакое». Цель — пустая болтовня.

Всё же, раскапываю ту историю из Подмосковья. После смерти матери 12-летний мальчик В. жил вместе с 60-летней бабушкой в Ногинске. Потеря родителя стала причиной депрессии — ребёнок наше правильное общество не интересовал. А тот связался с компанией взрослых ребят, стал пить, ссориться с бабушкой. Вернулся однажды домой очень поздно — случился скандал, ссора, во время которой подросток бельевой веревкой задушил родственницу. Трагедия произошла полтора года назад, сейчас сироте уже 15 лет; находится в школе закрытого типа — это единственная мера, которую можно применить к преступнику в его возрасте.

— Инна, передай руководству — администрация школы говорит, что на согласования уйдут недели две-три. А ещё лучше — не трогать ребёнка, травмировать его. И я с ними солидарен.

— Да, я тоже с ними солидарна, — задумывается Инна.

— Слушай, почему нельзя позвать обычных подростков — кто пил или пьёт алкоголь. Будет нормальное обсуждение. Без всякого трэша и криминала.

— Да я-то «за»! — начинает отчаянно кричать Панкова. — Я-то понимаю. Только иди — объясни им. Осталось полтора дня, и надо брать истории, которые есть, а они ломаются — это хотим, это не хотим.

Однозначно, хорошо быть начальником на Руси: давать указания всегда легче, чем выполнять эти указания. Можно требовать результата, ссыпать гениальными (но не сформулированными) идеями и ценными инструкциями, а потом удивляться неповоротливости подчинённых, которые не могут эти гениальные идеи воплотить в жизнь — вот, прямо сейчас! Но когда дело касается самих начальников — они, тут же, превращаются в бюрократов и трусов. И начинается: «Пришлите факс на официальном бланке»; «Кто дал вам мой мобильный?»; «Обращайтесь через пресс-службу»; «Спросите у моего секретаря»; «Откуда Вам известен этот пункт из моей биографии?» «Вы, вообще-то, кто?»; «А, вдруг, мои слова кому-то не понравятся?!»; «Надо обдумать ответ на Ваш вопрос» и т. д. Особенно, на телевидении… Сами-то теле-боссы — ой как боятся любой несанкционированной съёмки. Обычным фотоаппаратом напугать можно, сам проверял — драпают, как зайцы.

— Ладно, Инка. Только ради тебя. На прошлой неделе трагедия случилась в маленьком городке Бор Нижегородской области. Парень-подросток А.Г. дома с друзьями справлял своё 18-летие. К ним пришла другая группа подвыпивших — ребята и девушки. Пока до конца не выяснил, но, говорят, требовать деньги — около 500 рублей вымогали. Началась драка. Ну, именинник схватил отцовское ружьё и стал стрелять. Нескольких ранил — в том числе, две девушки в возрасте от 13 до 14 лет, а одна девочка К.Т., ей 13 лет, скончалась от ранения в грудь.

— Ужас! — произнесла Инна, а потом проговорилась. — Но Никоновой понравится…

— О да! Этой только такое и подавай. Я звонил следователю — он против. Ещё переговорю с родственниками подростков с обеих сторон. Если захотят — приедут, но донимать их не буду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});